Андрей Левкин - 4 ночных магазина города К
Далее, сверившись с путеводителем, утверждаю, что напротив, на углу Владимирской и Прорезной стоит бывшая гостиница "Лейпциг", а строился дом так пышно, что владелец его к завершению трудов разорился (да и теперь первый этаж отреставрированного красивыми цветами строения пустует, ждя арендатора). А все потому, что он был не сахарозаводчиком и не мукомолом, а всего-то продавцом оружия. Ну а весь центральный Киев, он сахарный и мучной. Похоже, до момента изобретения сахара из сахарной свеклы и прихода по этому поводу железной дороги его не было вовсе. Сахар, мука: что-то кондитерское довлеет строениям города. Возможно, что это натяжка, но здесь тяготеют к первому следствию, к первому же шагу внутри головы. И правильно, так надежней. Например: мы не Азия, ergo - мы Европа.
Что уж об украинской государственности, которую они в 2002 году решили извлечь аж из князя Владимира (будто как длинную макаронину вытягивая), положив в лице президента венок к его памятнику - вот именно как основателю государственности У. Неподалеку здесь дом, в котором жил Вертинский, - ох, все они не имели никакого отношения к данному месту: к данному городу в данное время. Сквозь дом Вертинского подворотня, прямой туннель на тот свет, утыкается на горизонте в дверь в стене. Над подворотней надпись: "Стоматологiчний центр".
Но само это место имело правильную внятность: такое болезненно-санаторное место. Это К. было правильным К., по типу Австро-Венгрии с Кафкой, слегка отпаренной Гашеком. Но вот чего это они еще тут не умерли все - было совершенно непонятно.
Вообще, что для людей самое стыдное? Даже не так, чего им не хочется знать, а что неприятно прочесть? Вряд ли это мысли о смерти, не страшно, раз уж про это читаешь. Возможно, этим бы стала демонстрация несоответствия их представлений о себе, но кто ж им такую радость устроит, не говоря уже о том, что психика блокирует проблемы такого сорта, тем и занята, что их блокирует. Впрочем, расхождение того, чем себе человек мнится и кем является, хоть и неприятное, но позитивное, поскольку отталкивается от некоего внеположенного долженствования. Так что идеальный план присутствует для каждого. То есть возле этого магазина возникали мысли такого сорта.
Трудно сказать, когда был сооружен его интерьер (у него даже имя есть "Гастроном Георгиевский"), казалось, что еще в пятидесятых годах. Темные деревянные панели, тусклый свет, множество никак не соединенных отсеков - да еще внутри аркад: арками продавцы отделялись к стене, между колоннами втиснуты прилавки-холодильники. В углу слева продавали хлеб-кофе-пирожные-торты, в другом - фрукты-овощи; от фруктов-овощей налево был закуток, в котором на полках лежали диких цветов игрушки, как те, что выносят к поездам в Конотопе: анилиновых цветов с космами чего-то стекловатного. Еще в закутке были хозяйственные средства, с надписями, например, "для нiжних рук". В овощах тоже много цветного - однажды там продавали по факту цветную капусту: она была чем-то выкрашена в лимонно-желтый, как игрушечные цыплята. Надо купить самую химическую игрушку, поставить дома: что-нибудь лимонно-желтое с малиновыми ушами. _ повеселится чуть-чуть.
В проходе от хлеба-кофе к овощам-игрушкам справа длинная стена с бутылками вина, не очень хорошего, и разными водками. Напротив нее - три витрины-холодильника с сыром и колбасами, а сразу у входа, между сырами-колбасами и хлебом-кофе стояла касса, а за ней в глубине был зал самообслуживания - не очень большой, торговал преимущественно импортными веществами, неадекватно дорогими.
На холодильнике в левом торце, где стояли торты (также весьма ризноколоровы), была прилеплена желтая с зеленым крокодилом наклейка "Ты должен быть сыт!" - реклама какой-то фирмы по сбыту сандвичей. Возле входной двери сразу налево, не доходя до этого холодильника, висела жаровня для кур-гриль, к ночи ближе она не работала, но там отчего-то всегда сохла одинокая кура. Сначала казалось, что ее, последнюю, просто не купили, потом подумалось, что это рекламный муляж, а потом возникла мысль, что ее покупают продавцы, чтобы устроить в середине ночи обед. Но к концу октября она исчезла, перестала там оставаться. Рядом с куриным устройством был круглый высокий столик на одной ноге - чтобы пить кофе, только он шатался, да и лучше пить кофе на улице, под надписью "Перша гильдия", сумка там сама удобно становится на подоконник. Когда дождя нет, но если дождь, то до магазина и не дойти, то есть - и не пойдешь, выберешь другой.
