Василий Жуковский - Cказки

Сказка о Иване-царевиче и Сером Волке

Давным-давно был в некотором царствеМогучий царь, по имени ДемьянДанилович. Он царствовал премудро;И было у него три сына: КлимЦаревич, Петр-царевич и ИванЦаревич. Да еще был у негоПрекрасный сад, и чудная рослаВ саду том яблоня; всё золотыеРодились яблоки на ней. Но вдругВ тех яблоках царевых оказалсяВеликий недочет; и царь ДемьянДанилович был так тем опечален,Что похудел, лишился аппетитаИ впал в бессонницу. Вот наконец,Призвав к себе своих трех сыновей,Он им сказал: «Сердечные друзьяИ сыновья мои родные, КлимЦаревич, Петр-царевич и ИванЦаревич; должно вам теперь большуюУслугу оказать мне; в царский сад мойПовадился таскаться ночью вор;И золотых уж очень много яблокПропало; для меня ж пропажа этаТошнее смерти. Слушайте, друзья:Тому из вас, кому поймать удастсяПод яблоней ночного вора, яОтдам при жизни половину царства;Когда ж умру, и все ему оставлюВ наследство». Сыновья, услышав то,Что им сказал отец, уговорилисьПоочередно в сад ходить, и ночьНе спать, и вора сторожить. И первыйПошел, как скоро ночь настала, КлимЦаревич в сад, и там залег в густуюТраву под яблоней, и с полчасаВ ней пролежал, да и заснул так крепко,Что полдень был, когда, глаза продрав,Он поднялся, во весь зевая рот.И, возвратясь, царю Демьяну онСказал, что вор в ту ночь не приходил.Другая ночь настала; Петр-царевичСел сторожить под яблонею вора;Он целый час крепился, в темнотуВо все глаза глядел, но в темнотеВсе было пусто; наконец и он,Не одолев дремоты, повалилсяВ траву и захрапел на целый сад.Давно был день, когда проснулся он.Пришед к царю, ему донес он так же,Как Клим-царевич, что и в эту ночьКрасть царских яблок вор не приходил.На третью ночь отправился ИванЦаревич в сад по очереди вораСтеречь. Под яблоней он притаился,Сидел не шевелясь, глядел прилежноИ не дремал; и вот, когда насталаГлухая полночь, сад весь облеснулоКак будто молнией; и что же видитИван-царевич? От востока быстроЛетит жар-птица, огненной звездоюБлестя и в день преобращая ночь.Прижавшись к яблоне, Иван-царевичСидит, не движется, не дышит, ждет:Что будет? Сев на яблоню, жар-птицаЗа дело принялась и нарвалаС десяток яблок. Тут Иван-царевич,Тихохонько поднявшись из травы,Схватил за хвост воровку; уронивНа землю яблоки, она рвануласьВсей силою и вырвала из рукЦаревича свой хвост и улетела;Однако у него в руках одноПеро осталось, и такой был блескОт этого пера, что целый садКазался огненным. К царю ДемьянуПришед, Иван-царевич доложилЕму, что вор нашелся и что этотВор был не человек, а птица; в знак же,Что правду он сказал, Иван-царевичПочтительно царю Демьяну подалПеро, которое он из хвостаУ вора вырвал. С радости отецЕго расцеловал. С тех пор не сталиКрасть яблок золотых, и царь ДемьянРазвеселился, пополнел и началПо-прежнему есть, пить и спать. Но в немЖеланье сильное зажглось: добытьВоровку яблок, чудную жар-птицу.Призвав к себе двух старших сыновей,«Друзья мои, – сказал он, – Клим-царевичИ Петр-царевич, вам уже давноПора людей увидеть и себяИм показать. С моим благословеньемИ с помощью господней поезжайтеНа подвиги и наживите честьСебе и славу; мне ж, царю, достаньтеЖар-птицу; кто из вас ее достанет,Тому при жизни я отдам полцарства.А после смерти все ему оставлюВ наследство». Поклонясь царю, немедляЦаревичи отправились в дорогу.Немного времени спустя пришелК царю Иван-царевич и сказал:«Родитель мой, великий государьДемьян Данилович, позволь мне ехатьЗа братьями; и мне пора людейУвидеть, и себя им показать,И честь себе нажить от них и славу.Да и тебе, царю, я угодитьЖелал бы, для тебя достав жар-птицу.Родительское мне благословеньеДай и позволь пуститься в путь мой с богом».На это царь сказал: «Иван-царевич,Еще ты молод, погоди; твояПора придет; теперь же ты меняНе покидай; я стар, уж мне недолгоНа свете жить; а если я одинУмру, то на кого покину свойНарод и царство?» Но Иван-царевичБыл так упрям, что напоследок царьИ нехотя его благословил.И в путь отправился Иван-царевич;И ехал, ехал, и приехал к месту,Где разделялася дорога на три.