В городе детства - Олег Александрович Сабанов
— После того, как нас в нем накрыли, и вправду казалось, что наступил конец света. Однако негативные эмоции выветрились с течением времени, поэтому тот день теперь не кажется черным, скорее наоборот… Возможно, лет через десять-двадцать происходящее теперь тоже будет вызывать во мне умиление с оттенком печали по безвозвратно ушедшему, — ответил я, очнувшись от нахлынувших воспоминаний.
— Так и произойдет, — согласилась Анастасия, добавив предельно туманную фразу: — А лет через сорок-пятьдесят окажетесь настолько счастливы, что станете недоумевать, как вообще можно было ностальгировать по какому-либо периоду своей жизни.
«Нетрудно догадаться, где мне суждено пребывать через сорок-пятьдесят лет, — подумал я, переваривая услышанное. — Может, она сектантка, и намекает на райские кущи после смерти, счастливые обитатели которых поражаются тому, как могли когда-то так цепляться за жизнь? Все-таки мутную даму себе нашел Виталик…».
Беззаботный вид женщины вместе с чрезмерной общительностью так и подмывали меня напомнить Анастасии о цели ее визита, как бы между прочим поинтересовавшись, не стану ли я помехой при уборке квартиры. Она словно угадала мое намерение и не дала произнести завуалированную колкость, заявив с участием в голосе:
— Ой, вы ведь устали с дороги, а я со своими расспросами пристаю! Пойду на кухню, не буду мешать.
Из-за проявленной женщиной тактичности я вдруг почувствовал себя нуждающимся в особом отношении стариком, хотя, по правде сказать, действительно был значительно старше нее. Видимо, поэтому мне сразу расхотелось валяться на диване, и я, словно опомнившись, выпалил:
— Как раз собирался выпить чашку чая, так что нам с вами по пути.
Из кухонного окна открывался вид на убегающий в подернутую морозной дымкой даль центральный проспект, в ослепительном сиянии зимнего солнца напоминающий красочное изображение с туристического буклета. По обеим сторонам вдоль проезжей части возвышались пяти и девятиэтажные жилые дома, где мне многократно приходилось бывать в квартирах у своих приятелей, а также родительских знакомых. Приземистые же однотипные строения магазинов спортивных товаров «Старт» и галантерейного «Ландыш» мы с ребятами в качестве развлечения и вовсе посещали на регулярной основе. Я до сих пор помню кружившие нам голову запахи велосипедных покрышек, шайб, баскетбольных мячей и резиновых лодок, насыщавшие пространство первого, равно как и букет одеколонных ароматов во втором, витавший над прилавками с наручными часами, бижутерией, бритвенными принадлежностями и кожаными изделиями.
Плюс ко всему мне хорошо были видны шесть белоснежных колонн советского классического архитектурного стиля, украшающие главный фасад трехэтажного Дома культуры «Восход», и часть уютной площади перед кинотеатром «Спутник» с большой круглой клумбой в ее центре. Оба заведения сыграли значительную роль на раннем этапе моего земного бытия, поскольку вместе со стадионами они являлись тогда центрами общественной жизни и главными местами встреч для горожан всех возрастов. В Доме культуры существовало масса кружков и студий, в нем проходили самые заметные детские и юношеские мероприятия — новогодние елки, общегородские и районные конкурсы, олимпиады, лекции, встречи с интересными людьми, вечерние танцы, концерты для октябрят, пионеров и комсомольцев, а в перестроечное время ко всему перечисленному добавился видеосалон. С дошкольной поры его высокая колоннада, как и вся строгая симметрия монументального стиля вызывали во мне невольный трепет, напоминая о величественных королевских дворцах из любимых сказок. Однако чаще прочего я вспоминал колонну автобусов прямо напротив длинных каменных ступеней главного входа Дома культуры, к которым в первых числах каждого летнего месяца стекались ребята, чтобы оставить знакомый до каждого закоулка городок ради четырех удивительных недель на территории загородного пионерлагеря. Ну а проведенное в летнем лагере время можно смело считать наиболее яркой страницей из всей сказочной книги детства, и поистине уже счастлив тот, кому когда-то повезло прожить собранные в ней истории.
Что касается ничем не примечательного двухэтажного здания кинотеатра типового проекта, то оно вплоть до старших классов являлось для меня одновременно порталом в иной дивный мир, машиной времени и просто местом, куда всегда хотелось направиться с друзьями или даже в одиночку. Теперь сложно представить, но в ту пору далеко не на все картины можно было без труда приобрести билет, поскольку походу в кино отсутствовала альтернатива со стороны всемирной паутины и бесчисленных телеканалов, способных удовлетворять требования самых привередливых зрителей. Магия начиналась после того, как на стенде перед кинотеатром появлялась рисованная афиша с названием фильма, притягивающая к себе всеобщее внимание ярким маяком посреди серой улицы без сегодняшнего засилья наружной рекламы. Затем на скопленные самыми изощренными способами карманные деньги совершалась покупка билетов стоимостью в десять, тридцать пять или сорок пять копеек, в зависимости от времени начала сеанса и ряда в зрительном зале. Я хорошо помню, как вслед за его приобретением слонялся по просторному фойе кинотеатра в предвкушении просмотра фильма, рассматривая висящие по стенам картины местных художников вместе с репродукциями известных живописцев и тайком косясь на постепенно наполняющих кинотеатр зрителей. Первый звонок приносил в нетерпеливое предвкушение частицу затаенного волнения, хотя опоздание на сеанс было исключено. Со вторым нахождение в фойе начинало приносить дискомфорт, что заставляло меня наконец-то появиться в освещенном желтым электрическим светом зрительном зале и, найдя свой ряд, пробираться к выведенному шариковой ручкой на сером бумажном билетике месту, то и дело задевая колени не желающих приподниматься зрителей. Сразу после третьего свет плавно гас, отчего зачастую возникал эффект куриной слепоты, пропадающий с первыми кадрами предваряющего показ киножурнала, который вспыхивал во весь экран под приятное потрескивание некачественной кинопленки. Сам фильм мог оказаться увлекательным или до зевоты скучным, однако, как я уразумел много позже, моя мальчишеская тяга к важнейшему по определению вождя мирового пролетариата из искусств зиждилась не на одном только интересе к сюжетным поворотам картины. Дело было в том, что каждая, особенно иностранная лента, давала мне возможность удовлетворить мое жгучее любопытство, увидев на большом экране кусочек другого мира, надежно скрытого от нас в реальной жизни железным занавесом. Иногда я настолько увлекался разглядыванием фона, на котором происходило действие фильма, внимательно изучая каждую попавшую в кадр деталь — от блестящего автомобиля неведомой марки до экзотического дерева или неоновой вывески, что забывал о главных персонажах, пропуская мимо ушей произнесенные ими фразы. Еще более увлекательными казались исторические
