Правдивые истории еврейского местечка Черняхов - Идл Айзман
Их убивали за то, что они были евреями. В иудаизме этот период времени имеет своё название – ШОА, что в переводе на русский язык означает КАТАСТРОФА. Ёмкое слово, не правда ли? Но и это слово не описывает всех ужасов, выпавших на долю моего народа.
Дневники Ида Айзмана это своего рода «Чёрная книга – 2», но при всех ужасах, описанных на страницах этих тетрадей, в них много света. Так много, что становится нестерпимо больно глазам и хочется надеть солнцезащитные очки. Хотя, скорее всего, больно от солёных слёз, что текут ручьём и режут глаза. А очки нужны для того, чтобы спрятаться: зачем кому-то видеть эти слёзы? Душе очки не нужны – душа плачет невидимыми слезами.
Перечитывая тетради, я поняла, что повесть «Арончик» автобиографическая – в ней Идл Айзман рассказывал о себе и своей семье. Видимо, так было удобнее, ибо когда рассказываешь о себе от третьего лица, боль притупляется, и все события рассматриваешь под другим ракурсом, менее болезненным и более объективным…
Также я поняла, что из переданных мне дневников более, чем я написала, ничего написать не получится: Идл крутился в своих очерках вокруг одних и тех же фактов, фамилий, событий. И даже описывал одинаково. Он всё время возвращался и возвращался к прошлому, боясь упустить какие-то мелкие детали.
После написания пяти первых рассказов я попала в больницу: давление зашкаливало, как только я погружалась в эти истории. Такое чувство, что я не со стороны смотрела на происходящие в далёком прошлом события, а как бы изнутри: настолько отчётливо видела предметы быта, улочки и даже людей. Иногда мне становилось очень страшно: неужели эти дневники и есть та самая МАШИНА ВРЕМЕНИ, о которой столько написано, сказано и даже показано в фантастических фильмах?
Иногда казалось, что я чувствую даже запахи, которые неслись из раскрытых окон домишек, вижу красоту весеннего местечка, слышу голоса, выстрелы, крики о помощи… Всё было настолько образно и правдоподобно, особенно ужасы сорок первого года, что сердце моё не выдержало, и я попала на больничную койку. И, лёжа на этой койке, я вдруг подумала: если мне так тяжело при прочтении, каково было им там, в том маленьком местечке, которое перестало существовать, поскольку девяносто девять процентов его жителей были уничтожены? Каково было евреям всех маленьких местечек, включая мой родной Изяслав, где в одной общей могиле похоронена вся семья моего отца?
Как прожил, например, последние минуты своей жизни полный тёзка моего деда, простой трудяга, сапожник, богомольный и честный Моше Фельдман, на глазах которого убили пять красавиц дочерей? Правда, потом палачи смилостивились и разрешили несчастному старику помолиться за души невинно убиенных девушек, прежде чем убили самого Мойшу…
Что чувствовал в последние минуты жизни самый богомольный еврей местечка Эрл Цейтлис, когда на его глазах убили его любимую жену Рейзл, а его самого утопили в деревянном уличном туалете вместе с кантором Эсей?
Как описать ужас уважаемой в Черняхове семьи Грузинских, на глазах у которых беременную молодую женщину Геню убивали медленно, срезая с неё, ещё живой, куски мяса?
Или как провели последние минуты жизни Вевел Кипер и Мойша Коган, когда их привязали к хвостам лошадей и тянули от Черняхова до Житомира, а потом всё же одарили милостью и повесили, чтобы больше не мучились?
Идл Айзман несколько раз написал такую фразу в своих дневниках: «Звери о четырёх ногах это не могли бы сделать. Но звери о двух ногах это сделали, да будут они прокляты…»
Поэтому, заканчивая писать эту книгу, я решила ещё раз внимательно прочитать дневники и выписать все имена и фамилии тех, кого уже давно нет на этой Земле и кого упоминал Идл Айзман. Об умерших принято говорить: они ушли. Люди из дневников не ушли – их убили. Бесчеловечно. Страшно. Навсегда. Мне кажется, что я слышу, как Идл Айзман оттуда, сверху, просит меня это сделать, чтобы мир смог прочитать ставшие святыми имена и склонить голову в немом почтении к памяти безвинно убиенных.