Он на распутье том увидел столб,А на столбе такую надпись: «КтоПоедет прямо, будет всю дорогуИ голоден и холоден; кто вправоПоедет, будет жив, да конь егоУмрет, а влево кто поедет, самУмрет, да конь его жив будет». Вправо,Подумавши, поворотить решилсяИван-царевич. Он недолго ехал;Вдруг выбежал из леса Серый ВолкИ кинулся свирепо на коня;И не успел Иван-царевич взятьсяЗа меч, как был уж конь заеден,И Серый Волк пропал. Иван-царевич,Повесив голову, пошел тихонькоПешком; но шел недолго; перед нимПо-прежнему явился Серый ВолкИ человечьим голосом сказал:«Мне жаль, Иван-царевич, мой сердечный,Что твоего я доброго коняЗаел, но ты ведь сам, конечно, видел,Что на столбе написано; томуТак следовало быть; однако ж тыСвою печаль забудь и на меняСадись; тебе я верою и правдойСлужить отныне буду. Ну, скажи же,Куда теперь ты едешь и зачем?»И Серому Иван-царевич ВолкуВсе рассказал. А Серый Волк емуОтветствовал: «Где отыскать жар-птицу,Я знаю; ну, садися на меня,Иван-царевич, и поедем с богом».И Серый Волк быстрее всякой птицыПомчался с седоком, и с ним он в полночьУ каменной стены остановился.«Приехали, Иван-царевич! – ВолкСказал, – но слушай, в клетке золотойЗа этою оградою виситЖар-птица; ты ее из клеткиДостань тихонько, клетки же отнюдьНе трогай: попадешь в беду». ИванЦаревич перелез через ограду;За ней в саду увидел он жар-птицуВ богатой клетке золотой, и садБыл освещен, как будто солнцем. ВынувИз клетки золотой жар-птицу, онПодумал: «В чем же мне ее везти?»И, позабыв, что Серый Волк емуСоветовал, взял клетку; но отвсюдуПроведены к ней были струны; громкийПоднялся звон, и сторожа проснулись,И в сад сбежались, и в саду ИванаЦаревича схватили, и к царюПредставили, а царь (он называлсяДалматом) так сказал: «Откуда ты?И кто ты?» – «Я Иван-царевич; мойОтец, Демьян Данилович, владеетВеликим, сильным государством; вашаЖар-птица по ночам летать в наш садПовадилась, чтоб золотые крастьТам яблоки: за ней меня послалРодитель мой, великий государьДемьян Данилович». На это царьДалмат сказал: «Царевич ты иль нет,Того не знаю; но если правдуСказал ты, то не царским ремесломТы промышляешь; мог бы прямо мнеСказать: отдай мне, царь Далмат, жар-птицу,И я тебе ее руками б отдалВо уважение того, что царьДемьян Данилович, столь знаменитыйСвоей премудростью, тебе отец.Но слушай, я тебе мою жар-птицуОхотно уступлю, когда ты самДостанешь мне коня Золотогрива;Принадлежит могучему царюАфрону он. За тридевять земельТы в тридесятое отправься царствоИ у могучего царя АфронаМне выпроси коня ЗолотогриваИль хитростью какой его достань.Когда ж ко мне с конем не возвратишься,То по всему расславлю свету я,Что ты не царский сын, а вор; и будетТогда тебе великий срам и стыд».Повесив голову, Иван-царевичПошел туда, где был им Серый ВолкОставлен. Серый Волк ему сказал:«Напрасно же меня, Иван-царевич,Ты не послушался; но пособитьУж нечем; будь вперед умней; поедемЗа тридевять земель к царю Афрону».И Серый Волк быстрее всякой птицыПомчался с седоком; и к ночи в царствоЦаря Афрона прибыли ониИ у дверей конюшни царской тамОстановились. «Ну, Иван-царевич,Послушай, – Серый Волк сказал, – войдиВ конюшню; конюха спят крепко; тыЛегко из стойла выведешь коняЗолотогрива; только не бериЕго уздечки; снова попадешь в беду».В конюшню царскую Иван-царевичВошел и вывел он коня из стойла;Но на беду, взглянувши на уздечку,Прельстился ею так, что позабылСовсем о том, что Серый Волк сказал,И снял с гвоздя уздечку. Но и к нейПроведены отвсюду были струны;Все зазвенело; конюха вскочили;И был с конем Иван-царевич пойман,И привели его к царю Афрону.А царь Афрон спросил сурово: «Кто ты?»Ему Иван-царевич то ж в ответСказал, что и царю Далмату. ЦарьАфрон ответствовал: «Хороший тыЦаревич! Так ли должно поступатьЦаревичам? И царское ли делоШататься по ночам и вороватьКоней? С тебя я буйную бы могСнять голову; но молодость твоюМне жалко погубить; да и коняЗолотогрива дать я соглашусь,Лишь поезжай за тридевять земельТы в тридесятое отсюда царствоДа привези оттуда мне царевнуПрекрасную Елену, дочь царяМогучего Касима; если ж мнеЕе не привезешь, то я везде расславлю,Что ты ночной бродяга, плут и вор».Опять, повесив голову, пошелТуда Иван-царевич, где егоЖдал Серый Волк. И Серый Волк сказал:«Ой ты, Иван-царевич! Если б яТебя так не любил, здесь моего быИ духу не было. Ну, полно охать,Садися на меня, поедем с богомЗа тридевять земель к царю Касиму;Теперь мое, а не твое уж дело».