Аркадий Аверченко - Том 5. Чудеса в решете
— А я и не знал, кто приехал — хотел защищаться. Значить, дело кончено?
— Да. Я — представитель комитета общественной безопасности. Ты молодчина, Джо, что уважаешь суд Линча… Видишь ли, против тебя показали два уважаемых гражданина Ревущего Стана: мистер Кентук и мистер Пигсби… Дело верное.
— Что ж, — пожал плечами Джо, — игра проиграна!
Он бросил пистолеты и задумчиво направился к дереву, на одной из нижних ветвей которого два рудокопа прилаживали тонкую волосяную веревку с петлей на конце…
Существующий порядок в России
— Саламаткин! Свидетельскими показаниями полиция установила, что ты продаешь недопеченный хлеб. Недопекаешь его ты для того, чтобы он больше тянул на весах. Кроме того, ты берешь за него на 11/2 копейки дороже против таксы. За это мы штрафуем тебя на 300 рублей.
— Ваше благородие! Помилуйте! Подвозу нет, вагонов, шведский транзит в неисправности, волнение в Персии — нешто нам возможно выдержать?!!..
— Кардамонов, взыщи с него!
* * *— Господин городовой! Обратите ваше внимание на этого проклятого извозчика № 100. Я выхожу из Литейного театра, нанимаю его в Троицкий, а он с меня за это рупь просит. Нетто это дело? Грабеж это бесформенный!
— Ты чего же это, а? Штрафу захотел? Вот я замечу твой подлецовский номер, тебя тремя рублями штрафа и огреют…
— Господин городовой! Нешто я как — по своей воле? Овес-то почем теперь, слыхали? Хозяину я сколько должен привезти — слыхали? 7 рублев. А вы — штрах. Штрах с меня возьмете, а я на других седоках отворачивать его должен. Городовой-то не всегда поблизу.
— Ну, ты, разговорился! Дайте ему, господин, полтину — предовольно с него! Езжай, анафема!
* * *— Послушайте, господин банкир. У вас там какие-то запасцы овса оказалась спрятанные. Не хорошо. Ну, какое, скажите, имеет отношение овес к банку? Правда, что по закону мы вам ничего не имеем права сделать, но совесть-то у вас своя есть — или как?
Порядок, о котором мечтает автор…
К дверям хлебной и бакалейной лавки Саламаткина, что на Загородном проспекте, подскакали несколько всадников с мрачными решительными лицами. Они спешились и, гремя шпорами, вошли в лавку.
— Вы — Саламаткин? Хорошо. Мы — столичный комитет общественной безопасности, находящийся под покровительством властей. Вот эти двое солидных незапятнанных граждан сделали нам заявление, что вы продали им совсем не пропеченный хлеб, вредный для здоровья, при чем взяли за него на 11/2 копейки более против таксы.
— Штой-то, господа, — завопил Саламаткин, — подвозу нет, транзит из Персии…
— Тс!! — сурово сказал предводитель, зазвенев шпорами. — Имейте больше уважения к суду Линча!! Мистер Окурков, взять его! Мистеры Седакин и Лялькин, у вас уже приготовлена веревка на фонарном столбе?
— Готово, предводитель. Тут же на Загородном в двух шагах. Уже много граждан с нетерпением ждут результата суда.
— Значит, формальности все? Взять его!
Железные руки схватили Саламаткина.
* * *— Извозчик № 100! Это вы хотели взять с этого седока рубль за конец с Литейного театра в Троицкий?
— Да как же, господа, ежели будем говорить овес… опять же хозяин…
— Это нас не касается. Свидетельство двух уважаемых граждан имеется? Фонарь крепкий? Значить все формальности на лицо. Мистер Дерябкин — потрудитесь…
* * *— Это — комиссионные дела нашего банка и они вас не касаются!! Наш овес — мы его купили и можем выпустить его на рынок, когда нам заблагорассудится. Вы не смеете меня брать — нет такого закона…
Предводитель нагнулся с взмыленного коня и заглянул прямо в глаза банкиру.
— Нет, есть такой закон, — холодно сказал он. — Калифорнийский закон — закон Линча!
…Фонарь ласковым мирными светом освещал приблизившееся к нему недовольное лицо банкира…
И что будет после введения такого нового порядка.
— Господин! Ежели вы находите, что этот хлеб не совсем пропечен — я отрежу другой кусок.
— Нет, что вы! Хлеб великолепно выпечен.
— А то скажите только. Потом тут у нас такса вывешена; так мы с ней не особенно считаемся: на копеечку все дешевле продаем. Все-таки, знаете спокойнее — хе- хе!.. Мишка! Дверь открой господину.
* * *— Извозчик! К Народному Дому — восемь гривен.
— Это с угла-то Морской и Невскаго? Что вы, господин, — и половины довольно!
— Ну ты тоже скажешь! Бери шесть гривен.
— Да ведь езды здесь хорошей 10–12 минуть — за что же тут? Полтину извольте— больше никак невозможно! А то иначе и не поеду.
* * *— Слушайте, г. банкир! У меня есть партия овса. Вы понимаете, 800 вагонов по пустяшной цене. А если мы потихоньку перевезем его сюда да припрячем…
— Эй, кто там! Ильюшка, Семен! Где мой большой револьвер… Держите этого субъекта, я сейчас буду стрелять ему между глаз!!!
— Ну, хорошо… Ну, вот я уже и ушел!.. Очень нужно кричать…
Одесситы в Петрограде
Утро в кафе на Невском, где «все покупают и все продают».
— А! Канторович! Как ваше здоровье?
— Ничего себе, плохо.
— Слушайте, Канторович… чем вы сейчас занимаетесь?
— Я сейчас, Гендельман, больше всего занимаюсь диабетом.
— Он у вас есть?
— Ого!
— И много?
— То есть как много? Сколько угодно! Могу вам даже анализ показать.
— Хорошо, посидите. Я сейчас, может быть, все устрою.
Убегает.
* * *Наталкивается на Шепшовича.
— Гендельман, куда вы бежите?
— У меня есть дело. Не задерживайте меня. Я продаю.
— Что вы продаете?
— Диабет продаю.
— Диабет? Гм… Много его есть у вас?
— Положим, он есть не у меня, а у одного человечка.
— У какого?
— Вы замечательный наивник! Я, может быть, на этом заработаю — так я ему обязательно должен сказать, чтобы он из-под носу вырвал!
— Вы мне можете не говорить, но я вас заверяю, что вы без меня диабета не продадите.
— Серьезно?
— Он спрашивает! Я вам скажу, что теперь весь диабет проходит через мои руки.
— Кому же вы его ставите?
— Гендельман! Не надо считать меня идиотом. Это настолько мой хлеб, что я вам даже ничего не скажу.
— Ну, хорошо. Так сделаем это дело вдвоем.
— А вагоны?
— Ой, эти вагоны — вот у меня где сидят. Чистое с ними наказание. Ну, у нас, впрочем, есть специалист по вагонам — Яша Мельник.
* * *— Яша! Здравствуйте, Яша! Вы могли бы достать нам вагонов?
— Под чего?
— Под диабет.
— Что это за диабет?
— Здравствуйте! Только сегодня на свет родились! Диабет есть диабет.
— Может, дрянь какая-нибудь!
— Дрянь? А если я вам покажу анализ — что вы скажете?
— Если анализ есть, так какой там разговор? Вагоны будут.
— Значит, все и устроено!!
— А у кого диабет?
— Это еще пока секрет. Но мне сказано, что я могу иметь его, сколько угодно.
— Почем?
— Что почем? Вы раньше скажите вашу цену, а потом мы уже поговорим о моей цене.
— Слушайте! Вы мне должны рубль на пуд уступить.
— Рубль? Я вам тридцать копеек не уступлю! Вы же знаете, что сейчас диабет с руками отрывается.
— Серьезно?
— Он спрашивает! Вот смотрите: Моносзон! У вас есть диабет?
— Нет.
— Видите? Эй, молодой человек… Как вас… Вот вы, в коричневом. У вас есть диабет?
— Нет.
— Вы видите? Вы расспросите все кафе — и почти ни у кого не будет диабета.
— Хорошо. Мальчик! Дай, милый мальчик, перо и чернила — мы напишем куртажную расписку. Значит, будем работать на проценте. Мои — пятьдесят (я же продаю!), Яше за вагоны — двадцать и вам, Гендельман, за то, что вы найдете нам диабет, — тридцать процентов. Согласны?
— Еще я буду торговаться! Хорошо. Но где же ваш покупатель?
— Я сейчас буду к нему звонить. Мы в три дня это все и покончим! Сделаем хорошие деньги. Яша! Я пойду в комитет звонить, а вы работайте насчет вагонов.
— Уже!
— Алло! Это военно-промышленный комитет?
— Да.
— Слушайте! Вы интересуетесь диабетом?
— Что? Алло, что вы говорите?
— Диабетом интересуетесь?
— Чем?
— Диабетом! Вы только скажите: хотите вы иметь диабет? Так вы его будете иметь.
— Вы — идиот!
— Что? Алло! Разъединили. Это центральная — прямо какой-то бич народов. Центральная? Дайте мне 628-62. Это что такое? Это военно-промышленный комитет? Слушайте… Вы можете через меня очень быстро иметь диабет, — хотите?..
— !!.
— ?!!!
— !!
— …?!!
— !!.
* * *Через десять минут Шепшович приближается к Яше Мельнику и Гендельману.
— Ну, что?.. Поговорили с покупателями?
