Письмо - Лана Ефанова
— Не, я домой. — тихо проговорил он
— Ну, как знаешь — сказал Валерка и, увидев другого соседа, крикнул:
— Эй, Кирилл, тебе же только через год экзамен сдавать, пойдем поиграем?
Один лишний
— Я ничего не понимаю, Данил — мама села на кровать сына, вид у нее был уставший. — Меня сегодня твоя учительница пригласила в школу на разговор, говорит, у тебя плохая успеваемость и ты не сдашь экзамены. Я ей сказала, что ты все время за учебниками сидишь и что этого не может быть. Как же так?
Данил опустил глаза в учебник, лежащий перед ним. Он его специально так расположил, чтобы казалось, что он учит уроки, если родители заглядывали к нему в комнату. Картинка была вполне приятная — сын учит уроки, хотя на самом деле он их давно уже не учил, а просто играл в игры. Он не знал, что сказать матери. Хотел вздохнуть и случайно открыл рот, он не хотел ей ничего говорить, он пытался спрятаться от них в компьютерных играх, но остановиться уже не мог.
— Мам, почему вы не разойдетесь? — тихо произнес его язык. — Ведь вы же мучаетесь, вы не даете спокойно жить ни себе, ни мне. Я пытался готовиться к экзаменам, но вы ругаетесь каждый вечер, мне становиться жалко и тебя и папу, я вижу вас со стороны и вижу, как вы не слышите друг друга, не понимаете и не пытаетесь понять. Мне кажется, что вы ненавидите друг друга, и у меня такое ощущение, что вы из-за меня не можете расстаться, не хотите, чтобы “мальчик рос без отца или без матери”, как говорят. Я как-то чувствую себя виноватым, что мешаю вам жить, что ли, мешаю вам устроить как-то по-другому свою жизнь. Мне тяжело думать, что кто-то из вас уйдет отсюда, но еще больнее мне думать, что вы никак не можете решиться, кому придется остаться со мной, “третий-лишний” это про меня. Но я не знаю, куда могу уйти, не окончив 9 классов. Я думаю, после 9 класса я мог бы поехать в другой город в какой-нибудь колледж, где дают общежитие. Если вам так будет легче. Я все время об этом думаю, мне больше ничего не лезет в голову, но когда я представляю, как я уезжаю отсюда и понимаю, что больше никогда не захочу возвращаться, мне становится страшно — я проваливаюсь в какое-то состояние, как будто я во всем мире один, совсем один, а вокруг никого, люди проходят мимо, но не замечают меня, могут толкнуть и не заметить, как будто я призрак. Мне становится еще страшнее. Иногда я выбегаю на улицу, чтобы проверить, что меня видно и специально толкаю кого-нибудь, как будто случайно, а когда на меня начинают кричать, меня это успокаивает и я иду домой. Стараюсь об этом какое-то время не думать и играю в видеоигры. Получается несколько дней, потом все снова по кругу.
Данил говорил все тише и тише и все ниже наклонял голову, как будто хотел стать незаметным. Он замолчал, в комнате была тишина, подумал, что вдруг, ему показалось, что он разговаривает с мамой, а она и не заходила. Мальчик поднял глаза, мама тихо сидела на его кровати с широко открытыми глазами и в них был ужас.
В прихожей хлопнула дверь, мать вздрогнула, поднялась и подошла к сыну.
Обняла его за голову и крепко прижала, и так стояла молча несколько минут.
— Мама, мне больно. — проговорил сын.
— Прости. — тихо прошептала она. — ты никогда не будешь один, мы всегда будем рядом, и я и папа.
И вышла из комнаты
Письмо к дочери
Дорогая моя доченька, ты меня обвиняешь в своих детских травмах, говоришь, что тебе не хватало моего внимания и теперь ты “недолюбленная”. Мне очень больно от твоих слов, от твоей критики.
Я всегда старалась дать тебе все самое лучшее, на что была у меня возможность. В моем детстве я пыталась спрятаться от внимания родителей, так как они постоянно заставляли меня что-то сделать, они не могли видеть, если я “бездельничаю”, читая книгу. И для меня это было очень трудно. Но их так воспитывали: в деревнях дети не читали, они всегда что-то делали — кто корову доил, кто сено косил и т. д. И обижаться на них у меня и в мыслях не было.
Нас никто не учил воспитывать детей. Мы все брали пример со своих родителей. Я же, наоборот, хотела тебя от всего этого огородить и дать тебе больше свободы, ничего не заставляла тебя делать, всю себя и свои заработанные деньги я тратила на тебя.
Покупала тебе вещи, чтобы тебе не было стыдно перед друзьями, как это было в моем детстве. Все бытовые работы по дому делала сама, чтобы тебе было хорошо. Я давала тебе СВОЕ самое ценное. то, что было всего ценнее для меня — время, свободу, тишину.
Твой папа — точная копия по воспитанию моего отца. Когда ты вечером заходила к нам в комнату и начинала что-то рассказывать, мешая ему смотреть телевизор, он тут же говорил тебе: иди уберись в своей комнате.
Мне было тебя очень жалко, поэтому я старалась сделать так, чтобы он тебя не видел лишний раз. Я говорила тебе “почитай книжку” потому, что для меня самой это было величайшим наслаждением — лежать в тишине и читать, а не потому, что я не хотела тебя видеть. Когда я сидела с тобой в твоей комнате и твой отец звал меня, чтобы что-то спросить, я быстро уходила к нему, чтобы он сам не пришел к нам и не заставил тебя убираться, так как для меня уборка — это пытка.
Когда я тебя родила, мне было почти столько же лет, сколько сейчас тебе. Я приходила с работы, готовила ужин, потом все убирала, читала тебе на ночь сказки, пока ты была маленькая, помогала тебе с уроками, хотя ты и сама справлялась, но просила меня сидеть рядом. Папа твой тоже требовал моего внимания, обижался, что я не уделяю его ему.