И Серый Волк опять скакать с ИваномЦаревичем пустился. Вот ониПроехали уж тридевять земель,И вот они уж в тридесятом царстве;И Серый Волк, ссадив с себя ИванаЦаревича, сказал: «НедалекоОтсюда царский сад; туда одинПойду я; ты ж меня дождись под этимЗеленым дубом». Серый Волк пошел,И перелез через ограду сада,И закопался в куст, и там лежалНе шевелясь. Прекрасная ЕленаКасимовна – с ней красные девицы,И мамушки, и нянюшки – пошлаПрогуливаться в сад; а Серый ВолкТого и ждал: приметив, что царевна,От прочих отделяся, шла одна,Он выскочил из-под куста, схватилЦаревну, за спину ее своюЗакинул и давай бог ноги. СтрашныйКрик подняли и красные девицы,И мамушки, и нянюшки; и весьСбежался двор, министры, камергерыИ генералы; царь велел собратьОхотников и всех спустить своихСобак борзых и гончих – все напрасно:Уж Серый Волк с царевной и с ИваномЦаревичем был далеко, и следДавно простыл; царевна же лежалаБез всякого движенья у ИванаЦаревича в руках (так Серый ВолкЕе, сердечную, перепугал).Вот понемногу начала онаВходить в себя, пошевелилась, глазкиПрекрасные открыла и, совсемОчнувшись, подняла их на ИванаЦаревича и покраснела вся,Как роза алая, и с ней ИванЦаревич покраснел, и в этот мигОна и он друг друга полюбилиТак сильно, что ни в сказке рассказать,Ни описать пером того не можно.И пал в глубокую печаль ИванЦаревич: крепко, крепко не хотелосьС царевною Еленою емуРасстаться и отдать ее царюАфрону; да и ей самой то былоСтрашнее смерти. Серый Волк, заметивИх горе, так сказал: «Иван-царевич,Изволишь ты кручиниться напрасно;Я помогу твоей кручине: этоНе служба – службишка; прямая службаЖдет впереди». И вот они уж в царствеЦаря Афрона. Серый Волк сказал:«Иван-царевич, здесь должны умненькоМы поступить: я превращусь в царевну;А ты со мной явись к царю Афрону.Меня ему отдай и, получивКоня Золотогрива, поезжай впередС Еленою Касимовной; меня выДождитесь в скрытном месте; ждать же вамНе будет скучно». Тут, ударясь оземь,Стал Серый Волк царевною ЕленойКасимовной. Иван-царевич, сдавЕго с рук на руки царю АфронуИ получив коня Золотогрива,На том коне стрелой пустился в лес,Где настоящая его ждалаЦаревна. Во дворце ж царя АфронаТем временем готовилася свадьба:И в тот же день с невестой царь к венцуПошел; когда же их перевенчалиИ молодой был должен молодуюПоцеловать, губами царь АфронС шершавою столкнулся волчьей мордой,И эта морда за нос укусилаЦаря, и не жену перед собойКрасавицу, а волка царь АфронУвидел; Серый Волк недолго сталТут церемониться: он сбил хвостомЦаря Афрона с ног и прянул к двери.Все принялись кричать: «Держи, держи!Лови, лови!» Куда ты! Уж ИванаЦаревича с царевною ЕленойДавно догнал проворный Серый Волк;И уж, сошед с коня Золотогрива,Иван-царевич пересел на Волка,И уж вперед они опять, как вихри,Летели. Вот приехали и в царствоДалматово они. И Серый ВолкСказал: «В коня ЗолотогриваЯ превращусь, а ты, Иван-царевич,Меня отдав царю и взяв жар-птицу,По-прежнему с царевною ЕленойСтупай вперед; я скоро догоню вас».Так все и сделалось, как Волк устроил.Немедленно велел ЗолотогриваЦарь оседлать, и выехал на немОн с свитою придворной на охоту;И впереди у всех он поскакалЗа зайцем; все придворные кричали:«Как молодецки скачет царь Далмат!»Но вдруг из-под него на всем скакуЮркнул шершавый волк, и царь Далмат,Перекувырнувшись с его спины,Вмиг очутился головою вниз,Ногами вверх, и, по плеча ушедшиВ распаханную землю, упиралсяВ нее руками, и, напрасно силясьОсвободиться, в воздухе болталНогами; вся к нему тут свитаСкакать пустилася; освободилиЦаря; потом все принялися громкоКричать: «Лови, лови! Трави, трави!»Но было некого травить; на ВолкеУже по-прежнему сидел ИванЦаревич; на коне ж ЗолотогривеЦаревна, и под ней ЗолотогривГордился и плясал; не торопясь,Большой дорогою они шажкомТихонько ехали; и мало ль, долго льИх длилася дорога – наконецОни доехали до места, где ИванЦаревич Серым Волком в первый разБыл встречен; и еще лежали тамЕго коня белеющие кости;И Серый Волк, вздохнув, сказал ИвануЦаревичу: «Теперь, Иван-царевич,Пришла пора друг друга нам покинуть;Я верою и правдою донынеТебе служил, и ласкою твоеюДоволен, и, покуда жив, тебяНе позабуду; здесь же на прощаньеХочу тебе совет полезный дать:Будь осторожен, люди злы; и братьямРодным не верь. Молю усердно бога,Чтоб ты домой доехал без бедыИ чтоб меня обрадовал приятнымИзвестьем о себе. Прости, ИванЦаревич». С этим словом Волк исчез.