С Крылатова - Драматория
Через несколько лет, в 1963 году, драматорию услышал и сразу; горячо одобрил Тихон Николаевич Хренников, класс которого Алемдар посещал, будучи аспирантом. Еще через шесть лет, в 1969 году, партитуру драматории приобрело министерство культуры РСФСР - только благодаря мощной протекции Т. Н. Хренникова. Еще через десять лет, в 1979 году, драматория, наконец, была исполнена.
Через двадцать лет после исполнения драматории, летом 1999 да, собираясь работать над этим рассказом, я взяла с собой на дачу 12 томов полного собрания сочинений Владимира Маяковского в тринадцати томах, выпущенного Государственным издательством художестве ной литературы в 1958 году и приобретенного нами по абонементной подписке сорок лет назад, когда наша молодая семья, несмотря на скудость средств, уже начинала собирать свою библиотеку (тринадцатый том со статьями почему-то остался невыкупленным). Мне хотелось самостоятельно, без подсказки официальной критики, осмыслить именно сегодня все творчество, весь короткий жизненный путь Маяковского, не ограничиваясь только прочтением заново поэмы "В. И. Ленин", по которой написана драматория Алемдара Караманова. В школьные годы Маяковский был моим любимейшим поэтом, я даже сочинение на выпускных экзаменах в десятом классе написала на тему: "Советский патриотизм в творчестве В. Маяковского", но только теперь, после прочтения всех двенадцати томов, мне стала отчетливо понятна - и подтверждена! - моя давняя любовь к его поэзии. Тогда такого вопроса - принимать или не принимать - для меня, семнадцатилетней, не было мой Маяковский. Сегодня для меня Маяковский остается в поэзии как великое гениальное озарение, принадлежащее вечности независимо от востребованности его поэзии в прошлом и невостребованности сейчас "Великое зовет. Давайте думать. Давайте будем равными ему", - эти строчки Евгения Евтушенко в моем сценарии 1978 года декламировал подросток Митя. Невозможно быть равным гению, но надо хотя бы пытаться приблизить свое развитие к пониманию тех вечных ценностей какие великий творец оставляет человечеству. Сегодня не сухим хрестоматийным языком учебника по литературе, а всей своей душой гудящей восторгом от громогласной, грандиозной мощи слова. Маяков ского, я могу выразить свою верную и преданную любовь к величайшему поэту нашей эпохи. Ярчайшее, светлое, смелое, емкое, небывало образное, напористое, запоминающееся слово Маяковского - воистину "полководец человечьей силы". Но стихи Маяковского несут в себе не только колоссальный поэтический пафос и яростную непримиримость всему дурному в новой жизни общества, но и высочайшую человечность, глубоко выстраданную лиричность.
"Это, может быть, последняя в мире любовь вызарилась румянцем чахоточного", - поэма "Флейта-позвоночник" (1915 г.). Любовь к Лиле Брик не оказалась последней в жизни Маяковского, но лучшие лирические стихи Маяковского связаны именно с ней, с этой горячечной, лихорадочной, неистовой болью его великой души.
Вот я богохулил.
Орал, что бога нет,
а бог такую из пекловых глубин,
что перед ней гора заволнуется и дрогнет,
вывел и велел:
Люби!
И небо,
в дымах забывшее, что голубо,
и тучи, ободранные беженцы точно,
вызарю в мою последнюю любовь,
яркую, как румянец у чахоточного.
Забуду год, день, число.
Запрусь одинокий с листом бумаги я.
Творись, просветленных страданием слов
нечеловечья магия!
Смятеньем разбита разума ограда.
Я отчаянье громозжу, горящ и лихорадочен.
Я душу над пропастью натянул канатом,
жонглируя словами, закачался над ней.
Любовь мою,
как апостол во время оно,
по тысяче тысяч разнесу дорог.
Тебе в веках уготована корона,
а в короне слова мои
радугой судорог.
Я поступью гения мозг твой выгромил.
Напрасно.
Тебя не вырву.
Вызолачиваетесь в солнце, цветы и травы!
Весеньтесь, ; жизни всех стихий!
Я хочу одной отравы
пить и пить стихи.
В праздник красьте сегодняшнее число.
Творись,
распятию равная магия.