АЙЗМАН РЕЙЗЛ БЕНЦИОНОВНА – мать Идла Айзмана. 1900–1941.
АЙЗМАН СЁМА ШУЛЕВИЧ – брат Идла Айзмана. 1929–1941.
АЙЗМАН ФИРА ШУЛЕВНА – сестра Идла Айзмана. 1932–1941.
АЙЗМАН РАЯ ШУЛЕВНА – сестра Идла Айзмана. 1938–1941.
Уехали в эвакуацию, но вернулись, не доехав до Житомира и были убиты:
КАНТОР ЭСЯ
АРЛ ЦЕЙТЛИС И ЕГО ЖЕНА РЕЙЗЛ
МОШЕ ФЕЛЬДМАН, сапожник, и его пять дочерей
МОЙШЕ КОГАН – секретарь местечкового совета
ВЕВЕЛ КИПЕР и его брат ПИНЯ КИПЕР с семьёй, их мать МИНДЛ, которой перед смертью дали молоток и предложили разбить памятник Ленину. Молотком она ударила полицая и была убита на месте. Об этой женщине написано, что в 1918 году она прятала евреев во время погромов, так как жила не на еврейской улице. Помогала всем, кому могла и не могла помочь.
МОЙШЕ КОГАН
СЕМЬЯ ГРУЗИНСКИХ – возчики, владельцы самых лучших лошадей в районе.
НОХУМ АЛТЕР, прятался вместе с Грузинскими, вышел, чтобы посмотреть, что стало с квартирой, был пойман, сдал Грузинских в обмен на жизнь, но был убит.
ФИШБЕЙН (имя не известно), часовых дел мастер. Пробовал с семьёй эвакуироваться, но вынужден был вернуться. Убиты все члены его семьи.
ХАЯ И ХАНА ШИРМАН и их семья, а также семья жениха Хаи МОТЛА ШТЕЙНБЕРГА. Сам Мотл погиб на фронте.
ИТА БУДИЛОВСКАЯ – приехала со своим мужем и дочерью БРОНЕЙ перед самым началом войны из Биробиджана. Муж остался жив, воевал.
ДАВИД МИЛЛЕР – хлебопёк, его жена РЕЙЗЛ. Их дочь Рива осталась жива.
Семья ФАЛЬКОВИЧ
Семья ШТЕЙНМАН. Отец работал советником у немцев, которые жили в Черрняхове и в деревнях. Немцы пообещали ему, что спасут, но убили всю семью: жену ЙОХУ и дочь. Остались в живых воевавшие сыновья Льон и Давид.
Семья ШИМЛ и ГИТЛ ВЕКСЛЕР.
Семья МЕЙЕРА ВАКСА: умалишённый сын МЕНАША ВАКС, убит в первый день, когда фашисты вступили в Черняхов. Сын ФИВЛ ВАКС, семья сына БЕРЛА ВАКСА . Сам Берл Вакс погиб на фронте.
ИЦИК ИГДАЛ, самый лучший портной и артист самодеятельного коллектива Черняхова, его жена БЛЮМА и дочь. Остались живы сыновья Лейбл и Аарон.
Семья ЛАНДМАН.
Семья ПОТИЕВСКИХ.
Жена ДАВИДА ГЕРТМАНА, ХИНЯ. Давид был в партизанах. Когда фашисты были близ Черняхова, Давид захотел посмотреть, как там его жена. Был пойман и расстрелян.
Семья ТАМАРКИНЫХ.
НИСЕЛЬ и РАХИЛЬ ЛЕРМАН, старики. Многие из их детей погибли на фронте. Сын Янкель, инвалид ВОВ, выжил.
Семья МАРГУЛИС
Семья МОЙШЕ ШРАЙБМАНА, его жена и дочь
Семья БОРУХА
