Родион Белецкий - Путешествие в Иваново автора, Коврова и Баранова
Это, конечно, самый драматический момент рассказа. У мамы моего друга дрожит голос. Она ожидает, что слушатели тоже станут переживать. Но чаще всего слушатели смеются.
Я, Баранов и Ковров - мы гуляем по ночному лесу. Вспоминаем Иваново еще раз. Удивляемся, почему мы оказались здесь среди мокрых деревьев.
Когда я уже после этого съездил в Иваново, меня с группой товарищей встречал режиссер театра. Естественно, он отвел нас на свой новый спектакль. В самом начале представления на сцену вышел человек с длинными волосами и весь в белом. Скорбный ангел, судя по программке.
- Спустя! - сказал скорбный ангел. А далее продолжил выкрикивать это слово: - Спустя! Спустя! Спустя!
После того, как это стало уже невозможно слушать, он произнес:
- Спустя много лет Никола Пиросмани стал известным художником!
- Ну как? - спросил режиссер, собрав нас в кабинете после спектакля.
Возникла пауза. Все мы, кажется, поняли, что сейчас придется испортить с ним отношения. Но в самый последний момент нас спасала уважаемая Ольга, наша коллега и отличная подруга. (Спасибо ей.) Она ответила режиссеру за всех нас.
- Это стильно, - сказала она.
Режиссер резко повеселел.
Ночью в лесу под Клином я, Ковров и Баранов начинаем играть в кого-то вроде партизан. Мы бегаем вокруг деревьев, особенно усердствует Баранов. Сколько его помню, он всегда отличался мальчишеским задором. Набор из перочинных ножей, зажигалок и по возрастающей - скейтбордов, мотоциклов, машин. Все он перепробовал. Как в стихотворении "Из чего только сделаны мальчики?". На самом деле человек он загадочный. Для меня по крайней мере. Вроде бы добрый. Но его проблема, мне кажется, в том, что он... Даже не знаю, в чем его проблема. Помню, как он позвал меня на день рождения. Мы с женой пришли. Пришли и увидели за столом весьма странную компанию. Это были друзья Баранова. Новые друзья, которыми он обзавелся. Это были какие-то упыри. Я не преувеличиваю. Они внешне были страшные и уродливые. Они платили за выпивку и еду на этом празднике. Может быть, именно поэтому Баранов их и позвал. Не знаю. Странно только видеть новых друзей своего старого друга. Ты себе их не такими представлял.
Впрочем, день рождения Баранова в рейтинге отвратительных застолий занимает не первое место. Первое место по праву достается серии застолий под управлением моей матери у меня дома. В главных ролях - подружки моей мамочки. Жир - главное слово этих праздников. Все жирное - и еда, и люди. Жирные куриные окорочка, плавающие в жире. Кулинарные шедевры моей матушки пирожки из блинной муки с начинкой из тушенки. Подружки мамы то и дело заводили меня в уголок и шепотом говорили, что, если бы я не был так мал, у нас бы все получилось.
Ладно, не будем о грустном и противном.
В доме отдыха под Клином я, Ковров и Баранов шли к нашему номеру. Остановились покачаться на качелях. Воздух был влажным и вкусным. Елки вокруг. Снег белыми пятнами лежал на жирной, мокрой земле. Видим, стоит собака. Неизвестно, откуда она взялась. Стоит и смотрит на нас. Овчарка с мокрой шерстью, черные глаза - выпуклые и блестящие. Не тявкает, ничего. Стоит и смотрит. Мы, помню, особенно не испугались. Позвали ее. Баранов пытался подманить овчарку, присев на одно колено и хлопая по другому. Но ничего не вышло. Собака еще немного постояла, резко развернулась и убежала. Откуда она пришла и что значило ее появление, мы так и не поняли.
Вернувшись домой - а мы стали называть домом наш не особенно уютный номер, - мы заснули. Нет, естественно, вначале мы немного поржали. Само собой, обсудили цвет трусов каждого, а уже после легли. И хотя нас распирала неуемная и какая-то юношеская радость, мы довольно быстро уснули. Не помню, что мне снилось в тот раз, но обычно сны у меня очень интересные. Например, такой.
Я иду с группой каких-то туристов по пещере. Вокруг сталактиты и сталагмиты. У проводника постоянно меняется лицо. Каждый раз, когда он на меня глядит, у него лицо кого-то из моих знакомых. Туристов, которые идут вместе со мной, я разглядеть не могу. А одну девушку помню. Очень красивая девушка в короткой бежевой маечке со сложным узором. Мы быстро проходим по подземным коридорам. И вдруг отчего-то начинаем бежать. Что за опасность нам угрожает, непонятно. Но мы бежим все быстрее и быстрее. И наконец выбегаем на свет. Я и мой проводник с меняющимися лицами. Мы оборачиваемся и видим, что вход в пещеру засыпает у нас на глазах. Мелкие камешки сыплются сверху, и черный вход постепенно ими заполняется. Я понимаю, что все туристы оказались засыпанными внутри горы. Но это меня не особенно расстраивает. Я бросаю еще один взгляд на вход, уже полностью засыпанный мелким щебнем. И вижу странную картину. Камешки, завалившие вход, сложились в точно такой же узор, который был у той девушки на майке.
Или еще один сон: я выбираю кресты в каком-то магазине крестов. Крестов в магазине много. Все они разных форм. Есть даже крест, похожий на конвейер.
