Николай Брусилов - Историческое рассуждение о начале Русского Государства

Рассмотрим сие сказание во всей подробности:

Варяги брали дан с Славян, Чуди, Мери и Кривичей. Сии народы наконец устыдились своего порабощения, отреклись платить дань, и даже Варягов (вероятно остававшихся для сбора податей) прогнали за море. Тогда начали они управляться сами собою (ибо дотоле были подвластны Варягам); но сии народы не умели пользоваться свободою. Внутренние раздоры, смятения восстали между ими. Ужасы междоусобия принудили их отречься своей свободы и искать Князей; которые бы ими управляли.

Произшествие необычайное, которое не согласует с национальным самолюбием, с гордостью свойственною республиканцам, с характером народов взрощенных в дикой свободе, и сию свободу предпочитающих всякому благоустройству! Нестор приписывает сию перемену самопроизвольному решению Славян; однако  ж с трудом можно согласиться, чтобы сие решение их было произвольно, самое возмущение их против властителей, ими приглашенных, подтверждает сию догадку.

Кого же призвали Славяне для учреждения порядка на их конах, для водворения суда и правды в их гриднях, для укрощения своевольства необузданного народа, мятущагося на обширных стогнах великого града? Тех же самых Варягов, тех же самых утеснителей своих, которых не задолго пред тем изгнали! Непостижимое, несообразное с естественным ходом вещей произшествие!

Пришли три брата на княжение, но где же основали свое пребывание? Не среди той страны, для управления которой были призваны; не в великом град, где должны были учредить суд и правду, и откуда удобнее могли бы управлять всеми частями сего довольно обширного Государства: но избрали для пребывания своего города пограничные. Пришли не как судьи мира и правды, добровольно приглашенные и огражденные законом, но как враги огражденные сонмом воев, ибо как понимать иначе слава появ дружину многу, ежели не так, что они пришли со множеством войска? Пребывая на границе, могли ли они укротить мятущиеся сонмы Славен Новгородских, сильнейшей партии из четырех совокупленных народов?

«Но Славене, говорят Историки[27], не впустили Варягов в средину своей области, опасаясь, чтобы они не употребили во зло своей силы.» «Сам Рюрик, говорят другие[28], из предосторожности не хотел жить в Новегороде, опасаясь своевольства Славен.» Объяснения сии вместо желаемой ясности еще более затмевают истину, Славене сами призвали Рюрика и сами усомнились впустить его в Новгород? Рюрик по доброй воле пришел на княжение, и боялся жить в Новегороде? Норманы (если бы они и не знали прежде дороги к Новугороду) вообще были не таковы, чтобы опасаться жить между народом, который и прежде был им покорен!

«Но три брата, говорят[29], призваны не княжить, a токмо охранять границы.» Как? народ, который имел столько силы, чтобы свергнуть с себя иго утеснителей, не имел столько силы чтобы охранить себя от насильственных вторжений? Народ, который осмелился восстать против непобедимых Норманов, которых имени вся Европа трепетала, сей храбрый народ должен был искать наемников для защищения своих границ? И кого же он избрал для охранения своей безопасности? Того самого, чьи цепи он расторг и с посрамлением с себя свергнул! сему самому врагу своему поручил он добровольно свою защиту! И от кого же защищать вызваны, Варяги? От Чуди, Пермяков и Варягов!.. Вызвать Варягов для защищения от Варягов!.. Надобно признаться, что такое действие, удаленное от всякого здравого рассуждения, превосходит даже легковерие Древлян в сказке о мщении Ольги!

Не уже ли ложный стыд заставил летописателя скрыть истину, или он не знал ее? Не уже ли ложный стыд заставил Историков слепо сему следовать? Не уже ли тот же ложный стыд заставит и нас, по прошествии X столетий, скрывать истину? Не ужели слава Отечества нашего, превознесенного пред всеми другими державами, может потерпеть от того, – если откроем сию истину, если скажем, что Государство Русское основано не добровольным приглашением, но силою оружия Норманов[30]?

Славене свергнули с себя иго Норманов. Сии последние, не приобыкише к таким поступкам, вооружились, собрали большое войско и полетели отмстить свою обиду. Я воображаю сих завоевателей, в грозном величии, в бурную, мрачную ночь стремящихся на легких набойных лодьях[31] своих по шумным валам Невы, которой берега, блистающий ныне златом, мармором и порфиром, покрыты были тогда мрачным лесом, и взору самого безтрепетного завоевателя представляли одну ужасную пустыню. Какой волхв мог предречь тогда Рюрику, что на самых сих водах, в самой сей пустыне вознесется некогда град, далеко превосходящий предмет его желаний, столица полвселенной, над коею водворят владычество его потомки!