Погоревав о нем, Иван-царевич,С царевною Еленой на седле,С жар-птицей в клетке за плечами, далеПоехал на коне Золотогриве,И ехали они дня три, четыре;И вот, подъехавши к границе царства,Где властвовал премудрый царь ДемьянДанилович, увидели богатыйШатер, разбитый на лугу зеленом;И из шатра к ним вышли… кто же? КлимИ Петр царевичи. Иван-царевичБыл встречею такою несказанноОбрадован; а братьям в сердце завистьЗмеей вползла, когда они жар-птицуС царевною Еленой у ИванаЦаревича увидели в руках:Была им мысль несносна показатьсяБез ничего к отцу, тогда как братМеньшой воротится к нему с жар-птицей,С прекрасною невестой и с конемЗолотогривом и еще получитПолцарства по приезде; а когдаОтец умрет, и все возьмет в наследство.И вот они замыслили злодейство:Вид дружеский принявши, пригласилиОни в шатер свой отдохнуть ИванаЦаревича с царевною ЕленойПрекрасною. Без подозренья обаВошли в шатер. Иван-царевич, долгойДорогой утомленный, лег и скороЗаснул глубоким сном; того и ждалиЗлодеи братья: мигом острый мечЕму они вонзили в грудь, и в полеЕго оставили, и, взяв царевну,Жар-птицу и коня Золотогрива,Как добрые, отправилися в путь.А между тем, недвижим, бездыханен,Облитый кровью, на поле широкомЛежал Иван-царевич. Так прошелВесь день; уже склоняться начиналоНа запад солнце; поле было пусто;И уж над мертвым с черным вороненкомНосился, каркая и распустившиШироко крылья, хищный ворон. Вдруг,Откуда ни возьмись, явился СерыйВолк: он, беду великую почуяв,На помощь подоспел; еще б минута,И было б поздно. Угадав, какойБыл умысел у ворона, он далЕму на мертвое спуститься тело;И только тот спустился, разом цапЕго за хвост; закаркал старый ворон.«Пусти меня на волю. Серый Волк,Кричал он. «Не пущу, – тот отвечал,Пока не принесет твой вороненокЖивой и мертвой мне воды!» И воронВелел лететь скорее вороненкуЗа мертвою и за живой водою.Сын полетел, а Серый Волк, отцаПорядком скомкав, с ним весьма учтивоСтал разговаривать, и старый воронДовольно мог ему порассказатьО том, что он видал в свой долгий векМеж птиц и меж людей. И слушалЕго с большим вниманьем Серый ВолкИ мудрости его необычайнойДивился, но, однако, все за хвостЕго держал и иногда, чтоб онНе забывался, мял его легонькоВ когтистых лапах. Солнце село; ночьНастала и прошла; и заняласьЗаря, когда с живой водой и мертвойВ двух пузырьках проворный вороненокЯвился. Серый Волк взял пузырькиИ ворона-отца пустил на волю.Потом он с пузырьками подошелК лежавшему недвижимо ИвануЦаревичу: сперва его он мертвойВодою вспрыснул – и в минуту ранаЕго закрылася, окостенелостьПропала в мертвых членах, заигралРумянец на щеках; его он вспрыснулЖивой водой – и он открыл глаза,Пошевелился, потянулся, всталИ молвил: «Как же долго проспал я!»«И вечно бы тебе здесь спать, ИванЦаревич, – Серый Волк сказал, – когда бНе я; теперь тебе прямую службуЯ отслужил; но эта служба, знай,Последняя; отныне о себеЗаботься сам. А от меня примиСовет и поступи, как я тебе скажу.Твоих злодеев братьев нет уж болеНа свете; им могучий чародейКощей бессмертный голову обоимСвернул, и этот чародей навелНа ваше царство сон; и твой родитель,И подданные все его теперьНепробудимо спят; твою ж царевнуС жар-птицей и конем ЗолотогривомПохитил вор Кощей; все троеЗаключены в его волшебном замке.Но ты, Иван-царевич, за своюНевесту ничего не бойся; злойКощей над нею власти никакойИметь не может: сильный талисманЕсть у царевны; выйти ж ей из замкаНельзя; ее избавит только смертьКощеева; а как найти ту смерть, и яТого не ведаю; об этом БабаЯга одна сказать лишь может. Ты,Иван-царевич, должен эту БабуЯгу найти; она в дремучем, темном лесе,В седом, глухом бору живет в избушке.На курьих ножках; в этот лес ещеНикто следа не пролагал; в негоНи дикий зверь не заходил, ни птицаНе залетала. Разъезжает БабаЯга по целой поднебесной в ступе,Пестом железным погоняет, следМетлою заметает. От нееОдной узнаешь ты, Иван-царевич,Как смерть Кощееву тебе достать.