Николай Телешов - Крамола
- Садись-ка да расскажи, - пригласил дедушка. - Вот пирожка не хочешь ли пожевать; не знаю только - которые с чем.
Он снял с пирогов газету и опять сказал:
- Поешь. Тут был который-то с рыбой.
- С рыбой хорошо, - согласился Федор, беря и откусывая первый попавшийся пирог.
- Постой! Ты с вареньем взял.
- Ничего, я и с вареньем люблю, - сконфузился тот. - Хорошо тепленького проглотить... хорошо!.. Ну, вот и позавтракал; спасибо, - говорил он, вытирая сладкие губы.
- Возьми еще пирожок да чайком прихлебни.
- Спасибо. Не откажусь... Вот он и с рыбой попался.
Солененькая рыбка... хорошо! Очень соленая... прелесть!
- Ну, - проговорил дедушка, раскалывая щипцами сахар на мелкие части, у нас без тебя нового было много, а хорошего - ничего: торговля плохая, товар наш из моды выходит; не только икону купить, а и в церковь лоб перекрестить не идет наша публика, вот до чего доучились.
И ни бог и ни царь на них не потрафляют; все не по-ихнему! Крепостными хотят всех крестьян опять сделать... Нешто это терпимо!
- Не удастся им это! - горячо крикнул Яша из-за своей конторки. - Ни за что не допустим!
Федор в недоумении раскрыл свои большие серые глаза и глядел то на дедушку, то на Яшу, отодвинув от себя даже стакан с чаем.
- Христос с вами! Кто же этого хочет? Никто не хочет!
- Студенты хотят! Ученые хотят!
- Крепостных желают, такие-сякие! - сердился дедушка, сжимая в кулак свою сухую, уже слабую руку. - Надо им показать... крепостных-то!
- Да что вы, миленькие мои! - пытался успокоить их Федор, начиная нервно гладить себя по бокам и груди. - С чего это вы так вдруг?
Он встал, но опять сел.
- Что вы, что вы!.. И нет этого нигде, и быть этого не может, и сказал вам, должно быть, про это человек невоспитанный... худой человек!
- Вот кто сказал, - с удовольствием перебил старик, указывая на дверь, которую отворял Благодетель, входя в лавку. - Добро пожаловать, господин! А мы как раз об теперешних делах рассуждали.
Федор поднялся со скамьи, нагнул немного голову в ответ на поклон Благодетеля и отошел в сторону, за большое распятие, стоявшее среди магазина, и оттуда глядел пристальным холодным взором на незнакомца.
- Очень рады вас видеть; садитесь, - говорил дедушка, указывая на освободившуюся скамью. - А его можете не стесняться, - кивнул он на Федора, - это свой человек и старинный приятель.
- Духовные лица чрезвычайно желательны и должны быть украшением нашего дела. И во многом они нам будут полезны... Кланяюсь вам, батюшка.
- И я вам кланяюсь, - просто ответил Федор, не выходя из-за распятия.
Все помолчали.
- Знаете князя Сардинина? - спросил Благодетель.
- Как не знать: известный князь.
- А вы знаете, что он обещал нам тысячу рублей на расходы? Он очень сочувствует нам и советует собраться да решить - как и что. Сегодня вечером, в восемь часов, пожалуйте в здешний трактир; там мы все и устроим. Комнату я уже взял.
- Дедушка, надо пойги! - вызвался Яша.
- Непременно идите. И вы, Семен Никитич, пожалуйте.
Может приехать и сам князь! - с таинственной важностью сообщил Благодетель.
- А кто да кто будет?
- Красавицын придет - родственник ваш; соседи ваши будут, брандмейстер один... Хоругвеносцы хотели прийти... Народу человек тридцать соберется. А в следующий раз всех позовем; а у нас теперь - тысячи!.. Не угодно ли, батюшка, и вам пожаловать? - обратился он к Федору.
Но тот отвечал по-прежнему сухо и холодно:
- Я вина не пью.
- Какого вина? - удивился Благодетель.
- Никакого.
- Да ведь у нас будет собрание; деловое собрание. Патриотическое!.. Никто про вино и не думает.
- Извиняюсь. А мне показалось, будто зовете вы нас попировать на княжеские деньги. Значит, я не так понял.
После болезни я вообще что-то стал непонятлив. Да и в больнице у нас случай был: тоже одного молодого человека на собрание пригласили, очень серьезное собрание, вот как у вас. А наутро оказались все пьяные и в непотребном доме... После этого молодой человек и в больницу попал...
Вот я и спутал все это. Уж извините.
Всем стало неловко. Все молчали.
Федор, облокотясь на нижнюю перекладину креста, стоял с согнутой спиной и молча ожидал неприятности. Ему было жаль покидать эту лавку, жаль было и Яшу, и дедушку, и самого себя, но сердце его начинало гореть, и он мысленно обрекал уже себя на изгнание. Он ждал сейчас, что Благодетель обидится и скажет ему что-нибудь резкое, и вот сердце его разгоралось и готовило достойный ответ.
