Максим Горький - Убежал
- Мил-лая собака!.. - чмокал он губами, гладя Гуляя, довольно равнодушно относившегося к его ласкам.
- Ах ты, господи! - вздохнул Савелий и, передвинув рукой шапку на голове, снова начал вяло и скучно говорить: - "Будешь, говорит, исправен, похлопочу, чтоб тебе участок дали. Рублей, говорит, двенадцать наберёшь. Но, говорит, смотри! Помни, кто ты". Ну, я и того... Ты бы, брат, улез в дыру-то до утра. Как я кончу дежурство, так и того... а теперь опасно мне. Обход должен сейчас поехать. Лишусь я через тебя места и прочее такое! Плюнь, брат! Улезь!
Рыжик, слыша его просительный и боязливый шёпот, ликовал.
- Гуляйка! Милая собака! Небось, ты вот меня за три целковых не продашь? а? У, ты!..
Савелий понурил голову и стал тыкать палкой в землю. Рыжик продолжал:
- Друг ты мой, Гуляй! Собака ты, но супротив тебя человеку не устоять. Душа у тебя есть. Жалеешь ты меня? Вижу, жалеешь! потому - и я ведь собака...
- Собака и есть! - вдруг вскинул головой Савелий.
- Ну?
- Собака, мол, и есть! Тебя честью просят, не подводи человека, а ты своё. Чёрт паршивый! Лезь, коли хошь!
Рыжик не ожидал такого взрыва, не приготовился к нему и был поражён им.
- А как не хочу?! - нашёл он вопрос.
- А, так я тебя силком засуну али в полицию сведу. Понял? Ты что думаешь? Мне, брат, всё равно. Я Мишку Косого прошлый раз отправил. И очень были мной довольны. Что я могу делать, коли с вашим братом сладу никакого нет!
Савелий воодушевился. Он почувствовал на своей стороне силу и ещё что-то, поддерживавшее его.
- Дурак, говорил тебе - лезь! вон обход едет! слышь? Лезь, чёрт! заберут! А то сам сейчас засвищу! Ну!..
Но Рыжик не полез. Он почувствовал, как что-то горячее и удушливое хлынуло ему из груди к горлу, крякнул, заскрипел зубами и вдруг истерично закричал:
- Не хочу! Не лезу! Гуляй! Пшёл сюда! Я - твой хозяин! Гуляй! давай воровать! Смотри, солдат, тащу! Хочу доску спереть у тебя, солдат! Что ж ты меня не хватаешь?! а? Ну, свисти! Свисти, подлец! Мерзавец ты! Узы его, Гуляй! Рви его!! рви его, Иуду!!.
Рыжик пришёл в исступление. Он начал дико кричать и, вцепившись в шею собаке, пытался бросить её на Савелия.
Собака громко завыла, вертясь в его руках, и вдруг вцепилась ему в ногу.
Дико вскрикнув, Рыжик, как сломанный, свалился на землю и, воя, как волк в капкане, стал кататься по ней.
Разозлённый Гуляй метался вокруг него, пытаясь вцепиться ему в горло, а солдат растерянно стоял и, нелепо размахивая палкой по воздуху, резко свистел, закинув голову в небо.
Послышался топот лошадей, и на пустырь выехали две серые конные фигуры.
- Что такое? - торопливо спросила одна из них, спрыгивая на землю и обращаясь к Савелию, ещё не успевшему перестать свистеть.
Савелий тупо оглянулся на Рыжика, откатившегося к стороне. Над ним уже склонился другой полицейский и поднимал его с земли.
- Что за шум? Ну! - повторил свой вопрос полицейский, встряхивая Савелия за шиворот.
- Человек пришёл... - забормотал Савелий. - Пришёл и прёт доску. Я, значит, и засвистел... Господи!.. - вздохнул он убито.
- Человек пришёл!.. - передразнили его и, сунув кулаком в лицо подведённого Рыжика, слабо всхлипывавшего, добавили: - Разве это человек? У ты, м-морда! Веди его!
Савелий неопределённо махнул рукой и не тронулся с места.
- Веди его, говорят! - крикнули ему.
Тогда он подошёл к Рыжику и, взяв его за рукав, глухо сказал:
- Пойдём!
- Смотри, чтобы не убежал! - напутствовали его полицейские и, сев на лошадей, скрылись в ночной тьме.
Рыжик шёл и молча всхлипывал, то и дело наклоняясь, чтоб дотронуться до ноги.
Шли какой-то пустынной улицей, среди заборов, из-за которых на улицу простирали свои голые ветви уродливые деревья. Улица была узка, и ветви висели над ней частой сетью. Казалось, что много длинных и тонких рук протянулись друг к другу и пытались сцепиться в крепком рукопожатии, но ветер, качая их, не позволял им сделать это, и деревья тихо и жалобно скрипели. Сквозь узоры ветвей видны были фатально плывшие в небе тучи, и их медленное, тяжёлое движение было так тоскливо и бесцельно.
Вдали виднелись тёмные силуэты каких-то построек, и жалкие огоньки фонарей, мерцая кое-где средь них, делали ночь ещё тоскливей и мрачней.
- Вот тебе, проклятый! - радостно взвизгнул Рыжик, взмахнув рукой в воздухе... И вслед за его визгом раздался жалобный визг Гуляя.
Савелий остановился.
- Что это ты собаку-то?.. - угрюмо спросил он, посматривая искоса на Рыжика.
- К-камнем тррахнул! Попал хорошо. Что, дьявол, воешь? Вой, вой! Я выл. И ещё бы завыл, но больше голосу нет.
