Враг женщин - Решад Нури Гюнтекин
Ферхан: — Ты никогда не изменишься, Сара.
Сара: — А почему я должна меняться? Когда ты своими глазами увидишь, как я живу, как развлекаюсь, ты поймешь, почему я так люблю Стамбул. У нас есть своя компания. Я перечислю тех, кто туда входит. Ты знакома с Нермин Ведот?
Ферхан: —…
Сара: — Ты не отвечаешь? Ах, Ферхан! (Сара сама себе): Мадемуазель, где вы? Мадемуазель! (Она ждет еще минуту и затем, потеряв надежду, кладет трубку). Ах, эти телефоны… Правильно жалуются в газетах… Человек не успевает сказать и двух слов своей подруге…
Глава третья
От Сары Нермин
Любимая Нермин!
Я целую неделю не могла написать тебе. Ты, наверное, сильно обиделась… Мы договорились, что, пока я здесь, буду писать тебе каждый день. Ты же станешь сообщать мне обо всем, что происходит в Стамбуле. Таким образом я хоть чуть-чуть избавлюсь от безнадежной скуки, которая царит в этой крошечной безлюдной деревушке. Не сердись на меня за то, что я не выполнила обещание. Здесь все не так, как я предполагала. И без писем хватает увеселений. Но есть и более веская причина, объясняющая мое молчание: пароход сюда приходит лишь два раза в неделю. И с этим ничего не поделаешь. Я не могла посылать тебе письма голубиной почтой.
К тому же и почта не всегда работает безукоризненно… Три дня назад был сильный ветер. Пароход не смог даже приблизиться к нашему скалистому побережью. Бедные пассажиры, стоявшие со своими чемоданами и корзинками на пристани, растерянно смотрели ему вслед. Но я больше сочувствовала тем, которые находились на палубе. Каково им пришлось: вместо того чтобы высадиться, они только издали взглянули на пристань и были вынуждены в разгар бури возвращаться назад в Стамбул. Как тут не потерять разум?
Наша оливковая роща находится в сорока минутах езды от берега. Из поселка мы добирались туда на маленьком фаэтоне, который мой дядя заказал для себя в Стамбуле. Я сама хотела доставить письмо на почту. Из почтения ко мне кучером согласился стать зять моего дяди — господин Ремзи. Весиме и вправду счастливая девушка. Господин Ремзи очень порядочный молодой человек, правда, несколько простодушный. Мы разговаривали всю дорогу до пристани. На маленьком причале в тот день было неожиданно многолюдно и шумно. Сначала я подумала, что это из-за вчерашней бури. Но господин Ремзи открыл мне истинную причину:
— Приход парохода на Нашу пристань настоящий праздник, наподобие ярмарки… Это вносит разнообразие в нашу монотонную деревенскую жизнь. Жители окрестных сел стараются приезжать сюда именно в эти дни. На базаре закрываются лавки, и на пристани люди устраивают импровизированный рынок. Ремесленники, служащие, военные — все появляются на берегу, они несут в корзинах разную еду. Ибо это единственное развлечение для жителей поселка.
В словах Ремзи чувствовалась легкая грусть. Может быть, бедный агроном вспоминал о своей жизни в Европе…
Итак, прибытие парохода дважды в неделю — лучший повод разогнать тоску и скуку, царящие в этом поселке. Население собирается возле здания таможни и, стоя здесь, на тесной площадке, вглядывается в лица вновь прибывших из Стамбула пассажиров.
Неделю назад все это произвело на меня неизгладимое впечатление. В тот момент, когда я сама спускалась по трапу, мне казалось, что меня встречают не как обычного пассажира, а как знаменитую актрису… Я приветствовала стоявших на пристани и улыбалась каждому из них… Я будто не замечала, что со мной происходит… У меня есть хорошее качество, которое я выработала у себя: незаметно, не привлекая ничьего внимания, следить за всем, что меня окружает. Все взоры, все глаза были с удивлением и восторгом устремлены на меня. Жители толкали друг друга, чтобы лучше меня разглядеть. Были и такие, которые бросались сквозь толпу, чтобы еще раз оказаться на моем пути. При этом они падали прямо на бегу, ругались между собой. Короче, я добилась некоего успеха… Оставалось только услышать рукоплескания толпы. Нермин, мой успех распространялся с мгновенной быстротой… Повозка моего дяди ждала меня возле маленькой мечети. Пока я туда шла, из кофеен появлялись люди в салта[2] и в галифе; из полицейского участка показались жандармы, и почти из всех окон свешивались головы любопытных.
Должна, между прочим, заметить, что слава моя в этих краях неуклонно растет, и я превратилась уже в предмет всеобщего восхищения, который обязательно стоит увидеть. Даже тогда, четыре дня назад, когда мы с зятем моего дяди посетили поселок, вокруг меня собралась целая демонстрация…
Мы находились в дальнем конце причала. Я не выходила из повозки, а Ремзи стоял около нее и наблюдал, как пенятся волны.
Я поняла, что вокруг меня становится тесно. Молодые и старые, гражданские и военные, — все высыпали на набережную.
До этого дня я никогда не встречала людей, которые совсем не стеснялись проявлять свои чувства и обнаруживать слабости. Причем делали это искренне. Подталкивая друг друга и скаля зубы, они следили за каждым моим движением и обменивались комментариями в мой адрес так громко, что я почти различала слова. Те, кто стоял позади, поднимались на цыпочки, чтобы рассмотреть меня… Все в точности напоминало поведение поклонников звезд театра и кино, когда они толпятся перед сценой, созерцая своего кумира. И эти люди не задаются вопросом, что происходит в душе того, кого они жаждут лицезреть.
Я смотрела в сторону моря, поэтому они не могли видеть моего лица. Некоторые так толкались, что чуть не свалились в воду. Мимо проходил офицер полиции. Он ступал как на параде, но краем глаза тоже смотрел на меня. В этот момент разбившаяся о причал волна окатила его брызгами с ног до головы. Все кругом захохотали. Офицер сначала застыл в недоумении, потом разозлился и, остановившись, резко обернулся и угрожающе посмотрел на тех, кто смеялся. Может быть, заметив, что и я была в их числе, а может, из-за того, что сам оказался в смешном положении — с него ручьями текла вода — он смягчился и покраснел. Его лицо стало одного цвета с алым воротником его мундира. Но, несмотря на это, он сохранил благородную осанку, хотя был весь мокрый. Тут вторая волна ударилась о камни и разлетелась над нашими головами, обдав на этот раз
