Алексей Писемский - Боярщина
______________
* красавица (франц.).
Эти три лица разговаривали о чувствах и страстях.
- Итак, Эльчанинов, вы говорите, что ваш идеал - женщина страдавшая, вот уж не понимаю, - говорила Клеопатра Николаевна, пожимая плечами.
- Что тут непонятного? - отвечал молодой человек. - Горе облагораживает и возвышает душу женщины, как и человека вообще.
- Ах, боже мой! - подхватила вдова. - После этого всякая женщина может быть идеалом, потому что всякая женщина страдает. Полноте, господа! Вы не имеете идеала. Я видела мужчин, влюбленных в таких милых, прекрасных женщин, и что же после? Они влюблялись в уродов, просто в уродов! Как вы это объясните?
- Я могу объяснить только то, что сам перечувствовал, - отвечал молодой человек.
- Клеопатра Николаевна вас спрашивает про наружность вашего идеала, заметила барышня с ядовитой улыбкой. - Страдает ведь всякая женщина, прибавила она.
- Про наружность я не могу вам сказать определительно, - отвечал молодой человек. - Впрочем, мне лучше нравятся женщины слабые, немножко с болезненным румянцем и с лихорадочным блеском в глазах.
- Странный вкус! - сказала с усмешкой вдова. - Здесь есть одна такая женщина, только жаль, что несколько глупа.
- А, понимаю, о ком вы говорите, - заметила барышня, - о Зе?
- Конечно, о ком же больше, - отвечала Клеопатра Николаевна.
- Кто такая Зе? - спросил молодой человек.
- Женщина слабая, с болезненным цветом лица, с лихорадочным блеском в глазах и вдобавок еще глупенькая, - отвечала Клеопатра Николаевна.
- Худая и больная женщина вряд ли может быть глупа, - возразил молодой человек. - Все дураки пользуются обыкновенно благом здоровья: у них тело развевается на счет души.
- Желаю вам отыскать поскорее ваш идеал, - сказала вдова, поспешно вставая. - Пойдемте, Nathalie, - прибавила она, взяв за руку свою собеседницу. Обе дамы пошли в гостиную.
Несмотря на старание скрыть, досада промелькнула в лице Клеопатры Николаевны.
Молодой человек с насмешливой гримасой посмотрел им вслед. Это был один из соседних помещиков, некто Валерьян Александрыч Эльчанинов. Мнение соседей об нем было такое, что матушкин баловень, которая возилась с ним, как курица с яйцом, и, ни много ни мало, проучила и прожила на него двести душ. Ну, и выучить, конечно, выучила многому, но проку из того, кажется, вышло мало, потому что молодой человек вряд ли служил где-нибудь и имел ли даже какой-нибудь чин. После смерти матери он жил по столицам, а теперь приехал на житье в свою разоренную усадьбу - на какую-нибудь сотню душ; и вместо того чтобы как-нибудь поустроить именье, только и занимался тем, что ездил по гостям, либо ходил с ружьем да с собакой на охоту. Прекрасное занятие для молодого образованного человека!
Шум в зале возвестил о приезде новых гостей. Хозяин привстал с места. В гостиную вошел Мановский, сопровождаемый женой. Мужчины приветливо и с почтением подавали руку первому.
- Милости просим, дорогой гость, - говорил хозяин, тоже протягивая обе руки Задор-Мановскому. - Как ваше здоровье, Анна Павловна? - прибавил он.
Мановский и жена поздравили предводителя с дорогой именинницей и справились, давно ли от нее получал письма.
- Недавно, очень недавно, - отвечал старик и солгал.
Новоприезжие разошлись; Анна Павловна, поклонившись некоторым дамам, села на отдаленное кресло; Задор-Мановский подошел к мужчинам.
В это время в гостиную вошел Эльчанинов, прислонился к колонне и, стараясь принять несколько изысканное положение, вставил стеклышко в глаз и взором наблюдателя начал оглядывать общество. Вдруг глаза его неподвижно остановились на одном предмете; бледное лицо его вспыхнуло.
- Кто эта дама? - спросил он торопливо и не без волнения, схватив за руку проходившего мимо исправника.
- Которая-с?
- На крайнем кресле, в коричневом платье.
- Это жена Задор-Мановского.
- Что ж, она здешняя?
- Нет, он женился там где-то, далеко.
В это время мимо них прошла Клеопатра Николаевна с своей спутницей.
- Ваш идеал приехал, можете адресоваться, - сказала она Эльчанинову. Тот ей ничего не ответил и вряд ли даже слышал ее замечание. Он, не спуская глаз, глядел на Мановскую.
- Как имя этой мадаме Мановской? - спросил он опять исправника.
- Анна Павловна, - отвечал тот.
- Это она, - почти вслух сказал Эльчанинов и быстро пошел в ту сторону, где сидела Мановская.
Исправник с усмешкою посмотрел ему вслед.
