Право на любовь - Лами Данибур
Наконец, она плюхнулась на лавочку и со вздохом констатировала:
– Всё! Ждём! Сейчас он выйдет! Посмотришь на него!
Подъездная дверь открылась и явила нам на обозрение высокого, седого, небритого пожилого мужчину в шлёпках на босу ногу. Одет он был неказисто: замызганная майка и потрёпанные временем треники. А сверху накинул на себя бушлат.
София озарилась улыбкой и полезла в свой пакет.
– Ну, чё те надо? Достала меня! – недовольный Миша сотрясал воздух, разбрызгивая слюну.
– Вот хлеба принесла! – Соня протянула две буханки и пару булочек.
– Не могла сама подняться?
– Ты же знаешь, у меня нога болит.
– А у меня геморрой, и что теперь?
– Видишь, я с подругой пришла, не кричи!
Дедок посмотрел на меня как на пустое место и, схватив хлеб, продолжил возмущаться:
– Это всё?
– Хочешь, возьми конфеты!
– Двести рублей когда отдашь?
– Зарплату дадут, отдам!
Разговор мне был неприятен, поэтому я решила уйти подальше, чтобы не слушать их перепалку.
– Да пошёл ты к чёрту! – психанула София и крикнула мне вдогонку, – Подожди! Я с тобой! Не уходи!
Я остановилась и дождалась. Соня стыдливо отводила глаза.
– Ведь знает, что мне подниматься трудно, неужели сложно понять?
– Зачем Вы его кормите?
– Он же обещал мне помочь!
– Что за деньги он требует?
– Я возила его на такси туда и обратно документы оформлять, чтобы прописка была. А это 700 рублей. Мне 200 не хватило, он занял, теперь вот требует.
– Зачем Вы приносите ему еду?
– Помогаю! Да! Он ещё и заказывает, – засмеялась София, – говорит, мол, колбаски бы мне, ветчины, дома есть нечего! Говнюк!
– Вы уверены, что нет другого способа получить гражданство? Он же Вас обманет! Так же как и другие!
– Надо попробовать! Мне сын говорит, терпи! Надо потерпеть! Я не хочу депортацию! Я так боюсь, что снова бить будут!
Мы вернулись в сквер.
– Ох, как пить хочется! – Соня жадно глотнула своё что-то тёмное из бутылки и закурила.
– А что у Вас с ногой?
– Инсульт был. Но я выкарабкалась! Только нога сильно тянет, а так ничего!
– Вы в больнице лежали?
– Нет, дома одна была, по стеночке ходила, зрение совсем пропало, а теперь уже ничего! Справилась! Ох, мне нужен дом! Свой дом! Ты знаешь, я так счастлива, когда одна! Я устаю от людей! Я мечтаю жить одна!
Выпуская дым, София смачно сплёвывала.
– Уехать бы в деревню, купить дом, посадить картошку! И почему мужчины такие злые?
– Вам не кажется, что Вы сами позволяете им так себя вести?
– Я стараюсь! Я пытаюсь угодить!
– Соня! Как давно Вы пьёте?
– Лет восемь уже! Инвалид приучил.
– Вот скажите мне, дорогая! Зачем Вы заплевали весь периметр вокруг себя? Никто не подойдёт! Всё заплёвано! – и мы рассмеялись, – Соня, не ждите спасителя! Только Вы сможете изменить свою жизнь! Перестаньте собирать всё, что плохо лежит, и вспомните о себе! Полюбите себя! Посмотрите, какая Вы красивая! Вы же забыли о себе совсем! Вы мучаете себя! За что Вы так с собой?
– Хочешь, я ради тебя брошу пить? Вот возьму и брошу!
– Не надо ради меня! Сделайте это для себя! Ради той красивой, доброй, открытой девочки, которую так долго держат взаперти! Отпустите её! Она ведь достойна быть счастливой!
Солнце ушло, и я чувствовала, что продрогла. Пришла пора прощаться. Соне нужно было ещё успеть добежать до дома (в дачный посёлок), чтобы потом вернуться на работу.
Мы вышли из сквера. Мороз крепчал.
– Что же делать? Я же ничего не рассказала о себе! Ты так и не узнала, что случилось в моей жизни!
– Ничего! На сегодня, пожалуй, достаточно!
Я, не в силах больше смотреть на её голую грудь, опустилась на корточки, чтобы заклепать куртку, потому что замок, как выяснилось, был сломан. Натянула ей на голову капюшон и пожелала беречь себя. Мы обнялись на прощанье.
– Не обижайте больше себя! Вы у себя одна! Надо помнить об этом!
На перекрёстке мы разошлись в разные стороны. Я прошла шагов десять и услышала громкое:
– Подожди!
Оглянулась – София рылась в своём волшебном пакете.
Она достала конфеты и булку.
– Забери! Это твоим детям!
– Не надо, спасибо!
– Забери, пожалуйста! Забери! Это им! Твоим детям!
Спорить было бесполезно. Я вернулась, забрала сладости и на прощанье ещё раз обняла, пожелав ей всего самого.
Больше мы с Соней не виделись. Через неделю я заметила, что полы моет парень, а потом и вовсе эту обязанность на себя взяла кассирша.
Я спросила у неё о Софии, и она, опустив глаза, буркнула, что таких уборщиц им не надо. Узбечку уволили за воровство.
***
Какое странное ощущение! При мыслях о Соне в моей голове параллельно возникает Чеховская героиня – госпожа Щукина. То самое беззащитное существо, приводившее в отчаяния окружающих.
– Какая между ними связь? – спорю я сама с собой. – Это же небо и земля, история совершенно из другой оперы!
Но, тем не менее сто́ит мне только вспомнить о Соне, и Чехов тут же, улыбаясь, подмигивает, поправляя пенсне.
