Александр Хургин - Лишняя десятка (сборник рассказов)

- Давай, - говорит, - деньги именем революции. У тебя, - говорит, - еще есть.

А Виктор Владимирович ей твердил:

- Нету у меня больше денег, все я тебе отдал. А пенсию, - говорил, еще не приносили.

Но Шура ему верить не хотела и добивалась, чтоб он часы ей отдал.

А Виктор Владимирович сказал ей, что лучше ты меня прибей, а часы я тебе не отдам. Часы эти ему когда-то завгороно вручил в торжественной обстановке. На них и надпись есть "За трудовые победы", и в ремонте в течение тридцати лет они ни разу не были - только в чистке. И не отдал Виктор Владимирович Шуре часы. И за это Шура его побила. Не сильно, правда, даже без синяков, но все равно Виктору Владимировичу обидно было. Дочь же ему Шура, родная. А не посчиталась, что он старый и операцию перенес серьезную, трехчасовую.

А назавтра Виктору Владимировичу как раз пенсию принесли, и Шура всю ее у него отобрала. Отобрала, значит, и через три дня по новой стала деньги требовать. И угрожать Виктору Владимировичу кулаками. Но тогда она, Шура, ничего от него не добилась. Ни копейки. А Виктор Владимирович взял в долг десять рублей у соседа и на них до новой пенсии дотянул. А Шура и ее, новую эту пенсию, всю забрала. Она же знала, что пенсию Виктору Владимировичу по шестым числам приносят, и сидела дома не выходя. Ждала. И как только почтальон ушел, Шура деньги у Виктора Владимировича из руки и вырвала. А Виктор Владимирович-то десять рублей у соседа до шестого числа брал. Ну, и чтоб отдать деньги соседу, пошел Виктор Владимирович к магазину, взял во дворе ящик из-под молочных бутылок, подтащил его к дорожке, которая от трамвайной остановки на проспект Правды ведет и по которой люди с трамвая идут на автобусы и троллейбусы пересаживаться, сел на этот ящик и фуражку свою в ногах положил. И стал так сидеть.

Сначала, правда, ему мало давали. Вид у него потому что был несоответствующий для нищего. Одежда чистая, личность побритая, в очках, на руке - часы. То есть нормальный вид, не нищий, штаны только сильно помятые, потому что он в них спал, а так - нормальный вид. Но потом, постепенно люди привыкли к нему, наверно, и стали мелочь в его фуражку чаще кидать. А людей по этой дорожке много ходит, особенно в часы "пик", потому что трамвай из района заводов и фабрик сюда их, людей, подвозит. И Виктор Владимирович уже девятого числа утром соседу долг свой вернул сполна, но не прекратил сюда в часы "пик" приходить, а наоборот, каждый день стал сидеть тут с трех до шести часов, кроме суббот и воскресений. Приходил сюда ровно в три, а ровно в шесть возвращал ящик на место, к магазину, и уходил. И отдавал эти заработанные деньги Шуре. А на пенсию сам жил. И Шура больше его не била, так как, когда она приходила домой, Виктор Владимирович сразу же выгребал из левого кармана пригоршню мелочи и отдавал ей. А Шура ее брала и уходила. А сегодня вот Виктор Владимирович принес деньги Шуре, а ее нету. Значит, можно было ложиться и спать, тем более учитывая, что замерз он за три часа без фуражки. Ноябрь-месяц как-никак в разгаре, и температура воздуха на улице всего плюс два градуса тепла. И долгое время он лежал и не спал под пальто. Не согревало оно его сегодня совсем, а потом заснул и спал неизвестно сколько, так как когда он проснулся, в комнате уже светло было. Проснулся он, а все кости у него ноют, и пальто на полу валяется. Поднял Виктор Владимирович пальто, накрылся им и опять засыпать стал. А проснулся - в комнате свет горит, и Шура стоит над ним, пирожок ест. Увидела, что проснулся Виктор Владимирович, и говорит:

- Деньги есть?

А он ей отвечает:

- Приболел я, наверно. Простыл.

А она опять говорит:

- Деньги есть?

А он говорит:

- В кармане.

И она подошла к нему и в карман залезла, в левый. И мелочь оттуда достала. А потом перевернула его на другой бок и из правого кармана, в котором пенсионные деньги у него хранились, все вытащила. Он лежит, молчит, а она говорит:

- Ты полежи, а я - в аптеку. Скоро приду.

И пошла. Но вернулась из коридора и часы у него с руки сняла. И ушла уже окончательно. А дверь входную открытой бросила, и теперь от нее несло холодом, и холод этот доставал Виктора Владимировича под пальто, действовал ему на нервы и никак не давал заснуть.

ЦВЕТНАЯ РУБАШКА

Лобов решил купить себе что-нибудь такое. Ну, такое, чтоб глянул на него и хорошо сделалось. И на душе, и вообще. А то, чего ж так жить?

- А так, - думал, - куплю себе костюм по моде, импортный или рубашку цветную. Или еще какую-нибудь такую чепуху. На улицу в этом выйду, а они все смотрят. А я себе иду - и ничего.

Получил Лобов получку седьмого числа и прямо с ней пошел в магазин. У них в самом центре города, на улице Ленина, большой магазин есть. Его недавно построили по иностранному проекту и назвали "ЦУМ". Центральный то есть универмаг, если буквы расшифровать. В этот новый ЦУМ Лобов со своей получкой и пошел.