Но в это время вошли покупатели, и разговор кончился.
- Так мы вас ждем, - сказал Благодетель.
- Непременно, - ответил Яша.
А дедушка уже был занят продажей и, не слушая их, говорил кому-то с упреком:
- Этот лик нехорош? Помилуйте: надо бы лучше, да не бывает-с!..
IV
Трактир, в который вечером отправился Яша, находился недалеко от их лавки и занимал собою под огромным многоэтажным домом обширный подвал с толстыми каменными стенами и сводчатым каменным потолком. Маленькие окна его выходили прямо на тротуар, точно лазейки, и посетителям видны бывали днем только одни ноги прохожих и слышались только беспрерывные глухие звуки шагов.
Трактир этот назывался "Низок" и напоминал собою внутренность корабля: так же вела вниз от солнца и воздуха широкая лестница, так же были накрыты столы в общих обеденных комнатах, а по длинному коридору вправо и влево были отгорожены крошечные кабинеты, похожие на каюты, где с утра до ночи горели лампы.
Одну из общих комнат хозяин отвел для простого народа и понизил в ней все цены, чтобы чернь не лезла к чистой публике, а на стене повесил рукописное объявление:
"Покорнейше просят посетителей по-неприличному вслух не выражаться". Эту комнату, совершенно отдельную от других, он и уступил Благодетелю, потому что она по вечерам обыкновенно пустовала. Ее вымели и убрали, накрыли посредине один длинный стол и освежили воздух; только забыли снять рукопись со стены с "покорнейшей просьбой", которая так и осталась на заседании.
К восьми часам начали собираться гости.
Первым пришел торговец сырыми кожами Матюгов, высокий старик с большим животом, с седой окладистой бородой и красным лицом, говоривший всем про себя, что он не только патриот, но и "столп отечества"; на груди его висели две медали за две коронации: одна - темная на красной ленте, другая - белая на голубой ленте. Однажды в пьяном виде он сломал себе ногу и с тех пор ходит с палкой, прихрамывает и воображает себя пострадавшим героем.
Пришел еще один торговец никому не знакомый, сумрачный и молчаливый; если он и отвечал иногда на вопросы, то говорил больше непонятными междометиями: "делишки - хны; денежки - турлы, обстоятельства - хрю!"
Потом явился меняла, низенький человек с безбородым сморщенным лицом и тонким женским голосом, вообще похожий на старую бабу, надевшую сюртук.
Мясник Красавицын приехал прямо из лавки с работы, не успев переодеться, и хотя молодым лицом своим с розовыми щеками и голубыми глазами напоминал херувима, но вокруг себя разносил запах крови и сала. Он привез себе на подмогу еще молодца из лавки - с короткой бычьей шеей и тупым лбом.
Пришел со спутанными волосами и всклокоченной бородой содержатель бань Друзьев, которому все время хотелось не то заснуть, не то выпить еще водки, не то разбить зеркало.
Приехал подрядчик Осьмухин, которому многие были должны крупные суммы, а сам он был должен другим еще больше; одевался он в поддевку и высокие сапоги, но ездил на дорогих рысаках и резиновых шинах.
Пришел маклер Сучилин, с желтыми обвисшими усами, весь в морщинах, с худыми дрыгающими ногами и с длинным корявым носом, в очках, очень сердитый и никому не верящий без расписок ни под какие слова. У него было огромное знакомство и огромные связи, но он был зол на всех за то, что его никогда не избирали в настоящие маклеры и он всю жизнь был так называемым "биржевым зайцем" и не мог иметь шнуровой книги, а шнуровая книга с печатью - была его заветной мечтой.
Когда вошел Яша, все сидели уже за столом; одни молчали, другие разговаривали о ценах:
- Осетрина как вздорожала!
- К рыбе приступа нет!
- Уважаю я осетрину.
Мало-помалу подходили все новые лица: пришел издатель сонников и страшных предсказаний, пришел похоронный кондитер, пришли лабазники, хозяин двадцати лихачей и хоругвеносцы. Среди них вошли незаметно и четыре сыщика - второго сорта - на случай поддержать настроение. Вскоре комната наполнилась, и Благодетель приступил к делу.
Прежде всего он отрекомендовался:
- Русский патриот, Василий Васильевич Воронов, преданный своему отечеству, престолу, самодержавию и православию. По совету князя Сардинина я пригласил вас сегодня, почтенное собрание, обсудить наши русские дела и принять меры к спасению нашего государства, которому грозит великая опасность от внутренних врагов, более дерзких и опасных, чем враги внешние... Вот господин Щов, только что вернувшийся из Петербурга, лучше меня объяснит вам суть дела. Господин Щов, будьте любезны сказать вступительное слово.