А я тебе скажу, где ты найдешьКоня, который привезет тебяПрямой дорогой в лес дремучий к БабеЯге. Ступай отсюда на восток;Придешь на луг зеленый; посредиЕго растут три дуба; меж дубамиВ земле чугунная зарыта дверьС кольцом; за то кольцо ты подымиТу дверь и вниз по лестнице сойди;Там за двенадцатью дверями запертКонь богатырский; сам из подземельяК тебе он выбежит; того коняВозьми и с богом поезжай; с дорогиОн не собьется. Ну, теперь прости,Иван-царевич; если бог велитС тобой нам свидеться, то это будетНе иначе, как у тебя на свадьбе».И Серый Волк помчался к лесу; вследЗа ним смотрел Иван-царевич с грустью;Волк, к лесу подбежавши, обернулся,В последний раз махнул издалекаХвостом и скрылся. А Иван-царевич,Оборотившись на восток лицом,Пошел вперед. Идет он день, идетДругой; на третий он приходит к лугуЗеленому; на том лугу три дубаРастут; меж тех дубов находит онЧугунную с кольцом железным дверь;Он подымает дверь; под тою дверьюКрутая лестница; по ней он внизСпускается, и перед ним внизуДругая дверь, чугунная ж, и крепкоОна замком висячим заперта.И вдруг он слышит, конь заржал; и ржаньеТак было сильно, что с петлей сорвавшись,Дверь наземь рухнула с ужасным стуком;И видит он, что вместе с ней упалоЕще одиннадцать дверей чугунных.За этими чугунными дверямиДавным-давно конь богатырский запертБыл колдуном. Иван-царевич свистнул;Почуяв седока, на молодецкийСвист богатырский конь из стойла прянулИ прибежал, легок, могуч, красив,Глаза как звезды, пламенные ноздри,Как туча грива, словом, конь не конь,А чудо. Чтоб узнать, каков он силой,Иван-царевич по спине егоПовел рукой, и под рукой могучейКонь захрапел и сильно пошатнулся,Но устоял, копыта втиснув в землю;И человечьим голосом ИвануЦаревичу сказал он: «Добрый витязь,Иван-царевич, мне такой, как ты,Седок и надобен; готов тебеЯ верою и правдою служить;Садися на меня, и с богом в путь нашОтправимся; на свете все дорогиЯ знаю; только прикажи, кудаТебя везти, туда и привезу».Иван-царевич в двух словах конюВсе объяснил и, севши на него,Прикрикнул. И взвился могучий конь,От радости заржавши, на дыбы;Бьет по крутым бедрам его седок;И конь бежит, под ним земля дрожит;Несется выше он дерев стоячих,Несется ниже облаков ходячих,И прядает через широкий дол,И застилает узкий дол хвостом,И грудью все заграды пробивает,Летя стрелой и легкими ногамиБылиночки к земле не пригибая,Пылиночки с земли не подымая.Но, так скакав день целый, наконецКонь утомился, пот с него бежалРучьями, весь был окружен, как дымом,Горячим паром он. Иван-царевич,Чтоб дать ему вздохнуть, поехал шагом;Уж было под вечер; широким полемИван-царевич ехал и прекраснымЗакатом солнца любовался. ВдругОн слышит дикий крик; глядит… и что же?Два Лешая дерутся на дороге,Кусаются, брыкаются, друг другаРогами тычут. К ним Иван-царевичПодъехавши, спросил: «За что у вас,Ребята, дело стало?» – «Вот за что,Сказал один. – Три клада нам достались:Драчун-дубинка, скатерть-самобранкаДа шапка-невидимка – нас же двое;Как поровну нам разделить? Мызаспорили, и вышла драка; тыРазумный человек; подай совет нам,Как поступить?» – «А вот как, – им ИванЦаревич отвечал. – Пущу стрелу,А вы за ней бегите; с места ж, гдеОна на землю упадет, обратноПуститесь взапуски ко мне; кто первыйЗдесь будет, тот возьмет себе на выборДва клада; а другому взять один.Согласны ль вы?» – «Согласны», – закричалиРогатые; и стали рядом. ЛукТугой свой натянув, пустил стрелуИван-царевич: Лешие за нейПомчались, выпуча глаза, оставивНа месте скатерть, шапку и дубинку.Тогда Иван-царевич, взяв под мышкуИ скатерть и дубинку, на себяНадел спокойно шапку-невидимку,Стал невидим и сам и конь и далеПоехал, глупым Лешаям оставивНа произвол, начать ли снова дракуИль помириться. Богатырский коньПоспел еще до захожденья солнцаВ дремучий лес, где обитала БабаЯга. И, въехав в лес, Иван-царевичДивится древности его огромныхДубов и сосен, тускло освещенныхЗарей вечернею; и все в нем тихо:Деревья все как сонные стоят,Не колыхнется лист, не шевельнетсяБылинка; нет живого ничегоВ безмолвной глубине лесной, ни птицыМежду ветвей, ни в травке червяка;Лишь слышится в молчанье повсеместномГремучий топот конский. НаконецИван-царевич выехал к избушкеНа курьих ножках. Он сказал: «Избушка,Избушка, к лесу стань задом, ко мнеСтань передом». И перед ним избушкаПеревернулась; он в нее вошел;В дверях остановясь, перекрестилсяНа все четыре стороны, потом,Как должно, поклонился и, глазамиИзбушку всю окинувши, увидел,Что на полу ее лежала БабаЯга, уперши ноги в потолокИ в угол голову. Услышав стукВ дверях, она сказала: «Фу! фу! фу!