В царстве тьмы (Грозный призрак, В шотландском замке, Из царства тьмы) - Крыжановская-Рочестер Вера Ивановна
С этого дня началась упорная и умелая атака, постепенно приближавшая ее к намеченной цели. В полумраке комнаты больного разыгрывались сцены утонченного кокетства: в пеньюарах, превосходивших ценою бальные туалеты, с наитрогательнейшим самоотвержением проводила баронесса ночи у постели больного мужа, едва уделяя время необходимому отдыху. Когда болезнь, казалось, усиливалась, она упрашивала доктора оставаться иногда даже на ночь, и доктор уступал, когда прекрасные темные глаза, полные слез, устремлялись на него с мольбой, а эти совместные бдения и ужины с глазу на глаз их сближали и устанавливали связь, которая должна была подчинить молодого доктора.
Барон был спасен, и это почти чудесное исцеление сразу создало доктору известность. Никого не удивляло, хотя больной и поправлялся уже, что врач был ежедневным гостем, и свидания с глазу на глаз в будуаре за чайным столиком продолжались по-прежнему. Поддавшийся баронессе доктор Заторский уже засматривался на нее, а та была пуще прежнего соблазнительна в откровенно домашних платьях и почти не скрывала кипевших в ней чувств. Наконец, разыгралась решительная сцена.
Однажды вечером вставший уже с постели барон приводил в порядок, с помощью секретаря, накопившуюся за время болезни корреспонденцию, а доктор, не бывший целую неделю, появился в будуаре. Баронесса уже несколько дней терзаемая сомнением и ревностью, вскочила с места и бросилась ему навстречу: пылавшие щеки, дрожавшие губы, выражение глаз, все явно выдало ее чувства.
— Почему вы не были целую неделю? — пробормотала она, сдавленным от волнения голосом.
Вадим Викторович провел рукой по лицу и ответил вполголоса:
— К чему лгать? Я хочу сказать вам, что буду являться как можно реже, потому что… мне предписывает долг честного человека.
Анастасия Андреевна глухо вскрикнула от радости и схватила руку доктора.
— Да говорите же… Скажите, правда ли то, что, казалось, я прочитала в ваших глазах? Неужели мне выпало высшее блаженство быть любимой вами?
— Да, — прошептал Заторский, задыхаясь.
В ту же минуту две руки обвились вокруг его шеи и к губам прильнули пылавшие уста. Ослепленный на мгновение страстью, он прижал к груди эту трепетавшую от любви женщину, но затем он порывисто оттолкнул ее от себя и спросил нерешительно:
— Вы любите меня? Ведь вы же любите вашего мужа!..
— Я любила его… пока не увидела вас, и продолжаю питать к барону смешанное чувство уважения, дружбы и благодарности, потому что он вырвал меня из нужды. Но сердце мое встрепенулось только, когда я увидела вас и поняла, что такое любовь: это божественное чувство, заставляющее все забывать.
Какой мужчина, если он не особенно даже ослеплен собственными достоинствами, не будет польщен, выслушав подобное признание? Это не просто «успех» — ПЕРВОМУ возбудить истинную страсть в душе женщины, бесспорно молодой и красивой, но уже бывшей двенадцать лет замужем, которая не нашла своего идеала до встречи с ним, несмотря на жизненный опыт. Это не то, что легкая победа над наивным сердцем молодой девушки, еще открытым и готовым воспринять всякие впечатления. Заторский был побежден. Труженик, ученый, до той поры он испытывал лишь легкие любовные похождения, а эта страсть к чужой женщине ослепила его, заставила забыть свои принципы и совесть.
Под влиянием чувственной и развратной женщины он на время сделался таким же циником, как и его современники. Однако лежавшая в его основе честность внушила ему мысль заставить любовницу развестись с мужем и жениться на ней. Но Анастасия Андреевна была слишком осторожна и практична, чтобы променять свою роскошную жизнь «большой барыни» на гораздо более скромное существование. Поэтому она отвергла предложение возлюбленного под тем будто бы предлогом, что чувства признательности и преданности не допустят ее нарушить спокойствие мужа таким громким разрывом, и дело на том остановилось. Доктор остался только «другом дома».
