Истопник - Александр Иванович Куприянов
Он запрещал говорить при нем о сталинском поселке Старт.
В некоторых воспоминаниях – Штарт.
И сам ничего не рассказывал.
Боялся. Но не мог запретить себе помнить.
Стихотворение Николая Заболоцкого про можжевеловый куст – зэковская молитва, перед тем как уйти навсегда. Никого и ни в чем не упрекая.
Уйти в вечность. Да простит меня Бог, можжевеловый куст!
Играет симфонический оркестр. Звучание мощное. Холодок, тот самый, тревожащий еще с 30-х годов, бежит за ворот. Первые две начальные строки каждого куплета исполняет солист. Это зэк. С лицом падшего ангела. В полосатой робе, он стоит перед хором, на фоне черных фраков и белых манишек. Зэки в полосатом отбывали свой срок в лагерях особого режима. Его голос пронзительно чист. И мы вдруг понимаем – по выражению лица, по напевности его вокала, что перед нами кастрат. Или…
Он женоподобен.
Зэк театрально отставляет ногу в стоптанном башмаке, картинно заламывает руки у груди. Седые волосы его, причесанные на пробор, набриолинены, щеки припудрены, губы подкрашены помадой. Шут гороховый! Арлекин, Пьеро с белой маской вместо лица…
Но почему нам так горько? Почему его так, до слез, жалко?!
Болезненное несоответствие невыразимо печального содержания и странной, если не сказать больше – уродливой формы.
Дисгармония, распад, разрыв…
Укол смертоносной иглы.
Никакой толерантности мы здесь не чувствуем.
На лице солиста отчаяние и обреченность.
Оператору и режиссеру придется изрядно потрудиться, чтобы точно передать глубину страдания человека, прошедшего сталинские лагеря. И ставшего тем, кем он стал. Впрочем, киношники, о! эти колдуны света и тени, шаманы деталей и нюансов, маги, наконец, перевоплощений, не нуждаются в советах беллетриста. Тарковский и Феллини. Кончаловский и Сокуров. Они могли бы точно передать состояние Божьей кары, настигшей певца в полосатой робе. Насильно нельзя изменить природу человека.
Только Бог может позволить себе сделать это.
А еще на память здесь приходят Босх и Брейгель.
Вот чьи сюжеты угадываются нами в трагическом пении хора на сцене.
Перед зэком на пюпитре ноты. Он поет по нотам.
Он слегка похож на Вадима Козина. Мы понимаем, что в прошлом зэк – известный артист. Может быть, он даже пел в Большом театре.
Козин отбывал свой срок на Колыме.
И умер в Магадане.
Заключенных тогда называли по-разному. Сначала были просто л/с – лишенные свободы. А с 1934 года – ЗК, зэка, зэки. В документах писали через косую – з/к. Горько шутили: забайкальские комсомольцы. Или заполярные. Даже встречалось название «зыки».
Мы же будем называть их так, как они называли сами себя. Зэки.
В хрущевские времена, когда наступило время развенчивания культа личности Сталина, почему-то принято было считать, что репрессиям подвергались лишь верные ленинцы и знатные коммунисты: комбриги, директора заводов, секретари обкомов и крайкомов партии. Это не так. Сажали всех – крестьян, командармов, «недобитых кулаков», инженеров, учителей, рабочих, поэтов, красную профессуру. Заключенные делились по категориям: уголовники, политические, повторники, суки… Политические сидели по знаменитой 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР.
Были среди сидельцев и мужики.
Они же черти и лохи. Обыкновенные работяги.
Такие, как Иван Денисович из бессмертной повести Солженицына.
А еще накипь – аристократы ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей).
В свою очередь, уголовники делились на касты.
Паханы, полнота, порчаки, мастёвые, урки… Потом шли общие, для урок и политических, подкасты: придурки, бакланы, шныри, фитили, доходяги.
Впрочем, доходяга и фитиль почти одно и то же. Фитиль догорает.
Доходяга ищет свою последнюю корку хлеба на лагерной помойке.
Осип Мандельштам был доходягой. Язык не поворачивается так называть великого поэта. На Третьей Речке, под Владивостоком, Мандельштам погиб от болезней и голода. В пересыльном лагере.
А Николай Заболоцкий придурялся чертежником.
Нам не один раз придется обращаться к языку сидельцев. Кинороману необходим речевой фон той эпохи. Постараемся не особо, правда, вдаваться в подробности лагерного сленга. Зависимостью фонем от морфем занимался, как известно, Иосиф Виссарионович. Названный в известной песне большим ученым. У него на все хватало времени. И расстрельные списки подписывать, и критиковать академика Марра, идеалиста языкознания, и Платона читать.
В подлиннике.
Сами лагеря назывались по-разному: Степлаг, Карлаг, СЛОН – Соловецкий лагерь особого назначения, БАМлаг.
Все они объединялись понятием ГУЛАГ.
ГУЛАГ – Главное управление лагерей. БАМлаг, о котором пойдет речь в киноромане, мы будем привычно называть Бамлагом. Писать не как аббревиатуру, а как слово. Но с большой буквы.
Как того потребовала орфография новых языкознанцев. Мы еще приведем, скорее всего в заключительных титрах, глоссарий – словарь зоны. Список слов и понятий, на которых иногда изъясняются наши герои. Мы также покажем некоторые различия в написании отдельных географических названий тех мест. Таковых немного, но есть. Пока же, по ходу повествования, обозначим жаргон и понятия, присущие уголовному миру, курсивом.
Все подлинные документы, которые процитированы в киноромане, выделены особым шрифтом.
Мат и брань, привычные среди лагерников, в киноромане не звучат, автор использует близкую по смыслу лексику, разрешенную цензурой.
Знайте заранее.
Да, ну а почему все-таки хор?! Какое коллективное пение под оркестр, если ночью от мороза волосы примерзают к нарам? А днем от цинги выпадают зубы. Кровью харкают на снег зэки-тубики. Какой вокал, если одной из пыток была пытка бессмысленным трудом: заключенных заставляли на сорокаградусном морозе часами переливать ведром воду из одной проруби в другую! До песен ли при такой жизни?!
Пусть знает читатель: в любом, самом захудалом лагерном пункте, командир ставил задачу перед начальником КВЧ (культурно-воспитательной части): «Обеспечить хор! Чтобы через месяц пели!»
Зачем?! Изощренное издевательство особого рода?!
Точно ответил Солженицын: «В первостепенном воспитательном значении именно хора политическое начальство (имеется в виду начальство лагерей – здесь и далее примечания мои. – А. К.) убеждено суеверно. Остальная самодеятельность хоть захирей, но чтобы был хор! Песни легко проверить, все наши. А что поёшь – в то и веришь» («Архипелаг ГУЛАГ»).
Не забудем и про отдельную функцию хора в античной трагедии.
Время, про которое мы ведем речь, конечно, не античность. Оно было совсем недавно. Но трагедий в нем случилось не меньше. Наш фильм начнется с