Норманы ударили на пределы Новгородские. Трудно теперь решить, почему не простерли они далее своих завоеваний: удовольствовались покорением трех порубежных городов Ст. Ладоги, Бела озера и Изборска? Может быть опасались проникнуть в средину сей области, хотя раздираемой внутренними: смятениями, но довольно еще сильной, чтобы им противиться и заставить дорого заплатить за свою вольность, укрепив сии три города, они спокойно ожидали, доколе междоусобия ослабят силы Новгородцев. В сие то самое время, может быть, Славене Новгородские, видя новое нашествие врагов при внутренних продолжающихся раздорах, присылали к ним послов и сделали тот договор, о котором Нестор повествует. По крайней мере догадка сия будет иметь более вероятности; ибо в сем случае они были уже вынуждены к сему соглашению, к сей уступке трех пограничных городов, или крепостей, в той надежде, что по укрощении междоусобия они возвратят их опять, a вместе с тем и свою вольность. По етому они были бессильны? Так; но если принять, что они добровольно пригласили Варягов, не задолго пред тем изгнанных, то тогда не только они будут не мощны, но и малодушны. Порок, чуждый характеру Русских!

Наконец настало желанное время. Вадим храбрый соединил единодушием разтерзанные раздором умы, воспламенил сердца любовию к Отечеству, Новгородцы готовы уже были грянуть во имя Отечества и свободы; но предусмотрительный Рюрик при первом известии о сей решимости народа приспел со своими Варягами, рассеял толпы едва собравшихся защитников свободы, предал смерти Вадима[32] и его сообщников, и на сем камени создал Державу, сей колосс, удивляющий и ужасающий вселенную! Смерть братьев споспешествовала его намерениям и к самодержавию, похищенному мудрою решимостию, доставила ему единодержавие всей полунощной страны.

Но в каком. именно году сие происходило? Летописи и Историки несогласны между собою. Многие списки Несторовской летописи полагают пришествие Варягов в 862 г.; Архангелогородский список в 863 г.; смерть Синеуса и Трувора, следственно и начало единодержавия Рюрика, все списки означают по двою же лету. Историки также не согласны: Татищев, Ломоносов, Болтин, Кн. Щербатов и Левек пришествие Рюрика полагают в 862 г.; Елагин в 861 г; a Стриттер и Шлецер (сын) в 863 г.; – смерть Синеуса и Трувора, или начало единодержавия: Рюрика, Татищев, Левек и Шлецер (сын) в 864 г.; Стриттер в 865 г.; Елагин смерть Синеуса и Трувора в 864 г., а начало единовластия в 865 г.; Ломоносов лет не означает; a Кн. Щербатов смерть Синеуса и Трувора полагает в 865 г.[33]

Но впрочем Шлецер справедливо замечает[34] что года сему произшествию определить невозможно; да и все летосчисление до Рюриковой смерти, или вероятнее до В. К. Игоря, который первый сделался известным Византийцам, сомнительно. Верно только то, что Варяги пришли около половины IX столетия.

Сноски

1

Шлец. в Нест. Русск. Изд. I, Введ. Н~Д и Н~Е.

2

Крит. прим. на Ист. К. Щ. I. 125–127.

3

В кн. de Adm. Imp. с. 42. р. 112, 113. – См. Изв. Виз. ист. III § 16 и в Вып. Байер. у Тат. I. гл. 10.

4

У Тат. I. гл. 17.

5

Ист. роз. о др. Руск. мон. стр. 21.

6

Там же § IV, 37.

7

Шлец. в Нест. I, введ. Н~Е.

8

Прим. на Ист. К. Щ. I, 128.

9

Болт. в прим. на Щ. I, 41.

10

Объяснит. примеч. к Ист. карт. Шлец. сына, тетр. II, стр. 29.

11

В кн. de Adm. Imp. c. 9. p. 59–61. См. Изв. Виз. Ист. III. § 13. в вып. Байер. у Тат, I. гл. 16. и у Шлец. сын. тетр. I. стр. 51. – Русские названия Тунман в кн. своей Von den Oest. Europ. Völk. изъяснил из Скандинавского языка. См. Шлец. в Нест. I, 325 и след.

12

На прим. Смоленск называет он Милиниска, Листвен Темуца, Вятичев Вититзево, и пр. См. объясн. прим. Шлец. тетр. I. стр. 50. Изв. Виз. Ист. § 13. и в вып. Байер. у Тат. I, гл. 16.