К Енко - Женские игры в Париже

С явным удовольствием, несмотря на молодую жену, вспоминал свои любовные похождения с одной прекрасной искусительницей-шотландкой. В Париже я познакомился с двадцатилетней женщиной. Звали её Цинтией. Муж по возрасту уже "вышел в тираж". В гостинице, где мы жили в первое время с Артуром, наши парижские друзья устроили поздний ужин, где я и познакомился с шотландским бароном и его женой. После ужина кто-то около часу ночи поскребся настойчиво в дверь моего номера. Тогда стояло лето, и, ложась в постель, я сбросил с себя буквально все, и из-за дневных впечатлений долго не мог заснуть и, конечно, сразу же услышал чье-то "поскребывание" в дверь номера. В одеянии Адама я вскочил с постели и включив свет открыл дверь.

То была Цинтия в полураспахнутом легком летнем плаще. Я быстро и молча её раздел. Все у неё было прекрасно - от гордой головки, обрамленной длинными пушистыми и густыми золотистыми волосами блондинки, великолепными так и манящей в постель груди, до изящных длинных ножек.

За ужином именно Цинтия, а мы сидели рядом, то и дело прижималась коленями к моим или топтала мои ноги своими очаровательными ножками. Я мотал все это себе на ус, и отпирая дверь своего номера, знал, кто за нею стоит. Потом, утолив первый порыв страсти, Цинтия горько посетовала на медлительность в таких делах со стороны своих шотландских соотечественников. Смеясь, она мне говорила: "Помедлив, скажем, перед столь желательным для любой женщины демаршем чуть ли не дюжину лет, приглядываясь к ней, не зовя её немедленно в постель, наши шотландцы ещё болтают с полдюжины лет с женщиной о всякой неинтересной всячине, вплоть до завтрашней погоды, и только затем, наконец, решаются удовлетворить страсть истосковавшейся по мужской плоти дамы".

До замужества она жила в Эдинбурге, а в последнее время не выпускала из своих жарких объятий ни одного мало-мальски сообразительного мужчину, проводя с новоявленным любовником ночи в одном из отелей города. С недавних пор у неё стало "очень, очень мало" таких возможностей, ибо старый, но ревнивый муж почти не отпускал её на любовную "охоту" в Эдинбург.

Ту встречу я неоднократно вспоминал. Что скрывать: мы провели вместе с Цинтией ещё две ночи в гостинице.

В Иване я нашел ещё больший любовный пыл и ещё больше алчных выдумок, чем даже у Цинтии. И Ивана, как мне казалось, тоже нашла во мне своего долгожданного мужчину. Очень скоро после первой нашей встречи мы поженились и зажили в моей трехкомнатной квартире на Монмартре.

Один только раз наши отношения с Иваной омрачились, когда она устроила мне бурную сцену ревности. Чего-чего, а этого я от неё не ожидал. Думал, что она понимает меня и мои устремления в жизни, но это оказалось не так. Она начала требовать чуть ли не отчета о моем времяпрепровождении. Этого я допустить не мог. Избил Ивану крепче крепкого. А делать я это умею и люблю. Запретил ей громко кричать, только стонать, всхлипывать и плакать. Как она рыдала! С её глаз скатывались потоки крупных слезинок, ну прямо с горошину! Она не притворялась, страдала от побоев искренно, что меня и радовало, потому что в этом случае она скорее поймет, что я ей втолковываю.

Я сказал:

- Жена должна со всем соглашаться, что делает муж, и молча соглашаться!

Не в состоянии разлепить рот, она рыдая кивнула головой, опасаясь новых побоев.

- И все терпеть от мужа, ты поняла?

Рыдания её усилились, но она ещё ниже опустила голову, вся сотрясаясь от слез, давясь стонами.

Я дотронулся до её плеча:

- Прекрати дергаться, прими ванну и ложись в постель, сегодня ты для меня будешь самой желанной женщиной!

С этих побоев наши отношения стали безоблачными, Ивана хорошо запомнила преподанный ей урок. Некоторые люди не умеют учиться на своих и чужих ошибках, но Ивана к ним не относилась.

Научила меня добиваться от людей своих целей побоями сама жизнь. Однажды в Москве мне с приятелями пришлось выколачивать долг с потерпевших крах предпринимателей.

Человек страшится битья больше, чем смерти. Битье - это чувство боли, страха, унижения, страдания и т. д., а чувства оказывают огромное влияние на сознание человека. Мы долго били одного предпринимателя. Звали его Вадим. Потом посмотрели на результат. То существо, которое мы увидели, назвать человеком было уже нельзя. Связанный по рукам и ногам, весь исколотый ножами и избитый, предприниматель просил только об одном.

