Спаситель - Елена Юрьевна Галинская
Все пятеро навьюченных животных – это были их верблюды, с их фермы, которые постоянно сопровождали их в перегонах – стояли рядом с Умаром, беспокойно перебирая ногами и ушами, оглядываясь вокруг. Молодняк же почти весь в страхе разбежался.
– Ясер, помоги Ибрагиму! – крикнул Фарес, а сам в это время отчаянно сражался со своей арабской кобылой, которая никак не хотела подчиняться его командам, напуганная невиданным зрелищем.
Наконец он смог ее приструнить, до предела натянув поводья и всадив шпоры в бока так, что лошадь захрипела и встала на дыбы.
Он немного отпустил поводья и снова ударил по бокам ногами, и лошадь понеслась вперед, в сторону дюны, пролетев мимо каравана и людей.
Раздался еще один взрыв.
Хотя солнце было еще высоко и светило довольно ярко, Фаресу показалось что наступил кровавый закат, а небо заволокло черными тучами.
Лошадь снова замедлила галоп, перейдя на рысь, натужно дышала и хрипела под ним, но он беспощадно вдавил шпоры в бока кобыле, и она снова перешла на галоп.
Добравшись до вершины дюны, Фарес остановил кобылу. Внизу простирался кромешный ад. Обломки самолета были раскиданы на сколько хватало глаз, тут и там виднелся огонь. Ничего целого не осталось. Не было больше самолета – сплошные обломки, обрывки и горящие кучи. Над пустыней поднимался черный, как ночь, дым, обагренный языками пламени.
Фарес тронул кобылу, и она неохотно стала спускаться по крутому склону дюны. Но добравшись до изножья лошадь встала и отказалась идти дальше, как Фарес ни старался ее заставить. Ни шпоры, ни плеть не помогли. Тогда он слез с кобылы, придавил длинный повод найденным тут же камнем, погладил ее морду, нос, прошептал несколько ласковых слов на ухо, попытался как мог успокоить, напоследок сказал: «Жди здесь!», а сам развернулся и побежал к обломкам.
Но чем ближе он подбегал, тем отчетливее понимал, что спасти кого то вряд ли удастся. Не было крупных обломков. Не было видно уцелевших кресел. Не было слышно криков. Лишь треск огня, пожиравшего остатки огромной птицы, созданной людьми.
По щекам Фареса текли слезы, и он не мог сказать, чем они вызваны – едким дымом или скорбью.
Подходя все ближе он чувствовал нарастающий жар и все более едкие испарения.
Вот он подошел к первым остаткам, вещам, которые находились в самолете, а может и частям самого самолета.
Круглое стекло, видимо, иллюминатор.
Журнал, полуобгорелые страницы которого перебирал огненный ветер.
Вот обуглившаяся одежда.
А вот и… Фарес несколько раз всхлипнул в голос. Перед ним лежала оторванная, обгорелая рука человека.
Слезы текли ручьем, он уже и не пытался их остановить. Как зачарованный, он шел дальше, оглядываясь по сторонам.
Шарф, закрывающий рот и нос от песка, уже не спасал от гари, и он закашлялся. Черный дым мешал разглядеть что-либо, лез в глаза, вызывая зуд и жжение.
–Фарес! Фарес, осторожнее!
Он обернулся, и увидел что за ним бежит Умар. Глаза его были огромными и испуганными, он отчаянно жестикулировал руками. Вот он на ходу окутал лицо нижней частью куфии, чтобы дополнительно защитить рот и нос. Фарес остановился и дождался его.
– Зачем ты пошел сюда? Здесь может быть опасно – голос Умара звучал приглушенно и невнятно.
– Мы должны попытаться спасти их, спасти выживших! – в речи Фареса чувствовался надрыв.
– Посмотри на это! Посмотри, тут ничего не осталось! Ничего не уцелело. Никто не выжил! Нам надо уходить, пока мы сами не угорели от дыма! Ясер уже пытается связаться со спасателями, а нам тут делать нечего!
Фарес отвернулся от него и пошел дальше, насколько только позволял жар и дым пожарища, рассматривая сквозь клубы густого черного дыма остатки самолета. Умар, все еще вопрошая к его здравому смыслу и уговаривая вернуться, все же шел следом.
Спустя пять минут совместных блужданий по окраине места катастрофы (они не могли подойти ближе из-за жара и едкого дыма), они уже с трудом могли видеть, их рот и нос были полны дыма, они кашляли и еле дышали. Наконец, Фарес признал, что Умар прав – выживших нет.
Они увидели огромное количество останков – обгорелые руки, ноги и почти полностью тела, но все они были покрыты черной коркой, говорящей о явном отсутствии жизни в этих телах. Никто не кричал, не плакал и не взывал к ним. Кроме треска и гула огня, других звуков не было. Фарес остановился и знаком показал Умару, что они возвращаются, как вдруг взгляд его упал на довольно большой кусок пластика – часть крыла или фюзеляжа, лежащего поодаль, у подножия соседней мелкой дюны. Он лежал метрах в двадцати от них, и Фарес уловил за ним какое-то движение. Он кинулся к бело-серой пластине, только слегка подкрашенной дымом и обугленной по краям.
И вдруг ему на встречу из-за этой пластины вышла девочка.
Фарес встал как вкопанный, и Умар наткнулся на его спину. Девочка подняла на них свой взгляд небесно-голубых глаз, и смущенно и грустно улыбнулась. В руках она сжимала некогда белый, а сейчас грязно-серый сверток.
Если не считать измазанных гарью щек, на девочке не было и следа катастрофы, в которой ей удалось выжить. А она точно была с самолета, больше ребенку в пустыне взяться было неоткуда. Ближайший город отсюда – Таиф, но до него было около пятидесяти километров. Других поселений поблизости не было. К тому же эта девочка явно не была саудиткой – светлые длинные волосы, голубые глаза, и абсолютно неподобающая одежда – штаны и рубашка.
– Что случилось? – от ошеломления Фарес не догадался сказать ничего лучшего.
– Авиакатастрофа – голос девочки был тоненьким и звенящим, как колокольчик на лугу. В нем вовсе не было признаков испуга или шока. И она говорила на чистейшем арабском, но об этом Фарес задумается позже.
Фарес и Умар кинулись к ней.
– Как ты попала сюда? Ты была в самолете?
– Да.
Умар обернулся на поле, напоминающее ад.
– Как тебе удалось выжить?
Девочка внимательно посмотрела на него. Она нахмурилась, а затем, помолчав несколько мгновений, ответила:
– Я внимательно смотрела на объяснения стюардессы. Что нужно делать в случае внештатной ситуации. И я была готова.
Она вдруг протянула Фаресу грязный сверток, который держала в руках.