Барон, бесконечно признательный спасшему ему жизнь человеку, искренне привязался к нему и всюду восхвалял его, доставив ему богатых и многочисленных клиент в, а на молодого врача смотрел как на члена семьи. В свою очередь Вадим Викторович широко воспользовался столь выгодным положением: он стал другом и поверенным обоих детей, засыпал их подарками и конфетами и, постоянно заменяя занятого своими работами барона, всюду сопровождал Анастасию Андреевну. В конце-концов, он забросил почти всех своих знакомых, отдавая свое время лишь больным и семье барона. Такое положение тянулось уже год, как вдруг случилось неожиданное событие.
Барон отправился в Лондон для участия в археологическом конгрессе. Там, исследуя незадолго перед тем доставленный транспорт древностей, Козен познакомился с молодым индусом и его приятелем, русским князем Алексеем Елецким, родных которого барон хорошо знал.
Оба они намеревались вернуться в Индию для изучения оккультизма и производства раскопок, и предложили барону сопутствовать им. Предложение было, однако, слишком заманчиво, чтобы страстный археолог мог устоять, и он согласился, но по возвращении домой ему лишь с трудом удалось победить противодействие жены.
Хотя в душе Анастасия Андреевна была рада его отъезду, но притворялась огорченной и обиженной разлукой. Роль свою она так прекрасно провела, что барон уехал убежденный в серьезной любви жены и поклялся, ради ее спокойствия, давать знать о себе как можно чаще. Так как путешествие предполагалось продолжительным и представляло множество опасностей, то барон перед отъездом сделал завещание. Жене он оставлял солидный капитал, а Вадима Викторовича назначил временным опекуном детей, прося того охранять его семью в качестве врача и друга.
Влюбленные чувствовали себя превосходно: муж сам простер покровительственную руку на их тайную связь и освятил, до некоторой степени, частые посещения доктора.
Вначале все шло хорошо и приличия сохранялись, но баронесса, будучи неуравновешенной, ревнивой и страстной натурой, несмотря на личину лицемерия, позволила себе выходки, которые скомпрометировали ее. Весьма скоро не одна только прислуга, но и знакомые стали недвусмысленно переглядываться и усмехаться по этому поводу, а в обществе доктора называли человеком потерянным и считали, что ему никогда не удастся вырваться из цепких ручек своей зрелой возлюбленной.
Таково было положение дел в начале рассказа, и мысли, обуревавшие баронессу, пока она нетерпеливо перелистывала книгу, были, по-видимому, не из приятных.
Несмотря на то, что связь с доктором тянулась уже более трех лет, страсть ее не остывала. Между тем, она замечала, что он изменился и, очевидно, пресытился ею. Ее мучила злоба. Наружно все оставалось по-прежнему. Вадим Викторович посещал исключительно ее дом, терпеливо подчинялся ее тиранической,
почти
грубой власти, а она, тем не менее, чувствовала,что
он ускользал от нее. Вдруг она вздрогнула, услышав в соседней комнате твердые и легкие шаги, и через минуту на пороге будуара появилась высокая фигура мужчины.Несколько бледное лицо его с правильными чертами было строго и спокойно, густые черные волосы были коротко острижены, а в больших, стального цвета серых глазах под густыми ресницами светились ум и сила.
Баронесса бросила книгу, кинулась навстречу вошедшему и хотела обнять его, но тот резким досадливым движением отбросил протянутые руки и подвел ее к стулу.
— Боже мой, как вы неосторожны! Сколько раз я просил вас беречь излияние нежностей для закрытых дверей, когда мы бываем одни. Какой бы был скандал, войди кто-нибудь из детей или слуг! — заметил он вполголоса.
Баронесса густо покраснела, и губы ее дрожали от злости, когда она отвечала:
— Прежде ты не был так осторожен. Дети могут войти только когда я их позову, что касается слуг, так не достает только того, чтобы я стеснялась их.
— Да я-то стесняюсь! О нас и так слишком много говорят в обществе, и мне уже начинают действовать на нервы двусмысленные взгляды и насмешки! — возразил Вадим Викторович, — опускаясь в кресло и закуривая. Его лицо чуть вспыхнуло от неудовольствия. — Ах, право, я желал бы, чтобы барон вернулся… А теперь, прошу вас или позвать детей, или пойдемте к ним. Лиза очень бледна, — прибавил он, нарушая тягостное молчание.