Рыжик захохотал дробным, металлическим смехом и грузно опустился на землю.
- Дальше я не пойду. Устал я и иззяб. Здесь я издохну. Дальше ни-ни! будет.
Он вытянулся на земле и замолчал, скорчившись в странный, лохматый ком.
Савелий тоже стал, молча оперся на палку и уставился на него глазами, переминаясь с ноги на ногу и желая сказать что-то.
Где-то неподалёку приютился Гуляй и тихо взвизгивал.
Минута за минутой, медленные и тяжёлые, проходили в молчании и точно камнями ложились на Савелия. Он, стоя над Рыжиком, сопел и, сгибаясь над ним, наконец, осторожно дотронулся до его плеча.
- Пойдём, брат! - сказал он, точно выдавив из себя эти два слова.
- Куда? - не поднимая головы, спросил Рыжик.
- В участок, - тихо прошептал Савелий.
- Н-не хочу! - двинулся Рыжик. - Не могу. Бывал уж я там... А ты пошёл прочь. Пошёл прочь! - звонко выкрикнул он, садясь на земле и показывая рукой куда-то вдаль. - Пошёл! - настойчиво повторил он, видя, что Савелий не двигается с места.
- Не могу я уйти, - заговорил Савелий, вздыхая. - Невозможно это. Нужно тебя представить. Ты не сердись на меня, брат! Что ж такое? Там тепло, и сыт будешь. А то вон ты какой больной. Помрёшь ещё на улице где. Разве долго?
- Э-эх ты, Иуда!.. Иуда ты предатель! Товарища продал! Как собаку бы тебя камнем хватил, но сил нет. Оз-зяб я... и хвор, это верно. А хватил бы... ох, как бы хватил, кабы сила! Но ты... подлец! - И Рыжик снова вытянулся на земле.
- Эх, брат! - заговорил Савелий. - Непонимающий ты. Какая наша жизнь? Волчья жизнь! Хорошо это? Ну скажи! Вот то-то! - уверенно кончил он, видя, что Рыжик молчит. - Рад я, что могу по-человечески пить, есть, а ты всю жизнь мог мне нарушить... Ну, вот оно и вышло так... - И он снова замолчал, не умея сказать, как это вышло.
- Ну, а я? - ехидно спросил Рыжик, посмотрев на него, и закашлялся. Он кашлял долго, извиваясь змеёю на холодной земле. - Ну, а я? - ещё задыхаясь от кашля, повторил он.
Его вопрос, резко прозвучав в холодном осеннем воздухе, замер, покрытый тоскливым скрипом деревьев. Савелий молчал и думал.
- А ты!.. судьба уж такая у тебя! - произнёс, наконец, он, смущённо тыкая палкой землю.
- Су-удьба!.. Нет, не судьба, а потому, что ты мерзавец. Нет никакой судьбы, мерзавцы только есть! Понял?! - вдруг крикнул он.
Снова наступило молчание. Гуляй, перестав выть, подошёл к Рыжику, лежавшему среди улицы, и глухо заворчал.
- Пшёл! - крикнул на него Савелий и замахнулся палкой. - Слушай, Гриш, пойдём!
- В участок-то? - спросил Рыжик.
- В участок!
- Больше ничего мне и невозможно уж? а?.. Эх ты, подлец!.. - почти простонал Рыжик. Савелий молчал.
- Хошь, я уйду? Навсегда уйду, чтоб уж с тобой и не встречаться нигде, окромя страшного суда? Хошь?! - вдруг вскочил он с земли и стал против Савелия.
- Нельзя этого сделать, браток! Никак это невозможно! должен я представить тебя. Уж ты не спорь, пожалуйста. Что поделаешь? Жизнь у тебя такая. И никуда от неё не уйти тебе! - философски убедительно говорил Савелий и даже легонько хлопнул по плечу собеседника.
- Не уйду? никуда не уйду? Ой врёшь, уйду! От всех вас уйду, и ничего вы с меня не возьмёте. Да!
- Нет, брат, такого места, Гриша, куда так совсем уйти можно. И не ищи! - вздохнул Савелий.
- А в реку ежели? - стуча зубами, еле выговорил Рыжик.
Савелий вздрогнул.
- Это что же? Это уж совсем швах дело! - быстро заговорил он. - Разве можно это говорить? Пустяки это, браток!
Говоря так, он ощущал безотчётный страх, усиливавшийся по мере того, как он присматривался к лицу Рыжика, синему, с оскаленными и стучащими зубами, острому и почему-то решительному до ужаса.
- Идём! - вдруг дёрнул его за рукав Рыжик и бросился бегом вперёд.
- Ну вот, давно бы! - радостно крикнул Савелий и, путаясь в длинных полах своей шубы, поспешил за ним.
Рыжик, длинный и худой, бежал и над чем-то смеялся. Громадный и тяжёлый Савелий, громко стуча сапогами по мостовой, пыхтел, как паровик, и еле поспевал за ним.
Смех Рыжика звучал неприятно, как смех сумасшедшего, и производил на Савелия угнетающее впечатление. Но довольный, что всё обошлось хорошо, он пытался не отставать от товарища, частыми, но мелкими шагами летевшего вперёд.
- Стой, Гриш! Не туда! Налево надо! Налево!.. чудак ты, налево!
- Врёшь ты всё! - снова захохотал Рыжик, прибавляя шагу.
- Гриш, голубчик, али ты бежишь? Эй, брось! Невозможно это!.. Как же я-то? Пожалей, чай! - жалобно взывал Савелий вдогонку товарищу.