Какое диво! Русского здесь духуДо этих пор не слыхано слыхом,Не видано видом, а нынче русскийДух уж в очах свершается. ЗачемПожаловал сюда, Иван-царевич?Неволею или волею? ДонынеЗдесь ни дубравный зверь не проходил,Ни птица легкая не пролетала,Ни богатырь лихой не проезжал;Тебя как бог сюда занес, ИванЦаревич?» – «Ах, безмозглая ты ведьма!Сказал Иван-царевич БабеЯге. – Сначала накорми, напойМеня ты, молодца, да постелиПостелю мне, да выспаться мне дай,Потом расспрашивай». И тотчас БабаЯга, поднявшись на ноги, ИванаЦаревича как следует обмылаИ выпарила в бане, накормилаИ напоила, да и тотчас спатьВ постелю уложила, так примолвив:«Спи, добрый витязь; утро мудренее,Чем вечер; здесь теперь спокойноТы отдохнешь; нужду ж свою расскажешьМне завтра; я, как знаю, помогу».Иван-царевич, богу помолясь,В постелю лег и скоро сном глубокимЗаснул и проспал до полудня. Вставши,Умывшися, одевшися, он БабеЯге подробно рассказал, зачемЗаехал к ней в дремучий лес; и БабаЯга ему ответствовала так:«Ах! добрый молодец Иван-царевич,Затеял ты нешуточное дело;Но не кручинься, все уладим с богом;Я научу, как смерть тебе КощеяБессмертного достать; изволь меняпослушать; на море на Окияне,На острове великом на БуянеЕсть старый дуб; под этим старым дубомЗарыт сундук, окованный железом;В том сундуке лежит пушистый заяц;В том зайце утка серая сидит;А в утке той яйцо; в яйце же смертьКощеева. Ты то яйцо возьмиИ с ним ступай к Кощею, а когдаВ его приедешь замок, то увидишь,Что змей двенадцатиголовый входВ тот замок стережет; ты с этим змеемНе думай драться, у тебя на тоДубинка есть; она его уймет.А ты, надевши шапку-невидимку,Иди прямой дорогою к КощеюБессмертному; в минуту он издохнет,Как скоро ты при нем яйцо раздавишь,Смотри лишь не забудь, когда назадПоедешь, взять и гусли-самогуды:Лишь их игрою только твой родительДемьян Данилович и все егоЗаснувшее с ним вместе государствоПробуждены быть могут. Ну, теперьПрости, Иван-царевич; бог с тобою;Твой добрый конь найдет дорогу сам;Когда ж свершишь опасный подвиг свой,То и меня, старуху, помяниНе лихом, а добром». Иван-царевич,Простившись с Бабою Ягою, селНа доброго коня, перекрестился,По молодецки свистнул, конь помчался,И скоро лес дремучий за ИваномЦаревичем пропал в дали, и скороМелькнуло впереди чертою синейНа крае неба море Окиян.Вот прискакал и к морю ОкиянуИван-царевич. Осмотрясь, он видит,Что у моря лежит рыбачий неводИ что в том неводе морская щукаТрепещется. И вдруг ему та щукаПо-человечьи говорит: «ИванЦаревич, вынь из невода меняИ в море брось; тебе я пригожуся».Иван-царевич тотчас просьбу щукиИсполнил, и она, хлестнув хвостомВ знак благодарности, исчезла в море.А на море глядит Иван-царевичВ недоумении; на самом крае,Где небо с ним как будто бы слилося,Он видит, длинной полосою островБуян чернеет; он и недалек;Но кто туда перевезет? Вдруг коньЗаговорил: «О чем, Иван-царевич,Задумался? О том ли, как добратьсяНам до Буяна острова? Да чтоЗа трудность? Я тебе корабль; сидиНа мне, да крепче за меня держись,Да не робей, и духом доплывем».И в гриву конскую Иван-царевичРукою впутался, крутые бедраКоня ногами крепко стиснул; коньРассвирепел и, расскакавшись, прянулС крутого берега в морскую бездну;На миг и он и всадник в глубинеПропали; вдруг раздвинулася с шумомМорская зыбь, и вынырнул могучийКонь из нее с отважным седоком;И начал конь копытами и грудьюБить по водам и волны пробивать,И вкруг него кипела, волновалась,И пенилась, и брызгами взлеталаМорская зыбь, и сильными прыжками,Под крепкие копыта загребаяКругом ревущую волну, как легкийНа парусах корабль с попутным ветром,Вперед стремился конь, и длинный следШипящею за ним бежал змеею;И скоро он до острова БуянаДоплыл и на берег его отлогийИз моря выбежал, покрытый пеной.Не стал Иван-царевич медлить; он,Коня пустив по шелковому лугуХодить, гулять и траву медовуюЩипать, пошел поспешным шагом к дубу,Который рос у берега морскогоНа высоте муравчатого холма.