Кто в бане живет - Алена Смирягина
Плечо мальчика было жарким, как банная печь.
– О господи! – отпрянула Лариса.
Виталик взвизгнул, как звереныш, крутонулся волчком на цветастой простыни, дернул тонкой ножкой, словно в судороге, и сел на кровати.
– Нам надо идти, – протянула Лариса к мальчику руки.
В темноте было видно, что маленькое бледное личико перекосила гримаса отвращения.
– Перестань! Перестань, пожалуйста! – закричала Лариса, бросилась к мальчику, сгребла его в охапку, прижала изо всех сил упирающееся тельце, и побежала прочь из дома.
Виталик засучил ногами, больно пиная Ларису, затем уперся ручками ей в грудь и выгнул спину дугой, пытаясь вырваться. Не разбирая дороги, путаясь в высокой траве, обжигаясь крапивой, Лара бежала к калитке, стараясь при этом удержать Виталика.
***
Василий Петрович снял милицейскую фуражку с лоснящимся от времени козырьком и положил ее на край стола. Прямо перед Василием Петровичем на мятой газетке лежал здоровый жирный копченый рыбец с растопыренными жабрами. Над столом приветливо склонилась подросшая вишня, в утлом дощатом сарайчике покудахтывали сонные куры. Василий Петрович почесал сквозь тонкую исподнюю майку живот и улыбнулся рыбцу. Полная луна, непривычно рано появившаяся сегодня в вечерних сумерках, вкрадчиво отразилась в большой белой чашке свежего пива. Кроме исподней майки на Василии Петровиче были форменные милицейские брюки и высокие не по сезону ботинки, плотно зашнурованные до последней дырочки.
Василий Петрович сделал первый глоток, крепко зажал голову рыбца между указательным и большим пальцами, и резко повернул ее на себя. Крепкий сухой позвоночник рыбы многообещающе крякнул, и в этот момент калитка со звоном распахнулась. Тревожно закудахтали куры, Василий Петрович уронил голову рыбца на газету.
– Помогите…. – Лариса почти упала на дорожку возле стола, – там… такое…
Маленький Виталик вырвался из ее рук и отбежал подальше к курятнику. Мальчик был в одной пижамке, весь взъерошенный, в сумраке глазки его отливали неестественной желтизной, словно у больного гепатитом. Василий Петрович спокойно, но внимательно посмотрел на ребенка, нехотя вышел из-за стола и помог Ларисе подняться.
– Ты чего? – по-отечески спросил Василий Петрович, подвигая Ларисе табуретку.
Лариса истерично всхлипывала, словно икала, и не могла остановиться.
– Там… в бане… пожалуйста… убили… – попыталась выговорить она.
– Убили? – участливо вздохнул Василий Петрович. – И много народу полегло?
Лариса, продолжая икать, показала указательный палец.
– Всего-то, – махнул рукой Василий Петрович, возвращаясь за стол – ну, это ерунда.
– Послушайте, – возмутилась Лариса, и вдруг перестала икать, – я не шучу. То, что я видела… это ужасно… Я думаю, что Вера убита. И ее окровавленный труп висит на крюке прямо посреди нашей бани, и все залито кровью!
Виталик, до сих пор жавшийся у курятника, вдруг весь затрясся, скривился, словно собираясь заплакать, а потом вдруг как-то странно, боком запрыгал к дому Василия Петровича, перепрыгнул через порог и исчез на темной веранде.
– Пускай, – махнул рукой Василий Петрович, – и сама испугалась, и ребенка напугала. Дуры вы с Веркой.
– Пожалуйста, – взмолилась Лариса, – вы же участковый! Нужно вызвать подкрепление.
– Подкрепление? – улыбнулся Василий Петрович, – это можно.
Привычным движением остеохондрозника со стажем он наклонил голову вправо-влево, встал и не торопясь пошел к курятнику. Закудахтали в теплой прелой темноте несушки, послышалась возня. Василий Петрович вышел, вытирая о траву ребро левого ботинка. В руках он крепко сжимал толстую черную курицу. Курица была жива, о чем говорили ее вполне живые, полные застывшего ужаса глаза, но голова ее свешивалась набок, а серые когтистые лапы были неестественно крепко поджаты к телу.
– Ну, пойдем, – сказал Василий Петрович и первым зашагал к калитке.
Дача Кости и Ларисы была через три дома, да и из тех два заколочены. В глубине двора почти у самого оврага красивая крепкая баня.
Василий Петрович широкими уверенными шагами прошел мимо старенького, доставшегося Косте от бабки дома, мимо высокой грозной крапивы и царственного гордого чертополоха и остановился у куста дурманящей ночной фиалки. Лариса еле поспевала за ним.
Войдя в предбанник, Василий Петрович огляделся. Одной рукой прижимая к дородному торсу безвольную курицу, второй он потрогал женское ситцевое платье, молодое и приятное на ощупь, а потом заглянул в баню. Лариса еле живая от страха, громко дышала за его широкой спиной.
Никакого растерзанного тела, никакого крюка из потолка не было. Теплая еще баня, мокрые веники, крепкий запах эвкалиптового масла.
– Кровь, говоришь? – с интересом спросил участковый.
На полу, и вправду, темнели какие-то пятна. Василий Петрович наклонился, кряхтя присел на корточки, поскреб желтым ногтем заляпанную половую доску и задумался. Пятна, и вправду, были похожи на кровь. Словно кто-то задрал тут, прямо в бане кролика или птицу. Василий Петрович выпрямился, почесал затылок свободной от курицы рукой и вдруг почувствовал на своем объемном милицейском животе чей-то взгляд. Послышалось странное сопение.
Участковый прищурился, стараясь разглядеть, что там за печкой, вслед за ним прищурилась и Лариса. И вдруг она отчетливо увидела маленького голого мужика – бородатого, с длинными густыми спутанными волосами, с листьями и соломой в бороде.
Мужик смотрел на участкового и Ларису желтыми недобрыми глазами, не отрываясь и не мигая.
– Твою ж мать! – сказал Василий Петрович, не выпуская из рук курицы.
Мужик хихикнул с баском, а потом вдруг присел, подсобрался весь и прыгнул, как кошка прямо на вошедших. Лариса охнула и упала, сильно ударившись затылком о лавку.
Когда она пришла в себя, то сразу даже не поняла, где она. Голова болела от затылка до переносицы, словно ее сдавили пыточным железным обручем. В бане, где она лежала, упершись головой в лавку и некрасиво раскинувшись ногами, было темно, а свет шел от распахнутой двери в предбанник. Круглая сильная луна стояла так низко над домом, что казалось, она сидит на крыше. Лариса прислушалась. На пороге предбанника негромко разговаривали двое.
– Пацана-то верни, – сказал Василий Петрович, присаживаясь на порог и устало вытягивая ноги в высоких кожаных ботинках, – Виталика, городского.
– Вернул ужо, – отвечал ему странным скрипучим голосом голый волосатый человечек.
Он тоже сидел на пороге, вцепившись в приступок пальцами ног, как цирковой орел когтями в кольцо. В руках это странное создание держало черную курицу участкового.
– Сдалась тебе эта Верка, – вздохнул Василий Петрович и стал расшнуровывать ботинки.
– Баба видная, – скрипуче хохотнул человечек.
– Когда ж ты угомонишься, приходи лучше ко мне пиво пить. Знатного рыбца на рынке подарили, – улыбнулся Василий Петрович, аккуратно вынимая ноги из ботинок и вытягивая их вперед.
Из-под форменных брючин участкового клубились жесткие черные волосы, крупные сильные щиколотки плавно переходили в большие круглые коричневые копыта.