Утром просыпались медленно и с удовольствием. Классно просыпаться, когда тебя никто не будит. Когда никто не орет над ухом: "Рота, подъем!" Это я еще в армии понял, как плохо вставать по команде.
Когда я в учебке служил, нас напугали проверкой. Какой-то главный по всем ВВС должен был приехать только за тем, чтобы заглянуть в нашу казарму и посмотреть, нет ли чего-нибудь лишнего в тумбочках у солдат. Всю ночь мы натирали полы вонючей мастикой. Лечь спать разрешили только под утро. Сквозь сон я услышал крик: "Рота, подъем!" - и вскочил как ошпаренный. И тут меня повело. От запаха мастики у меня закружилась голова, затошнило, и я упал в обморок. Друзья-солдаты выволокли меня подышать на лестницу. Сержант хотел было на меня наорать, но, увидев мою бледную морду, передумал. И разрешил немного полежать. Случай уникальный. Я лег обратно на свою кровать единственную среди полутысячи заправленных - и моментально заснул. Проснулся от шагов. Кто-то ходил возле меня. Я был накрыт с головой, как в детстве, и боялся выглянуть из-под одеяла. Потому что шаги были уж очень значительные. Были и еще одни шаги. Кто-то семенил за человеком, ступающим тяжело и уверенно. Послышался властный голос. Главком ВВС все-таки посетил нашу казарму. Я тогда подумал, что мне конец. Один наглый солдат из всей роты не соизволил встать, когда главком пришел к нему в гости. Шаги приблизились. Я затаил дыхание. Главком остановился прямо возле меня. Я подумал, что меня, наверное, расстреляют. Но главком словно вовсе и не заметил спящего бойца. Должно быть, он подумал - раз спит, значит, спать ему положено. Он что-то прорычал по поводу общего беспорядка нашему ротному - семенящие шаги - и ушел прочь. В тот день я первый раз за полгода выспался. Да и к тому же получил массу острых ощущений.
В армии был еще один случай. Мы - я, Ковров и еще два москвича служили вместе. И вместе старались отлынивать от службы. Ну, к примеру, бегали в клуб, пытались там делать концерты к праздникам. За это и солдаты, и командиры ненавидели нас четверых еще больше. Видя нас на сцене в ролях патриотических героев, начальство хотело немедленно отправить нас на кухню. А солдаты полагали, что мы как сыр в масле катаемся. Хотя это было не так. Однажды старший лейтенант собрал нас в Ленинской комнате и сказал:
- Неуклонно наступает День Военно-Воздушных Сил. Это для нас с вами праздник, что ни говори. Поэтому я прошу вас сделать в его честь праздничную программу. Ну, вы понимаете?
- Понимаем, - ответили мы.
- Разучите песни, танцы подготовьте, пантанину какую-нибудь...
- Что-что? - переспросили мы, готовые упасть под стол от смеха.
- Пантанину, - повторил старлей.
Мы заржали, но тут же включились в разговор:
- Товарищ старший лейтенант, а пантанина длинная должна быть?
- Нет, не очень.
Старший лейтенант даже не замечал, что над ним издеваются.
В доме отдыха под Клином я, Ковров и Баранов проснулись, продрали глаза и пошли купить себе чего-нибудь к завтраку. При свете дня дом отдыха выглядел еще более облезлым. Но нас это не смутило. Настроение было хорошее. Спросили у какого-то скрюченного, сидевшего на трубе мужика:
- Где магазин у вас?
- Там, на трассе.
На трассе так на трассе. Пошли прямо к ней. Погода была чудо. Воздух очень свежий. На солнце невозможно смотреть - таким оно было ярким. А если рискнешь взглянуть на него, закрываешь глаза от слепящего света и наполняешься невыразимой радостью. Мы шли по сухой прошлогодней траве. Сзади нас остались полуголый лес и дом отдыха. Впереди виднелась трасса и деревня за ней. Да, забыл, небо было убийственно синего цвета. Я шел плечом к плечу со своими друзьями Ковровым и Барановым и думал, что, в сущности, я о них ничего не знаю. Мы знакомы с детства, мы служили в армии, мы живем в одном доме, но я все равно до конца не понимаю, что это за люди. Например, Баранов - он любит быть в центре внимания. Все актеры это любят. Он не выносит разных щекотливых положений. Впрочем, этого тоже никто не любит. Ему нравится веселиться. Вот чего уж никогда не понимал. Не только в Баранове. Меня поражала способность Баранова и некоторых других моих знакомых включаться в веселье. То есть минуту назад был хмурый человек, задерганный жизнью, но переступил порог дома, где справляют, положим, день рождения, и тут же начал радостно кричать, рассказывать анекдоты и плясать под музыку. Еще Баранов курит самокрутки. Если, конечно, это что-то говорит о человеке. Самокрутки из пахучего иностранного табака. Самокрутки у него получаются тоненькие, как спички. Но самое главное - Баранов счастливчик. По крайней мере так вам кажется, когда вы его узнаете. У него нормальная семья, что в наше время редкость. Прекрасные папа и мама. Он рано начал делать актерскую карьеру. Его взяли сниматься в кино еще в школе. После премьеры фильма по телевизору я, Ковров и Баранов пошли прогуливаться возле местного кинотеатра. Нас чуть не разорвали в клочья поклонники Баранова.
