Воспитание верности у котов и мужчин - Евгения Халь
Свой дом — это не просто стены. Это возможность тихо поплакать, когда хочется. И хотя эта возможность стоила мне недешево, потому что снимать квартиру в Москве, да ещё и в центре, это дорого. Но к счастью, моя квартирная хозяйка, которая жила в буквальном смысле рядом, то есть на одном со мной этаже, была женщина добрая, хоть и с причудами, и цену не задирала. И кроме того, аренда квартиры в столице сразу избавляет от лишнего веса. Особо не зажируешь, и даже за фитнес-клуб можно не платить. Просто лишний раз вместо метро пробежать пять остановок до работы, и вот ты уже стройная лань без особых расходов.
Я положила коробки с тортиками на стол. Крем с французской или итальянской ванилью — черт ее раздери! — размазался по прозрачным стенкам. А напротив стола, на гвоздике, на стене висело моё свадебное платье в прозрачном футляре. Моё роскошное платье принцессы. Пенно-кружевное безобразие, как назвала его мама, подробно рассмотрев фотографии с сорока пяти ракурсов.
И только сейчас до меня дошло, что оно похоже, как две капли абсента, на эти проклятые тортики, которые я зачем-то перла домой. И что больше мне ничего этого и не понадобится. Ни ванили, ни платья, ни фаты. Все осталось там, в спальне Стаса, среди прыгающих сисек блондинистой модельки.
Я достала ложку из ящика стола и открыла коробки. Вонзила ложку в торт, зачерпнула сладкую подтаявшую массу и отправила в рот. Откуда-то вдруг послышался тоненький такой, словно щенячий, визг. Удивлено прислушавшись, я поняла, что этот странный звук идёт из моего собственного рта. Словно моё сознание разделилось на две части. Одна из них со стороны и с изумлением наблюдала, как другая, рыдая, заглатывает полные ложки торта, давясь ароматной ванилью. Картина Репина: "Приплыли!" У меня шизофрения, раздвоение личности.
И вдруг эта раздвоенность исчезла и мой мозг окончательно осознал, что я, Таня Рощина, в полной заднице, где мне и место, ем торт и рыдаю. Жую и давлюсь кремом, заливаясь слезами. Наш крем. Мой и Стаса. С нашего свадебного торта.
Как больно, когда умирает это "мы" и превращается в "я" и "он". Как несправедливо! Потому что для меня это "мы" означало полное соединение, сплетение, врастание. А для него "мы! — это он, его девицы, его жизнь, и где-то там, на сто пятом месте я.
Я так привыкла, что "мы" существует, что начала оставлять в его квартире свои вещи, хотя ночуя у него, вполне могла довольствоваться тем, что есть в его элитной квартире. Мне казалось, что они, мои вещи, должны быть в его жизни, даже когда я не с ним. Ведь "мы" — это не только слово. Это мои трусики в его комоде, фен на полочке в ванной.
Все женщины, похожи на первобытных неизвестных художников, что рисовали на стенах пещер забавные сценки охоты, чтобы доказать, что они там были. Так женщина оставляет свои вещи в квартире мужчины, чтобы напомнить ему, что она существует в его жизни, и словно говорит другим женщинам:
— Девчонки, ничего личного, но эту территорию уже застолбили. На этом прииске золотишко добываю я. Вот трусы-флажок, огораживающие территорию! Кто не успел — тот опоздал. Незнание закона не освобождает от ответственности. Так что берите руки в ноги и чешите искать другого прынца!
Мужики так, кстати, не умеют. Они, приходя к женщине, как ниндзя, не оставляют следов. Поэтому они до сих пор не могут выяснить, кто первый побывал на Луне. Вот если бы туда высадили женщину, то даже зеленые человечки из отдаленных галактик сразу бы увидели, что Луна занята. Вместо дурацких флажков там бы гордо реяли трусики, в лунном грунте валялся бы фен, а на самой Луне в творческом беспорядке была бы разбросана косметика.
Кстати, о косметике. По спине пробежал холодок, когда я представила, что, может быть, эта сисястая модель даже сушила моим феном свои длинные и, наверняка, нарощенные волосы. Фу, какая гадость!
Отбросив ложку, я схватила нож и принялась кромсать оставшиеся торты. Ошметки бисквита, белого шоколада и снежной сахарной пудры веером разлетались по кухне. Я кромсала ножом свою чёртову жизнь, несбывшиеся мечты, ванильную сказку, в которую поверила. Дура! Ненавижу себя! Разве мне может достаться принц? Откуда они в нашем Волчехренске? Да и в Москве они тоже толпами не ходят. Мне и так повезло. Приехала учиться, поступила на бюджетное, и даже устроилась после универа по специальности в рекламное агентство. И… тадам! Его владелец, прынц, в смысле: единственный сын крутого олигарха в меня влюбился и даже замуж позвал. И родители его благословили, вот что интересно! Вместо того, чтобы гнать меня, мышь серую, поганой метлой.
Я подошла к зеркалу.
— И ты, дура, поверила, что в жизни так бывает? — я с размаху ударила по зеркалу ладонью, испачканной кремом.
Жирный белый отпечаток остался на стекле. На тебе! Жри свою сказку, идиотка провинциальная! Подавись ею! Все вокруг гадали в чем же подвох. Этот невысказанный вопрос читался в глазах сотрудников, и даже в украдкой брошенных взглядах прислуги в доме родителей Стаса.
И что он в ней нашёл? Вот сучка волчехренская! Она же никакая! И такого мужика отхватила. А я даже думать об этом боялась. Чтобы не спугнуть удачу. И только теперь поняла в чем дело. В моей серой мышиности. Такая блондинистая сиськастая осьминожка, которую он трахал в нашей спальне, Стасу бы не смолчала. Если бы она застала его с другой, то повырывала бы волосья и сопернице, и ему. Весь дом бы разнесла! А я, рохля, только сбежала, заливаясь слезами. Даже телефон его не проверяла никогда. Ему просто со мной удобно было. С мышью, которая свое место знает и глазенками снизу вверх на него счастливо поблескивает.
Мне стало душно и я открыла окно. Свежий ветер ворвался в дом. Платье на гвоздике зашелестело. Вот она, мечта всех девочек. Платье принцессы. Мне-то оно теперь ни к чему. Оно будет висеть в шкафу, желтеть и медленно стареть вместе со мной. Кружево потемнеет и пропитается запахом обожравшей его моли. Холодными пустыми вечерами одинокие слезинки будут стекать по моим морщинистым щекам. А руки в пигментных пятнах гладить чудесную ткань. Да к хренам собачим! Я медленно подошла к платью, взяла в ладонь кружевной