- Там-то, - решил, - в центральном магазине, есть же, наверно, что-нибудь такое.

Точно он, конечно, не знал, есть или нет, но он так думал. Обычно по магазинам Лобов сам не ходил, обычно Верка, жена его, ходила. Пойдет, купит, что там нужно или, что продают, Лобов это и носит. Он непривередливый был. И не пил, кстати, совсем. И не курил. Вообще никогда не курил и не, пробовал как это. В детстве пацаны после уроков в туалете за школой часто курили баловались, а он нет. Не хотелось ему этого никогда. И спиртные напитки не употреблял. До армии еще, по молодости, случалось, а с тех пор - ни грамма. И не курил.

- Мне это, - говорил, - не надо. Я же не враг своему здоровью. Даже гости к ним придут или они к кому-нибудь пойдут на день рождения, все пьют, и женщины тоже, а он только ест и на них смотрит.

- Зачем это вам, - говорит, - я понять не могу. Хочу понять и не могу.

А ему говорят тогда:

- Не можешь и не надо. Нам больше достанется. Он плечами пожмет и сидит. Ест закуску и на них смотрит.

А в магазины Лобов не ходил. За хлебом, за картошкой или за другими продуктами питания мог пойти, если Верка попросит. А если ботинки купить или брюки - это все она сама покупала. И никогда Лобов не сказал, что не нравится ему или жмет, или рукава длинные. Что покупала Верка, то он и носил. И чего ей еще надо было? Главное, что обидно - не пьет человек, не курит, а она - пожалуйста.

Зарплату тоже всегда почти всю Лобов ей отдавал. Оставит себе десять рублей, а остальное - ей. Говорил:

- Я не могу, чтоб у меня в кармане было меньше десяти рублей. Десять рублей у меня всегда должно при себе находиться. Мало ли что я увижу по пути. Или, может, я захочу зайти в какое-нибудь общественное место.

Верка на это говорила, что куда там ты зайдешь, но против этих десяти рублей не возмущалась. А теперь у Лобова вся получка в кармане лежала. До копейки. Значит, с одной стороны - хорошо. Захотел купить себе вещь, получил получку и иди в ЦУМ, покупай. Никто тебе не запретит. А была бы Верка, ничего б он не купил. Правда, она сама купила б, что надо. Зато Лобов имеет право теперь купить то, что хочется ему. Костюм, может, по моде импортный или рубашку цветную, как у Димки. Вот купит и пойдет, допустим, в парк. И Верка, допустим, пойдет. И увидит его в таком костюме или в рубашке. А он, допустим, мимо пройдет и ее вроде бы не заметит. Нет, если она скажет прости или, что ошибалась, Лобов ее примет. Чего ж ее не принять, пускай будет. С ней можно жить, она не разбалованная, всегда Лобову сама покупала, что надо. Он по магазинам никогда не ходил. Зарплату отдаст, а остальное не его дело. Конечно, если честно, то Лобов тоже не последний - не пьет, не курит. И зарплату вот отдавал. А чтоб гулянки всякие или женщины посторонние - этого вообще никогда не бывало. Он же не какой-то там неформал. Он раз женился - то все, железно. Да и Верка ничего такого - ни разу. Вечером всегда дома. Стирает, готовит. Ковер вместе с ней по субботам трусили. Кто ж думал, что она такая? Никто не думал. А она взяла и не пришла домой. Лобов пришел, а ее нету. И записка, кастрюлей лежит придавленная: "Я от тебя ушла".

Лобов сначала и не понял. Потом уже, когда поздно стало и темно совсем, догадался. И что самое интересное - куда ушла, зачем? Ничего не написала.

Лобов на работу к ней сходил, мастера нашел - ему его люди показали. А где, - спрашивает у него, - Верку Лобову можно увидеть?

- Лобову? - мастер отвечает. - А ты ей кто будешь?

- Я брат двоюродный, - Лобов говорит, - из Воронежа к ней приехал.

- А Лобова рассчиталась, - говорит мастер. - Два месяца отработала согласно КЗОТа и рассчиталась. Говорила, в другой город уезжает, на постоянное место жительства, мужу ее, говорила, работу там предложили хорошую.

-А в какой другой город, не говорила она? - Лобов спрашивает.

- Нет, - мастер, говорит, - не говорила.

А сегодня Лобов Верку свою из автобуса увидел. Он на фабрику в автобусе ехал, а она по дороге шла. Если б народу поменьше было, Лобов бы мог на следующей выскочить и Верку поймать. Но он же думал, что она в другом городе живет, и не знал, что ее увидит, ну и пока , из середины вылезал, автобус уже две остановки проехал. Лобов подумал, что, может, померещилось ему, потом вспомнил - нет. И платье Веркино, и походка, и все. Вот Лобов отработал день, получку получил - потому что им по седьмым числам получку дают - и в ЦУМ пошел. Пришел, походил, посмотрел. Продавщицы стоят, лялякают, люди по залу ходят - тоже, как и он, смотрят. Посмотрят и идут кто куда. Ло-бов костюмы пощупал - какие-то они не такие, рубашки поглядел, подождал, пока продавщицы освободятся, и спрашивает у них: