В Слепцов - Ночлег
- Ну, это значит, жаден уж очень, - заметил солдат.
- А я про что ж? Не пожадничай, жил бы да жил, любезное дело; а теперь вот и судись. Своих еще приплотит.
- Приплотит, - заметили мужики,
- Уж это как есть.
- Ну, за хлеб за соль, - сказал прохожий, вылезая из-за стола.
- На здоровье, - ответила хозяйка. - Акулина, сбирай!
- Да, вот про суд-то вы говорите, - начал опять прохожий, обращаясь к мужикам, лежавшим на полатях.
- Н-да, - отозвались мужики.
- Ну, так вот со мной грех такой-то вышел: тягали меня довольно, и тоже приплатил и я.
- За что ж так?
- Да вот какое дело. Летошний год тоже не плошь этого гуртовщика гнал я скотину и тоже по барской земле; ну и недоглядел. Тропиночка эта узенькая, и сейчас тут поворот. Скотина эта сгрудилась, заметалась, ни туда ни сюда. Мальчонка у меня, жид его дери, непутный такой; я ему кричу: Трушка, дуй те горой, - верни! А тут это, на грех, земский навстречу с ружьем. Собачонка эта у него Центра, разбежалась да как бросится прямо в стадо. Одна корова хвост подняла, фю! Я гляжу, уж она вон де: так и чешет по овсам; другая поглядела, поглядела, да за ней. Я - "Куда! Куда!" - ну, брат, шабаш! Сейчас сторож выскочил, коров загнали, а меня судить. Судили, судили и присудили, братцы мои, чтобы то есть разойтись полюбовно: мир там колько-то денег приплатил, а пастуха наказать, чтобы вперед глядел. Вот сейчас повестили: явиться пастуху в расправу. Пошел я. Шел, шел, а волость-то верст пятьдесят от нашей деревни. Иду я дорогой и думаю: "Эх, мол, насидятся у меня робятенки без хлеба. Поскорей бы мне дойти". Все это у меня в уме, да все про скотину думается; не управится без меня мальчонка, ни за что не управится. Где ему? - глуп.
Пришел. Сейчас к писарю: так и так, вот, говорю, я пришел.
Писарь, ладно, говорит, подожди.
Ну, переночевал ночь; наутре чуть зорька занялась, я вскочил; ну, думаю, только бы меня, дай господи, поскорей отжучили, сейчас бы я марш домой. Ждал, ждал, целый день на крылечке просидел, все ждал; не пущают - и шабаш. Чуть увижу: мужики из-за угла выходят - ну, думаю, слава тебе господи, сейчас меня драть. Гляжу, нет, мимо прошли.
Старшина с писарем стоят, шепчутся; ну, вот, думаю, это про меня. Вот сейчас гашник 4 расстегнул... Глядь, в кабак пошли. Ах ты боже мой! Что ты станешь делать? Измучили. И еще день прошел. Я не пью, не ем, жду не дождусь: скоро ли, мол, это меня отпустят. Пойду, пойду к писарю: батюшка, отец родной, вели ты меня наказать!
- Подожди, говорит. Вот те и сказ. А меня пуще всего скотина-то сокрушила. Где Трушке управиться одному! Да и сидел бы я, сидел теперь, думаю себе, лапотишки ковырял. А тут скука-то меня очень уж одолела. Ведь как думаешь, братец мой, трои сутки живу, не пущают. На четвертый день сижу у ворот, идет знакомый мужик: что ты, говорит? Так и так, говорю, вот какое горе. "Э, дурак, говорит, целковый денег есть?" - "Есть, говорю, есть". "Поди дай, сейчас отпустят". Ведь и точно, братец мой, сейчас же, слова не сказал, разложили и отодрали. "Давно бы ты так", говорит.
- Так вот, они, деньги-то, что значит, - начал было опять прохожий; но в это время кто-то постучался в калитку.
- Акулина, - сказала хозяйка, - проснись! Поди пусти, кто там это?
Работница нехотя встала с лавки, почавкала губами, почесала у себя за пазухой и ворча пошла отпирать. Немного погодя она вернулась одна.
- Кто ж это там? - спросила хозяйка.
- А бог его знает; стучит, а не откликается. Я испужалась да бежать.
- Господи Иисусе Христе! Кого это там еще носит экую пору? Робятушки, сходите-ка, посмотрите! Я боюсь до смерти. Кто его знает.
Мужики на полатях прижались и ничего не ответили.
- Что ж вы - спите, что ли? А ты что сидишь, воин?
- Ступай сама, что ты меня посылаешь? - ответил солдат.
- Постой, я схожу, я не боюсь, меня не съест, - сказал прохожий и пошел отворять, но сейчас же вернулся. Вслед за ним вошел длинный, худощавый мещанин в старой драной чуйке, помолился богу и поклонился хозяйке.
- Что ж ты, черт, не откликаешься? - сердито спросила его хозяйка. Испужал до смерти.
- Я, признаться, пошутил, - робко улыбаясь, сказал мещанин, запахнулся и тихо сел на лавку.
Все молчали. Хозяйка насупилась и начала грызть ногти.
Прохожий что-то порылся в мешке и стал укладываться спать.
Мещанин сидел молча, поджав ноги под лавку, и потягивал носом.
- Ишь ты, шляются! - наконец сказала хозяйка. - Зачем тебя ночью притащило? Что тебе дома не сидится?
- А как нонче, значит, дело праздничное, - запинаясь заговорил мещанин, глядя на полати и отряхая картуз, - ну, и... думается так, что пойти, мол, к Агафье Матвевне понаведаться, - сказал мещанин и кашлянул.
- Очень нужно, - ответила хозяйка.
Опять замолчали.
Мещанин стал перебирать пальцами свою жидкую бороденку и все старался украдкою от хозяйки заглянуть на печку, потом замычал что-то и опять кашлянул. Хозяйка вдруг на это озлилась:
- Ты у меня сидеть, так сиди смирно! Что ты кашляешь, настоящая как овца.
- Да, признаться, простудился... - начал было мещанин.
- Я тебе такую простуду задам, ты у меня смотри, бесстыжие твои глаза.
В это время на печи завозился хозяин. Мещанин вздохнул и стал потихоньку барабанить пальцами по лавке.
- Андел хранитель, заступница царица небесная... - шептал прохожий, укладываясь спать.
Солдат плюнул и стал выколачивать трубку о каблук сапога.
- А я, а я, а я тебя, а я тебя не боюсь... - бормотал спросонья на печи хозяин.
Мещанин икнул.
- Поди вон! Поди, тебе говорят! - сказала мещанину хозяйка.
- Помилуйте! Агафья Матвевна!
- Уйди! И слушать я тебя не хочу.
Но тут хозяин уже слезал с печи и кричал:
- Агашка! Цыц! Сволочь! Де моя шапка?
Хозяйка молчала.
- Де моя шапка? Скажешь ты или нет? А?
- Ступай спать!
- Нет, я тебя спрашиваю, де моя шапка? Слышала?
Хозяин стоял босиком среди избы и водил глазами, отыскивая шапку. Мещанин, стоял у двери, чистил свой картуз.
- Ты чего дожидаешься? - спросила его хозяйка. - Тебе хочется, чтобы я тебя проводила? Так постой, голубчик!
- Агашка, черт, подай шапку! - кричал хозяин.
- А, да что с вами толковать!
Хозяйка схватила мещанина за чуйку и потащила его из избы.
Мещанин стал упираться. Она кликнула работницу, и вдвоем вытолкали его за дверь и заперли дверь на крючок.
- Полуношники! Оглашенные! - запыхавшись, говорила хозяйка.
Хозяин постоял немного, потом сел на опрокинутую кадку.
- Как баба-то набаловалась? А? - сказал он, глядя в землю и покачивая головой. - Ай-ай-ай!.. Постой! Дай срок! Я с тобой справлюсь!
- Справишься. Как же.
- Молчи! То-то я гляжу, что такое: совсем баба бояться перестала.
- Ступай спать-то уж, что ли!
- Нет, я тебя выучу, как хозяину отвечать. Ты у меня эти слова забудешь, сейчас издохнуть.
- Ну, да ладно.
- Нет, забудешь. Ты, я вижу, давно не учёна, так я тебя выучу.
- Что ты бунтуешь? Кабардинец, непокорное ты племя, - сказал солдат.
- Чего, братец мой, совсем баба избаловалась. Хочу опять в руки взять.
- Пора, пора, - смеясь, подтвердил солдат.
- То-то я, дурак, волю дал. Ай, ай, ай! Нет, их, баб, баловать не нужно. Ты не видал ли, брат, моей шапки?
- Нет, брат, не видал.
- Куда только я ее дел? Ах, шкура, право, шкура; сволочь несчастная. Дверь отопри!
- Не отопру. Ложись спать!
- Пусти меня на двор!
- Не пущу.
- На двор! Понимаешь ты? На двор. Нешто я без шапки уйду босиком? Вот дура-то! думает, я уйду босиком. Ах, мало я тебя учу, мало, мало... Не отопрешь?
- Не отопру.
Хозяин подумал и сказал:
- Ну так подавай мне горшок с кашей!
- Ничего я тебе не дам: и шапки не дам, и горшка не дам, и на двор не пущу. Сиди!
- Ну, хорошо.
Хозяин замолчал и потупился. Хозяйка поглядела на него и пошла в каморку постилать постель. В то же время вдруг поднялось окно, и из темноты показалось лицо мещанина. Он высунул свою бороду и сказал потихоньку:
- Я здесь!..
Хозяин очнулся, схватил чей-то кафтан, сдернул с гвоздя шапку прохожего, отпер дверь и что есть мочи босиком пустился бежать.
- Ах, убег! Лови, лови его! - выскочив из каморки, кричала хозяйка.
- Лови в поле ветер, - вставая, сказал солдат. - Давай-ка лучше спать ложиться. Дело-то складней будет.
Примечания
Впервые опубликовано в журнале "Современник" (1863, № 11).
1 Пишкавой - пеший.
2 Семитка - двухкопеечная монета.
3 В желтые ворота меня и послал - то есть обругал, назвав сумасшедшим. Желтые ворота, желтый дом - от желтой окраски Обуховской психиатрической больницы в Петербурге.
4 Гашник - веревка, ремень для штанов.