Видите
гвоздями слов
прибит к бумаге я. 3
Лилечке Брик, любимой так мучительно, исступленно, "отчаяньем иссечась", - и эти царственные строки:
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг. 4
Стихотворение "Лилечка! Вместо письма" написано 26 мая 1916 в Петрограде, а через год, в 1917 году, Маяковский пишет стихотворение "К ответу!" Ему 24 года, но как отчетливо он понимает страшную, извечную причину войн - рубль!
Я привожу это стихотворение целиком - сегодня оно чересчур актуально за проливаемой в Чечне и Дагестане человеческой кровью снова стоит рубль выгода от продажи нефти.
К ОТВЕТУ!
Гремит и гремит войны барабан.
Зовет железо в живых втыкать.
Из каждой страны
за рабом раба
бросают на сталь штыка.
За что?
Дрожит земля
голодна, раздета.
Выпарили человечество кровавой баней
только для того,
чтоб кто-то
где-то
разжился Албанией.
Сцепилась злость человечьих свор,
падает на мир за ударом удар
только для того,
чтоб бесплатно
Босфор
проходили чьи-то суда.
Скоро
у мира
не останется неполоманного ребра,
И душу вытащат.
И растопчут там ее
только для того,
чтоб кто-то
к рукам прибрал
Месопотамию.
Во имя чего
сапог
землю растаптывает скрипящ и груб?
Кто над небом боев
свобода?
бог?
Рубль!
Когда;. не встанешь во весь свои рост
ты,
отдающий жизнь свою им?
Когда же в лицо им бросишь вопрос:
за что воюем?
Когда я пытаюсь припомнить что-либо поэтическое, относящееся ко Второй мировой войне, у меня не получается вспомнить ничего, кроме стихотворения К. Симонова "Жди меня" и нескольких замечательных военных песен: "Вставай, страна огромная", "Темная ночь", "В землянке", "В лесу прифронтовом", "Случайный вальс". Хорошо, если получится у вас. Вот почему меня совершенно потрясла прочитанная только сейчас поэма Маяковского "Война и мир" (1915-1916 г. г) невероятное поэтическое слово о Первой мировой войне.
Милостивые государи!
Понимаете вы?
Боль берешь,
растишь и растишь ее:
всеми пиками истыканная грудь,
всеми газами свороченное лицо,
всеми артиллериями громимая цитадель
головы
каждое мое четверостишие.
Не затем
взвела
по насыпям тел она,
чтоб, горестный,
сочил заплаканную гнусь;
страшной тяжестью всего, что сделано,
без всяких
"красиво",
прижатый, гнусь.
Убиты
и все равно мне,
я или он их
убил.
На братском кладбище,
у сердца в яме,
легли миллионы,
гниют,
шевелятся, приподымаемые червями!
Нет!
Не стихами!
Лучше
язык узлом завяжу,
чем разговаривать.
Этого
стихами сказать нельзя.
Выхоленным ли языком поэта
горящие жаровни лизать!
Эта!
В руках!
Смотрите!
Это не лира вам!
Раскаяньем вспоротый,
сердце вырвал
рву аорты!
В кашу рукоплесканий ладонь не вмесите!
Нет! ,
Не вмесите!
Рушься, комнат уют!
Смотрите,
под ногами камень.
На лобном месте стою,
Последними глотками
воздух...
Вытеку, срубленный,
но кровью выем
имя "убийца",
выклейменное на человеке.
Слушайте!
Из меня
слепым Вием
время орет:
"Подымите,
подымите мне
веков веки!"
Вселенная расцветет еще,
радостна,
нова.
Чтоб не было бессмысленной лжи за ней,
каюсь:
я
один виноват
в растущем хрусте ломаемых жизней!
Вытеку срубленный,
и никто не будет
некому будет человека мучить.
Люди родятся,
настояние люди,
бога самого милосердней и лучше. 5
В Прологе к поэме Маяковский пишет: "Единственный человечий средь воя, средь визга, голос подъемлю днесь". Для меня настоящим, вселенским, подлинно человеческим раскаянием звучат слова Маяковского о своей как человека вине в "растущем хрусте ломаемых жизней, звучит пропущенная через горнило его огромной души неистовая потребность, взойдя на лобное место, искупить "имя "убийца", выклейменное на человеке". Обычный человек в обычной повседневной жизни отнюдь не склонен находить свою собственную вину в происходящих событиях - обычно он норовит перенести её с себя на кого угодно, или на что угодно, а уж раскаяться в содеянном - это и вовсе редчайшая способность, свойственная только очень открытой и очень объемной человеческой душе.