- Ну, теперь пошел, - сказал он, подмигнув стоявшему возле толстому Уситкову и тоже наблюдавшему эту сцену. - Видно, Мановского еще не видал.
- Да, - отвечал тот, усмехнувшись, - тут насчет этого небезопасно! И не такому жиденькому кости переломают.
Между тем Эльчанинов стоял уже перед Мановской.
- Вы ли это, Анна Павловна? - сказал он, все еще в недоумении, глядя на молодую женщину.
Мановская взглянула на него, и судорожный трепет пробежал по ее лицу. Она хотела что-то отвечать, но голос ей изменил.
- Валерьян Александрыч, как вы здесь? - проговорила, наконец, она.
- Я здешний уроженец! Скажите лучше, как вы попали сюда? - сказал Эльчанинов, садясь около нее.
- Я замужем.
- Замужем? За кем? Мне говорили...
- За Мановским.
- Но вы больны, голос ваш слаб, вы не похожи на себя?
Анна Павловна ничего не отвечала.
- Неужели мои пророчества, - продолжал молодой человек, - которые я предсказывал вам в шутку, неужели они сбылись? Неужели вы?..
- Бога ради, не говорите со мною, - прервала шепотом молодая женщина, на нас смотрят, отойдите от меня.
- Я не отойду от вас, покуда вы мне не скажете, что с вами? Отчего эта перемена? Вспомните, вы называли меня когда-то вашим другом! Вы должны быть со мною откровенны!..
- Только не здесь, бога ради, не здесь, - подхватила Анна Павловна.
- Где же?
- Где хотите: в лесу, в поле, только не при людях!.. Отойдите!
- По крайней мере назначьте время и место.
- Я гуляю в поле, близ Лапинской рощи, - сказала шепотом Анна Павловна, - будьте там в пятницу, в четыре часа!.. Отойдите!
Эльчанинов повиновался ей, и первым его делом было - выйти на балкон. Лицо его горело. Несколько минут простоял он, наклонившись над перилами, и, как бы желая освежиться от внутреннего волнения, вдыхал довольно свежий воздух, потом улыбнулся, встряхнул волосами и весело возвратился в гостиную.
- Вам нечего меня опасаться, - сказал он тихо Мановской, проходя мимо ее. - Здесь всем известно, что я влюблен в madame Маурову.
Молодая женщина взглянула на него и, кажется, поняла этот намек.
Эльчанинов подошел к вдове, которая на этот раз была одна и сидела опять в наугольной, задумчиво перебирая концы своего шарфа.
- Как я рад, - сказал он, усаживаясь около нее, - что, наконец, встретил вас без вашей гувернантки.
- Это что значит? - спросила вдова, внимательно посмотрев на молодого человека.
- Это значит, что я могу с вами, наконец, говорить откровенно.
- Право?.. А я не замечала в вас притворства. Напротив, вы слишком откровенны.
- А мой идеал?
- Что ж ваш идеал?
- Я изобрел его, чтобы скрыть настоящий.
- Или вы тогда хитрили или теперь хитрите, - сказала Клеопатра Николаевна, снова внимательно взглянув на молодого человека.
"Она умнее, нежели я полагал", - подумал про себя Эльчанинов.
- Позвольте мне с вами рядом сесть за столом, - сказал он вслух.
- Извольте.
Он поцеловал ее руку.
- Еще одна просьба!
- А именно?
- Чтобы не было около вас вашей спутницы.
- Это почему?
- Я ее терпеть не могу: она сплетница, и я должен буду невольно притворяться.
- За что же вы ее не любите? Вот что значит наружность! Ах, господа, господа мужчины!
- Прошу вас!
- Извольте! Впрочем, помните, это жертва!
- Merci, - сказал Эльчанинов и снова поцеловал руку Клеопатры Николаевны.
- Вы мне скажете ваш идеал, - сказала вдова, не отнимая руки.
- Скажу, - отвечал молодой человек с притворным смущением и сжал ей руку.
Они разошлись.
Через полчаса сели за стол. Эльчанинов был рядом с Клеопатрой Николаевной. Вдова была, говоря без преувеличения, примадонною всех съездов Боярщины. Она была исключительным предметом внимания и любезности со стороны мужчин, хоть сколь-нибудь претендующих еще на любезность. Причина этому, конечно, заключалась в независимости ее положения, в ее живом, развязном характере, а больше всего в кокетстве, к которому она чувствовала чрезмерную наклонность. В числе ее поклонников был, между прочим, и Задор-Мановский, суровый и мрачный Задор-Мановский, и надобно сказать, что до сего времени Клеопатра Николаевна предпочитала его прочим: она часто ездила с ним верхом, принимала его к себе во всякое время, а главное, терпеть не могла его жены, с которой она, несмотря на дружеское знакомство с мужем, почти не кланялась.
Судьба посадила Задор-Мановского напротив вдовы.
- Кто этот молодой человек? - спросил он у своего соседа, указывая на Эльчанинова.