И, к дубу подошед, Иван-царевичЕго шатнул рукою богатырской,Но крепкий дуб не пошатнулся; онОпять его шатнул – дуб скрипнул; онЕще шатнул его и посильнее,Дуб покачнулся, и под ним кореньяЗашевелили землю; тут Иван-царевичВсей силою рванул его – и с трескомОн повалился, из земли кореньяСо всех сторон, как змеи, поднялися,И там, где ими дуб впивался в землю,Глубокая открылась яма. В нейИван-царевич кованый сундукУвидел; тотчас тот сундук из ямыОн вытащил, висячий сбил замок,Взял за уши лежавшего там зайцаИ разорвал; но только лишь успелОн зайца разорвать, как из негоВдруг выпорхнула утка; быстроОна взвилась и полетела к морю;В нее пустил стрелу Иван-царевич,И метко так, что пронизал ееНасквозь; закрякав, кувырнулась утка;И из нее вдруг выпало яйцоИ прямо в море; и пошло, как ключ,Ко дну. Иван-царевич ахнул; вдруг,Откуда ни возьмись, морская щукаСверкнула на воде, потом юркнула,Хлестнув хвостом, на дно, потом опятьВсплыла и, к берегу с яйцом во ртуТихохонько приближась, на пескеЯйцо оставила, потом сказала:«Ты видишь сам теперь, Иван-царевич,Что я тебе в час нужный пригодилась».С сим словом щука уплыла. ИванЦаревич взял яйцо; и конь могучийС Буяна острова на твердый берегЕго обратно перенес. И далеКонь поскакал и скоро прискакалК крутой горе, на высоте которойКощеев замок был; ее подошваОбведена была стеной железной;А у ворот железной той стеныДвенадцатиголовый змей лежал;И из его двенадцати головВсегда шесть спали, шесть не спали, днемИ ночью по два раза для надзораСменяясь; а в виду ворот железныхНикто и вдалеке остановитьсяНе смел; змей подымался, и от зубЕго уж не было спасенья – онБыл невредим и только сам себяМог умертвить: чужая ж сила сладитьС ним никакая не могла. Но коньБыл осторожен; он подвез ИванаЦаревича к горе со стороны,Противной воротам, в которых змейЛежал и караулил; потихонькуИван-царевич в шапке-невидимкеПодъехал к змею; шесть его головВо все глаза по сторонам глядели,Разинув рты, оскалив зубы; шестьДругих голов на вытянутых шеяхЛежали на земле, не шевелясь,И, сном объятые, храпели. ТутИван-царевич, подтолкнув дубинку,Висевшую спокойно на седле,Шепнул ей: «Начинай!» Не стала долгоДубинка думать, тотчас прыг с седла,На змея кинулась и ну егоПо головам и спящим и неспящимГвоздить. Он зашипел, озлился, началТуда, сюда бросаться; а дубинкаЕго себе колотит да колотит;Лишь только он одну разинет пасть,Чтобы ее схватить – ан нет, прошуНе торопиться, уж онаЕму другую чешет морду; все онДвенадцать ртов откроет, чтоб ееПоймать, – она по всем его зубам,Оскаленным как будто напоказ,Гуляет и все зубы чистит; взвывИ все носы наморщив, он зажметВсе рты и лапами схватить дубинкуПопробует – она тогда егоЧестит по всем двенадцати затылкам;Змей в исступлении, как одурелый,Кидался, выл, кувыркался, от злостиДышал огнем, грыз землю – все напрасно!Не торопясь, отчетливо, спокойно,Без промахов, над ним свою дубинкаРаботу продолжает и его,Как на току усердный цеп, молотит;Змей наконец озлился так, что началГрызть самого себя и, когти в грудьСебе вдруг запустив, рванул так сильно,Что разорвался надвое и, с визгомНа землю грянувшись, издох. ДубинкаРаботу и над мертвым продолжатьСвою, как над живым, хотела; ноИван-царевич ей сказал: «Довольно!»И вмиг она, как будто не бывалаНи в чем, повисла на седле. ИванЦаревич, у ворот коня оставивИ разостлавши скатерть-самобранкуУ ног его, чтоб мог усталый коньНаесться и напиться вдоволь, самПошел, покрытый шапкой-невидимкой,С дубинкою на всякий случай и с яйцомВ Кощеев замок. Трудновато былоКарабкаться ему на верх горы;Вот, наконец, добрался и до замкаКощеева Иван-царевич. ВдругОн слышит, что в саду недалекоИграют гусли-самогуды; в садВошедши, в самом деле он увидел,Что гусли на дубу висели и игралиИ что под дубом тем сама ЕленаПрекрасная сидела, погрузившисьВ раздумье. Шапку-невидимку снявши,Он тотчас ей явился и рукоюЗнак подал, чтоб она молчала. ЕйПотом он на ухо шепнул: «Я смертьКощееву принес; ты подождиМеня на этом месте; я с ним скороУправлюся и возвращусь; и мыНемедленно уедем». Тут ИванЦаревич, снова шапку-невидимкуНадев, хотел идти искать КощеяБессмертного в его волшебном замке,Но он и сам пожаловал. Приближаясь,Он стал перед царевною ЕленойПрекрасною и начал попрекать ейЕе печаль и говорить: «ИванЦаревич твой к тебе уж не придет;Его уж нам не воскресить. Но чем жеЯ не жених тебе, скажи сама,Прекрасная моя царевна? Полно жУпрямиться, упрямство не поможет;Из рук моих оно тебя не вырвет;Уж я…» Дубинке тут шепнул ИванЦаревич: «Начинай!» И приняласьОна трепать Кощею спину. С криком,Как бешеный, коверкаться и прыгатьОн начал, а Иван-царевич, шапкиНе сняв, стал приговаривать: «Прибавь,Прибавь, дубинка; поделом ему,Собаке, не воруй чужих невест;Не докучай своей волчьей харейИ глупым сватовством своим прекраснымЦаревнам; злого сна не наводиНа царства! Крепче бей его, дубинка!»