Павел Лукницкий - Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)

АА: "Вот скандал! Какая она все-таки, эта девушка - чтоб так уйти, не позаботиться!"

Стали искать. Наконец АА обрадованно вытаскивает из-под кухонного столика бидончик, в котором на дне есть немного керосина.

Я зажигаю примус. Руки выпачкал. АА идет в маленькую комнатку, наливает мне в чашку умывальника воды. Моюсь. Сажусь писать снова. АА приготовляет чай в соседней комнате. Входит.

"Пойдемте пить, чай готов".

На столе - сыр, масло, хлеб и сахар. Тап у стола, АА много говорит о нем, хвалит его: "Только он меня не очень любит. Он встречает меня, когда я прихожу, равнодушно. Вот когда Володя приходит, он очень радуется - прыгает, лижет его. Он очень скучает по Володе. Он, наверное, думает. Что я его купила, и поэтому равнодушен ко мне".

Я: "Вы любите Тапа?"

АА отвечает серьезно, как-то задумчиво: "Люблю... Он умный, хороший...".

АА: "У меня была Шкапская - просила дать ей что-нибудь (для архива - П. Л.). Я ей дала Симферопольскую афишу о вечере "моей памяти".

Я: "Как - Вашей памяти?"

АА: "Да. Так думали в 21 году в Симферополе".

Я: "А Вы не видели ее архива? Она не приносила его Вам?"

АА (с чуть насмешливой улыбкой): "Приносила... Она, вероятно, переживает медовый месяц собирания и очень радуется поэтому".

АА: "О Вас она мне ничего не говорила, но несколько раз повторяла, что я, "вероятно, много помню..."

После чая - я продолжаю писать. АА совсем нездорова сегодня. Вид усталый, больной. Я хочу раньше уйти и говорю: "Я сегодня не буду кончать альбома. Я в следующий раз окончу...".

Да, до этих слов еще АА одевалась и уходила - водила Тапа на двор гулять. Пришла, устала. Дыхание трудное. Села к столу, я увидел ее утомленный вид и тогда сказал ей (вышенаписанное).

АА: "Ну хорошо. Допишите вот это стихотворение".

Я дописываю и хочу уходить.

АА: "А я хотела еще Вам рассказать кое-что".

Я остаюсь сидеть, АА берет записную книжку и диктует мне около получаса сведения о Н. С.

Диктуя, вдруг говорит: "Как здесь дует" (от окна). Я предлагаю свое место. Пересаживаемся.

Я: "Вы совсем нездоровы, Анна Андреевна... Вы простудились?"

АА: "Простудилась... Я, кажется, заболеваю... Мне нужно завтра выступать, и я не знаю, смогу ли я..."

Я: "А где Вы должны выступать?"

АА: "Это благотворительно... Для студентов... В этой... Вы знаете... В Капелле", - вспоминает наконец АА.

Я: "Вы новые стихи читать будете?"

АА: "Нет, старые".

Прощаемся.

Я ухожу: "Когда же мне вновь прийти к Вам?" (Обрыв - В. Л.)

25.12.1924

АА должна была выступать на благотворительном вечере в Капелле, но не выступала.

26.12.1924

Обрывки:

О стихотворении к "Карте любви" в альбоме О. А. Кузьм.-Караваевой.

АА: "Я сначала не хотела Вам даже показывать его. Ничего в нем интересного нет. Н. С. подделывается в нем - вы понимаете - барышня, 16 лет, невинная, неумная, жила в Калуге... Ну о чем можно было с ней говорить? А Н. С. подделывается к ней. Этого совсем не нужно было".

Приглашена к Замятиным.

27.12.1924

Утром заходил к Фроману, который пишет сказку о мышонке, а потом к Лавреневу. Сей купил пишущую машинку за 90 рублей, сидит без гроша и радуется. В 3 часа ко мне пришел В. Рождественский и сидел до 8. Я не обращал на него внимания, работал по Н. Г., а он занялся переводом латинских стихов для антологии ГИЗа. В 8 часов с В. Рождественским пошел к АА (он раньше просил меня узнать у нее, может ли он прийти. АА ответила: "Пусть приходит"). У АА я сразу же сел переписывать альбом М. А. Кузьминой-Караваевой, и предоставил АА говорить с Рождественским. У них разговор не клеился: очень напряженно говорили о Судейкиной, об обстоятельствах ее отъезда, об антологии Голлербаха "Образ Ахматовой" (АА неодобрительно отзывалась). Вс. Рожд. пытался жаловаться на цензуру, по вине которой не печатаются его стихи, но когда АА сказала ему, что е е стихи цензура пропустила все без исключения, он умолк. АА пыталась всеми силами не показать В. Рождественскому производимого им на нее неприятного впечатления. Он старательно подлизывался и пытался было льстить. В 9 часов он ушел, и мы заговорили об Н. Г., о причинах, побудивших его жениться на А. Н. Энгельгардт, о ней самой... Прочел АА свои стихотворения - со стыдом прочел ("Я увидел глазами, где бредит..." и другое). Потом - 2 стихотворения Фромана (имени его АА никогда не слышала). После чаю опять переписывал альбом - до 2-х часов ночи. Сделала надпись на фотографии Н. С., которую подарила мне.