- Я вас умоляю, убейте меня, - ползая на разбитых коленях, заклинал Вадим. - Если вы до меня ещё раз дотронетесь, я не выдержу. Убей-те-ме-ня! Ну-я-вас-у-мо-ляю, - его стоны становились все отчаяннее и порой переходили в животное подвывание.

В другой раз история приключилась не менее занятная. Я был знаком с одной из богатейших женщин Москвы. Она держала "под собой" какой-то крупный рынок. Но основное богатство к ней пришло, когда она стала заниматься оптовой торговлей наркотиками. Партии наркотиков шли из Средней Азии, часть оседала в России, а другая - направлялась в страны Западной Европы. У неё было все - деньги, роскошь, а вот в личной жизни наоборот - все плохо. Выражение "богатые тоже плачут" к ней не подходило. Она никогда не плакала, все переносила молча, но от этого личная жизнь её не становилась лучше. Глядя на нее, мне стало казаться, что, чем человек больше достигает успехов в своем деле, тем хуже идет его личная жизнь. Пример этой женщины подобное положение подтверждает. Ко времени, когда я с ней познакомился, ей было около пятидесяти лет. Всевозможные переживания, стрессы, огромное напряжение в работе с наркотиками, сделали свое дело. У неё начались боли половых органов. Решила с этим бороться народным средством. Прикупила на два года молодого здорового парня, чтобы он своим здоровым семенем орошал два раза в неделю её больные прелести. Не помогло. Пришлось сделать операцию. У неё вырезали все, что могли вырезать - матку и прочее. Врач заверил, что все будет в порядке, не нужно только ездить отдыхать в жаркие страны.

Я посетил её в больнице. Лежала она в отдельной палате, операцию ей сделал лучший хирург. Принес ей хороших фруктов, цветы. Знак внимания - она была за него благодарна.

Впервые я видел не избитого человека, а человека, у которого что-то отрезали. У неё были оголены ноги, и мне казалось, что между них что-то может вывалиться. Но она перехватила мой взгляд и, смеясь, воскликнула:

- Там уже ничего нет, все чисто!

Не совсем это понял, но она мне объяснила, почему там чисто.

Я смутился, представив себе, как это может быть.

Она поняла и это, и объяснила "как может это быть", но не стала вдаваться в подробности, а заговорила на другую тему:

- Ты мне нравишься...

- Да?

- Потому, что ты ничего не просишь, когда человек богатый - все у него чего-то просят.

- Я сам для себя все делаю.

- Знаю.

- Так что же?

- На этот раз я хочу тебя попросить.

Я пожал плечами: просить не запрещено.

Она засмеялась, правильно истолковав мой жест.

- Я хорошо заплачу, даже очень хорошо.

Чуть качнул головой и ещё раз слегка пожал плечами, что означало: давай говори, посмотрим.

Оказалось, что беда приключилась с её дочерью, она стала наркоманкой, да такой заядлой, что любое лечение от неё отскакивало, как горох от стенки.

Оставалось одно средство для лечения - боль. Это мне было понятно. Мы с приятелем уже вылечили так одного наркомана, нашего дружка, правда его потом застрелили в арбатском переходе, но это уже было не наше дело, не наша разборка.

Битьем, жестоким битьем можно отучить наркомана от дурной привычки и отучить кардинально. Правда, это делают только близкие для близких.

Я согласился. Ее дочь я знал. Это была высокая девица, с очаровательной попой, тонкой талией, немного смуглым лицом, полными губами и очень эмоциональная, чувственная. Поговаривали, что её отцом был татарин. В свои 22 года она знала немало мальчиков, а к наркотикам её привели большие деньги матери.

- Девочка у меня красивая, ты знаешь. Получите отдельную квартиру, саму технику битья ты знаешь. Единственное условие: вы не должны её сами трахать, к ней за этим будет приходить её парень...

- А он, что тоже?

- Нет! Не курит, не пьет, наркотики на дух не переносит, любит её. Моя собеседница надолго задумалась. - Если бы у них все получилось, я бы ничего не пожалела.

Я не очень понял, чего бы она не пожалела, то ли их устроить в дальнейшем, то ли нам хорошо заплатить, но за дело мы взялись по-настоящему. Били её дочь нещадно, если она кричала, завязывали рот, били по очереди. Было приятно истязать красивое молодое тело, да ещё когда стон шел по всему этому телу. Пыталась орать, драться, плеваться, но ничего ей это не помогало. Тело её покрывалось липким потом, она мочилась под себя. В перерывах обмывали её в ванной, расчесывали её длинные красивые волосы. Как-то мой приятель предложил их обрезать, чтобы долго не возиться с ними. Она в почти бессознательном состоянии уцепилась за них двумя руками и не дала нам этого сделать.