«Да где ты! Покажись! – кричал КощейПерекувырнулся и околел.Иван-царевич из саду с царевнойЕленою прекрасной вышел, взятьНе позабывши гусли-самогуды,Жар-птицу и коня Золотогрива.Когда ж они с крутой горы спустилисьИ, севши на коней, в обратный путьПоехали, гора, ужасно затрещав,Упала с замком, и на месте томЯвилось озеро, и долго черныйНад ним клубился дым, распространяясьПо всей окрестности с великим смрадом.Тем временем Иван-царевич, давКоням на волю их везти, как имСамим хотелось, весело с прекраснойНевестой ехал. Скатерть-самобранкаУсердно им дорогою служила,И был всегда готов им вкусный завтрак,Обед и ужин в надлежащий час:На мураве душистой утром, в полденьПод деревом густовершинным, ночьюПод шелковым шатром, который былВсегда из двух отдельных половинСоставлен. И за каждой их трапезойИграли гусли-самогуды; ночьюСветила им жар-птица, а дубинкаСтояла на часах перед шатром;Кони же, подружась, гуляли вместе,Каталися по бархатному лугу,Или траву росистую щипали,Иль, голову кладя поочередноДруг другу на спину, спокойно спали.Так ехали они путем-дорогойИ наконец приехали в то царство,Которым властвовал отец ИванаЦаревича, премудрый царь ДемьянДанилович. И царство все, от самыхЕго границ до царского дворца,Объято было сном непробудимым;И где они ни проезжали, всеТам спало; на поле перед сохойСтояли спящие волы; близ нихС своим бичом, взмахнутым и заснувшимНа взмахе, пахарь спал; среди большойДороги спал ездок с конем, и пыль,Поднявшись, сонная, недвижным клубомСтояла; в воздухе был мертвый сон;На деревах листы дремали молча;И в ветвях сонные молчали птицы;В селеньях, в городах все было тихо,Как будто в гробе: люди по домам,По улицам, гуляя, сидя, стоя,И с ними всё: собаки, кошки, куры,В конюшнях лошади, в закутах овцы,И мухи на стенах, и дым в трубахВсё спало. Так в отцовскую столицуИван-царевич напоследок прибылС царевною Еленою прекрасной.И, на широкий въехав царский двор,Они на нем лежащие два трупаУвидели: то были Клим и ПетрЦаревичи, убитые Кощеем.Иван-царевич, мимо караула,Стоявшего в параде сонным строем,Прошед, по лестнице повел невестуВ покои царские. Был во дворце,По случаю прибытия двух старшихЦаревых сыновей, богатый пирВ тот самый час, когда убил обоихЦаревичей и сон на весь народНавел Кощей: весь пир в одно мгновеньеТогда заснул, кто как сидел, кто какХодил, кто как плясал; и в этом снеЕще их всех нашел Иван-царевич;Демьян Данилович спал стоя; подлеЦаря храпел министр его двораС открытым ртом, с неконченным во ртуДокладом; и придворные чины,Все вытянувшись, сонные стоялиПеред царем, уставив на негоСвои глаза, потухшие от сна,С подобострастием на сонных лицах,С заснувшею улыбкой на губах.Иван-царевич, подошед с царевнойЕленою прекрасною к царю,Сказал: «Играйте, гусли-самогуды»;И заиграли гусли-самогуды…Вдруг все очнулось, все заговорило,Запрыгало и заплясало; словноНи на минуту не был прерван пир.А царь Демьян Данилович, увидя,Что перед ним с царевною ЕленойПрекрасною стоит Иван-царевич,Его любимый сын, едва совсемНе обезумел: он смеялся, плакал,Глядел на сына, глаз не отводя,И целовал его, и миловал,И напоследок так развеселился,Что руки в боки – и пошел плясатьС царевною Еленою прекрасной.Потом он приказал стрелять из пушек,Звонить в колокола и бирючамСтолице возвестить, что возвратилсяИван-царевич, что ему полцарстваТеперь же уступает царь ДемьянДанилович, что он наименованНаследником, что завтра брак егоС царевною Еленою свершитсяВ придворной церкви и что царь ДемьянДанилович весь свой народ зоветНа свадьбу к сыну, всех военных, статских,Министров, генералов, всех дворянБогатых, всех дворян мелкопоместных,Купцов, мещан, простых людей и д