Алексей Смирнов - Мартовский человек
"Бах!. . Трах... - Козлов сатанел. - Скорее, трах... "
Олечка собиралась прослушать целый концерт от начала до конца. Уразумев ее намерение, Козлов перестал цепенеть и сатанеть, и начал холодеть. Он отлично знал, чем чреваты подобные музыкальные паузы. Вряд ли ему по плечу усидеть сорок минут с каменным лицом, изображая глубокое погружение в мир классики. Он любил рок. Но не смел и отказаться.
Господи Боже ты мой! Как же его угораздило! Выходит, и голову он драил зазря... никто, никто не станет с нечеловеческой страстью прятать нос в его волосы... На кончике языка нетерпеливо плясали разные обидные слова. Не придется, видно, ему познакомиться с волшебными ладошками поближе... Какого же лешего? Тут же вспомнился звонок товарища. Там без него пьют, а он сидит тут?
Собственно говоря - что в ней хорошего? Ни черта в ней нет хорошего. Тощая. Умная. Под рубашкой - два кукиша, не за что взяться. Право слово, не о чем, Козлов, горевать.
Но Бах оставался Бахом и угрожал душевному здоровью. Он осторожно, неумолимо подводил Козлова к краю пропасти.
- Меня, - молвил Козлов беспечно, наклоняясь вперед и упирая локти в колени, - такая музыка не очень пронимает, я ее плохо знаю. Но это хорошо, что ты ее включила: мне под такое лучше думается... к примеру, задачи могу решать...
- А-а, - вежливо откликнулась Олечка и вернулась в состояние легкого художественного угара, будучи вырванной оттуда репликой Козлова.
"Зараза, - думал тот. - "А-а". Я т-те дам - "а-а"... Забалдела уже смотреть тошно. Смех, да и только - это же надо: нормальные балдеют от всего нормального, а эта от чего? "
Размышляя так, Козлов не забывал изображать задумчивость жестами и мимикой. Изредка он как бы улыбался своим мыслям, без устали ерошил волосы, как бы стремясь полностью отрешиться от действительности. Еще он усердно тер лоб и как-то по-особому ухитрялся "теплить" глаза. Он знал, что Олечка, несмотря на свой дурной экстаз, внимательно за Козловым наблюдает.
Плавки причиняли жестокие страдания. То ли резинка в них перекрутилась, то ли еще что... "Когда же это кончится? "- затрепетал несчастный искатель любовных утех, выслушав очередной аккорд, звучавший как заключительный, но таковым не бывший. И это оказалось последним, о чем он подумал, находясь в здравом рассудке.
Где-то в животе, нарастая, соревнуясь с Бахом в технике, послышалось слабое поначалу урчание. Козлов встрепенулся, но было поздно: из глубин организма подал голос желудок - не просто подал, но возопил, изголодавшийся и обезумевший от обильной духовной пищи.
Урчание было настолько звучным, что Олечка очнулась и удивленно вскинула глаза. Козлов, увидев еле заметную улыбку на устах подруги, встал.
Он твердыми шагами прошел в прихожую и на вопросы миловидной Олечки отвечал не вполне вразумительно.
"Молния" на куртке не застегивалась. Козлов вышел так.
На улице к тому времени сделалось до обидного холодно. Март молчал.
Козлов сел на спинку скамейки и прочно утвердил ноги на сиденье. В подворотне протяжно заорал кот, ему немедленно ответил второй.
Дрожащие звезды и редкие фонари освещали черную воду реки и фигуру на зябко белеющей скамье.
Уже ставшую ночной тишину нарушали лишь истошные кошачьи вопли.
Козлов курил и, глядя на красный уголек сигареты, думал о своей дурацкой жизни. Ему всегда не везло.
1982