Эта часть К. входила еще в город Ярослава, то есть - XI века, внутри вала, с его тремя воротами, вот - Золотыми, а еще - Лядскими и Жидовскими. Лядские были недавно отстроены на майдане, но уж такие узкие, что наглядно декоративные - с тем самым архангелом М., который выглядит как типичный негр какого-нибудь ганзейского Дома Черноголовых, то есть - как пидор. Жидовские ворота, понятно, вели в сторону Подола. Теперь там Львовская площадь.
Улица Ярославов Вал, шедшая от магазина вправо, совпадала, значит, с тем, еще земляным валом. Вдоль этой улицы также было много мест, где жили мертвые люди, например - авиаконструктор Сикорский. По мне, это лучшая часть города К. Тут какие-то предощущения жизни сгущались в небольшие сущности почти в игрушечных солдатиков и прочий сор памяти типа стекляшки на тротуаре, - что ли, сводя все времена твоей жизни. Что-то правильное из присущего жизни - почти уловленное во всяких феях Драже. Мерцало это тут, зимой бы с инеем можно спутать, а теперь зимы не было, так что отдельно мерцало, не спутаешь.
Все нашлось, да, но было, в сущности, не более чем сором. Потому что приятно, а понимание всегда резкое, откуда ж ему тут, в этих теплых окрестностях начала октября. Все слегка плывет, расслаивается нежно, простудно-болезненно: слегка кружится голова, ничего до конца не додумать... значит, что-то такое есть, а что именно - не понять. Оформляя твоей немощью тебе тайну, с которой будет приятно жить, - такую лазейку в чисто твою чистую жизнь, но в лазейку не протиснешься, а через полчаса и дырки этой уже не найдешь.
Все, например, затрет запах козла: от мужиков, живущих одиноко, должен исходить такой запах, при любой гигиене - от их залежалости. Когда они ни о ком не заботятся, то они ссыхаются, выделяя кожей какие-то похожие на паклю прозрачные ошметки - они козлом и пахнут. И дорога им вечером - в ночные магазины, и они туда идут, не зная, что пахнут козлом, принюхались. Думают, что это от них сигаретами пахнет и слегка перегаром: они и пьют-то затем, чтобы заглушить свой запах.
Наверное, в эту дрянь превращается какая-то сила, когда ее не используешь, гниешь, как фрукт-овощ. Не телесная даже сила, не знаю, для чего предусмотренная: здесь мне не понять, к чему - слишком многие зоны для ее приложения тут отсутствовали. В тюрьме должен стоять такой запах. Требуется приложить ее к какой-то жизни, а иначе начинаешь вонять.
А г-н Сикорский, маленький, в маленьких очках, бегал в детстве на днепровские кручи, в коротких штанах с лямками крест-накрест, куда-нибудь к фуникулеру (в его время вроде уже был) и глядел вдаль, думая, отчего люди не летают как птицы. Хотя какие птицы, он же изобрел геликоптеры. Ну, тогда он бегал не к фуникулеру, а - сбоку от Детинца есть отрог, нависающий над Подолом, по сей день не обустроенный (степная трава, небо), - Детинка называется. Там видно сразу во все стороны света, отчего как раз геликоптер изобрести и следует: если быстро крутиться вокруг себя, чтобы увидеть овраги и все стороны сразу, как тут его не изобретешь. А возле Национального музея истории Украины на видовой площадке (ну вот, "видовая площадка") есть камень с надписью "Откуда есть пошла Русьская земля". Посидела на камешке, да и есть пошла. В этот магазин, конечно, закупаться.
Это, в общем, недалеко. Там по дороге и София не так чтобы захолустная (собственно, там не служат), не то музей, не то что-то такое культурное. Она теперь провал, какой-то омут - через нее, наверное, можно пройти не в другое время или пространство, а вот как дыры в земле - то ли вентиляционные шахты, то ли что-то другое - назначения не знаешь. Но куда-то ведут: в Софии до сих пор серьезно - не просто так, а для чего-то. По ночам там должны отщелкиваться от стен мозаичные кусочки, по утрам их уборщица собирает, никому об этом не говорит, выметает как обычный мусор, но сама эта дыра становится все конкретнее. Так кажется после того, как выпьешь кофе на улице возле этого магазина, - если идти потом по Владимирской домой, проходя мимо какой-то стеклянной евробутербродной. Снэки там какие-то неоновые, сизо-малиновые, а темная София - напротив. Она да, тоже подсвечена, но тускло - оттого видна в темноте, но уже как темная. Возле снэков интерьер на улице: много алых столов и стульев. Пластмассовых, пусто, ярко. А софийская колокольня выглядит постройкой над штольней или башней метростроя. Она такая же, как в лавре, а там же внизу пещеры, ячейки с оболочками личинок. По Владимирской грохочут машины - брусчатка, время позднее, улица пуста, едут быстро, грохочут, грохоча.
