Ультрамарины - Мариетта Наварро
До этого момента они ныряли только на пляже, на курорте, осторожничали с волнами, надевали плавки, чувствовали легкую усталость от солнца, сонливость отдыхающих. Или входили в реки, шагали по камням, держали равновесие на неровной поверхности.
Теперь ноги болтаются посреди океана, огромного ничто. И тело им неподвластно.
На капитанском мостике тем временем кто-то барабанит пальцами и делает глубокие вдохи перед прыжком в неизвестность. Ни звука перед решающим шагом, ни слова. Радары выключены, но их проверили: угрозы приближения других кораблей нет. Выкурена сигарета — признак возбужденности и ликования.
Движение остановлено, судно в центре начерченного круга застыло мертвой бабочкой из тонн метала.
Здесь все начинается. Саспенс. Ноги в океане. Тела в воде. В тысячах километров от любого пляжа.
Никто никогда не узнает, но именно сейчас они рождаются заново из воздуха, из моря, по доброй воле сменившие вертикаль на горизонталь, вышвырнутые из возрастных рамок. В одну секунду порядок вещей меняется, птицы летят в обратном направлении, река поднимается к источнику, и каждый чувствует нечто подобное на своем языке, в своей картине мира.
На фоне идеального выпуклого горизонта рождаться гораздо лучше, чем в первый раз, в четырех стенах больницы двадцать, тридцать, сорок лет назад где-то там, в Европе. Они рождаются взрослыми и по собственному желанию, ногами вперед, руками вдоль туловища и с песней, щекочущей горло, с радостным воплем новичка.
III
Они погружаются в воду.
Сперва мыски, затем все тело. Резкий холод, свежесть, обжигающая кожу соль. Огромный океан сдавливает грудную клетку: сквозь темную, местами серую толщу не так легко прорваться, обычно воды будто смыкаются за кораблем, который со всей силы проходит насквозь. Океан не расползается подобно ткани, на нем не оставить отпечатков, как на снегу или на песке. Ныряя, обрекаешь себя на существование невидимки.
Ныряя, думаешь о том, чувствуют ли другие то же, объединяет ли океан души, когда тела болтаются на глубине, когда впечатления подобны молнии. Моряки все еще остаются командой, только теперь управляют подводными течениями, и вместо штурвала — руки.
Сейчас им не нужна храбрость, они не следят за временем. Они словно ждут первого всплеска, чтобы начать путешествие. Они ничего не требуют, ничего не жаждут, они послушно внимают воде и покорны в своем намерении плыть по волнам. Им даже интересно, задержат ли они дыхание, замрут ли они в молчании, поможет ли ощущение эйфории справиться с волнами.
У каждого свое представление о свободе, свой страх перемен. Под веками мелькают пейзажи; детские каникулы; широкие, словно доисторические, равнины; ливни, подобные потопам; поездки на велосипедах под палящим солнцем; крошечные спрятанные в скалах домики; поля подсолнухов и рапсовые поля; пляжи; травы; хижины.
А вот и восторженные лица, минуты забвения, тела, предавшиеся наслаждению. И каждый знает, что море говорит именно на его языке, а могущественный океан — на языке мира.
Когда тела погружаются в воду, видно, из чего они сделаны: у кого синяки, старые шрамы, сутулые спины. Видна упругая молодость и сильные мышцы, любимая обласканная плоть и одиночество. На поверхности люди выглядят совсем иначе, вода вскрывает суть вещей.
И однако они скользят по воде спокойно, кое-где только видна пена, когда ноги в движении. За секунду человек оказывается под водой, волосы словно медуза, наконец-то свободные, макушки отдыхают, мозги тоже, ничто больше не давит.
Вода клокочет в ушах, заливается в нос, когда ныряешь на метр или два, пульс бьется в висках, тишина уже совсем другая. Звуки земли теперь далеко, остается слушать музыку собственной крови, барабанную дробь, паузы. Черный звук апноэ, симфония невесомости.
Они много думали про наготу, им хотелось обнажиться в воде, глупо и упорно, это было сродни наваждению, кожа прежде всего, кожа, сводящая с ума, кожа, которой необходима легкость и одинокая свежесть.
Теперь кожа восстанавливается с помощью волн, соли, даже холода. В первые минуты под водой происходит эволюция, сверкают звезды, ориентиры теряются, глаза открываются, ищут корабль, видят большую тень, огромное судно, а затем, когда приближается поверхность воды и снова светит солнце, когда дыхание ровное, когда выныриваешь, все подводные открытия сознания забываются.
Окунаясь в воду, каждый создал вокруг себя особое пространство, особый круг. Эйфория снимает все предосторожности, они считают лишь расстояние от головы до пят, вытягиваются. Им больше не ведомы земные системы исчисления или навигации, они всецело наслаждаются медитативным состоянием. Они разговаривают и поют, но не слушают друг друга. Они отдаляются друг от друга.
В первые десять минут они лишены намерений. Оказавшись в воде, они машут руками как попало, плавают вокруг шлюпок как вздумается, ныряют и выныривают, шумно дыша. Они чувствуют каждую клеточку своего тела. Темная вода, если в нее окунуться, становится прозрачной. Откуда-то появляется невероятная энергия, хочется все попробовать, все увидеть, все пережить, время вернулось к отправной точке, они орут что есть мочи — ради удовольствия. Они не исследуют ничего, кроме собственной плоти, ее устойчивости, выносливости, способности противостоять течениям спокойного огромного океана. Горизонт перед глазами качается. Одна за другой волны закрывают корабль. Не рассчитывать ни на что — в море такое правило. От соли щиплет глаза, прозрачность воды завораживает, и цвета такого они никогда не видели — кристально-зеленого.
Любой блеск восхищает и радует, даже если это просто луч света, играющий на ягодице. Они понимают, что ловят секунды чистого кайфа, без страха, без тени, без туч. И они тянут время, каждое мгновение. Они плавают бездумным кролем, безумным брассом. Они знают, что это бессмертные мгновения, возможно, единственные за долгое время, мгновения, когда не надо планировать обратную дорогу, строить планы, следовать прямым линиям.
На одиннадцатой минуте они немного успокаиваются, замерзают. Глубоко дышат. Глядя на небо, теперь видят его иначе, оно словно приблизилось, стало гораздо синее, а может, просто глаза устали от яркого света. Они выпрямляются, оглядываются, понимают, что потеряли ориентиры. Держаться на воде сложнее, потому что море разыгралось. То ли солнце сияет с большей мощью, то ли волны выше. Они все еще смеются, каждый сам с собой, слушают эхо, оценивают расстояние между первыми вопросами, приходящими на ум, и звуком собственного голоса, между гулом воды и молчанием остальных.
Они уже не понимают, это их руки рассекают волны или волны ловят их руки, не понимают, определяют ли траекторию движения самостоятельно, или шлюпка ведет. Исследование продолжается, они рассматривают пену на ногах, веселятся. По доброй воле