АА: "Нет, я не забываю. Как это можно забыть? Мне просто страшно что-нибудь забыть. Какой-то (мистический?) страх... Я все помню..."

26 и 27.12.1924

Маня, домработница, не приходила. АА недавно спросила ее, знает ли она Пушкина. Ответила, что не знает, что она - неграмотная.

Вечером была у Щеголевых. Было много народу. Пили шампанское. АА ушла домой в 7 часов утра, когда другие еще и не думали расходиться.

Декабрь 1924

О формальном методе.

АА: "Он годен - ну чтоб установить, кому принадлежит неподписанное произведение, или на что-нибудь такое - но не больше..."

Диктуя мне сообщения об Н. Г., упомянув: "...6 января 1914 г. Н. С. познакомился с Таней Адамович..." - чуть заметно вздохнула, мне показалось, что этот вздох не был случайным.

"Очень неприятно сознавать, что когда я умру, какой-нибудь Голлербах заберется в мои бумаги!"

Я: "А почему именно Голлербах?"

АА рассказала мне возмутительную историю о Голлербахе, незаконно завладевшем ее письмами к С. Штейну (при посредстве Коти Колесовой), и кроме того, напечатавшем без всякого права, без ведома АА, отрывок одного из этих писем в "Новой русской книге"...

За полугодие с 1/IV по 1/X АА напечатала только два стихотворения (в "Русском современнике", No 1).

"Больше нигде ничего не зарабатывала. Жила на иждивении Вольдемара Казимировича Шилейко..."

"Я к Дельвигу мало расположена".

Было время, когда АА жила в 8 комнатах квартиры на Фонтанке, 18.

28.12.1924

АА: Я от Левы получила письмо и стихи... Он пишет, совсем как Н. С. ...

Я: В чем именно?

АА: Стиль такой же...

АА: Анна Ивановна не приедет - она не может... Нездорова, кажется. Я очень опечалена.

АА: Я вчера легла в 8 часов утра, а позавчера в 5.

Я: Утра?

АА: Да... Я была у Щеголевых. Там было много людей.

Я: А я в сочельник лег в 3 часа дня - был у Шкапской...

АА: Вот как публика забавляется!

Я: Да... Там был глинтвейн, вино, пиво, спирт...

АА: А у Щеголевых - пили шампанское. Я не люблю и не умею. (Обрыв - В. Л.)

АА: В этом есть немножко Гумилева (про 5-ст. анапест).

Я спрашиваю, по какому варианту мне идти дальше...

АА: По этому... (указывает на 1-й 5-ст. анапест)...

АА: Мне стихотворение нравится...

Показываю ей два стихотворения МАФа.

АА (читает): У него Пушкин, конечно?

Я: Он очень любит Пушкина, Анненского, Сологуба, Ходасевича... Особенно сильное влияние на него оказал Сологуб.

АА: Ну, Сологуба я не вижу - в этих 2-х стихотворениях, по крайней мере. Здесь чувствуется период до символистов... Видно, что он много работает - у него продумано все. А кто это?

Я: Это Фроман... (рассказываю о Фромане.)

АА: Я не слышала о нем... (Обрыв - В. Л.)

1925 год

1.01.1925

Новый год встречала в двух местах - сначала у Рыбаковых (где все было очень чинно, и выпито было лишь по бокалу шампанского), потом в другом месте, где все присутствовавшие пили много, и Я. П. Гребенщиков был настолько нетрезв, что разбил большую старинную вазу (ваза, падая, повредила руку хозяйке). Домой вернулась АА - часов в 8 утра.

Один из известных артистов пристал на Невском к АА. Она долго сдерживалась, но наконец, взглянув на него в упор, спокойно сказала: "Сволочь!". Артист отстал.

Скоро в издательстве "Петроград" выйдет собрание стихотворений АА в двух томах. АА уже держала корректуру (договор об издании заключен с Гессеном в VII 1924 года, и большую часть контракта (1200 рублей) АА получила осенью 1924).

Зашел за А. Н. Гумилевой, чтоб идти к АА. Полчаса наставлял ее - ох, трудно! Глупа, упряма и самонадеянна. К 8 часам пришли к АА. Встретились внешне приветливо. Вошли в комнату, сели... "Как поживает Лева?" - "Как Лена?" - сдержанные вопросы. Атмосфера крайне напряженная. Я начинаю сверять копию письма М. К.-К. с подлинником, предоставляя им разговаривать между собой. Неясно и сбивчиво А. Н. излагает суть дела. Дело, о котором А. Н. говорила: "Ах, мне нужно очень много говорить с АА! По крайней мере, часа два!" - оказывается на 10 минут. АА выражает согласие участвовать в издании от лица А. Н. Гумилевой... Очень корректно дает несколько советов. Затем начинается ужасная болтовня А. Н. - о пластике, о Передвижном театре, о чем угодно. АА сдерживается во что бы то ни стало и вежливо слушает. И только после ухода А. Н. признается мне: "Какое чувство принуждения, тяжести, когда разговариваешь с ней... Темная она какая-то...".

АА за чаем о Тапе...