Призраки Дарвина - Ариэль Дорфман
— Что? Откуда у тебя такие сведения? Выжили пятеро?
— Я не говорила, что выжили пятеро. Я сказала, что пятерых отправили обратно.
— И кто это? Мой…
— Терпение, любимый. Мы должны снова оказаться в одной комнате.
— Просто скажи мне. Ему удалось? Он вернулся домой?
— Всему свое время, Фиц. Могу лишь догадываться, как тебе тяжело ждать, ждать, ждать. Но он хочет этого. Чтобы я рассказала, почему он появился, почему выбрал тебя. Думаю, он хочет именно этого, и мы должны уважать его решение.
Но разве мне не все равно, разве мне важно, чего он там хочет? Но я не желал ссориться с ней, ни по телефону, ни как-то еще, да и когда она вообще проигрывала спор, моя упрямая Кэм? Поэтому я сказал лишь:
— Пришли мне что-нибудь, любимая, не нужно отправлять отчет, переписывай его, пока не доведешь до совершенства, я не претендую, но держи меня в курсе.
— Да, чтобы ты понимал, что вообще происходит.
— Чтобы я мог быть рядом, вот что важно. А я обязательно пришлю тебе все, что найду, хорошо?
Через две недели от нее пришла посылка, набитая фотографиями и вырезками из французских журналов, переведенными на английский. Посылку доставила из Парижа служба «Робертс экспресс» всего за два дня, теперь международные отправления пересекали океан очень быстро, словно мир сжался и стал меньше. Но еще раньше я успел получить от матери отца, бабушки Амели, подтверждение, что, по словам ее бабушки Терезы, в их роду был выдающийся фотограф. А ведь Амели и впрямь рассказывала, как они с матерью Джорджии навещали какого-то умирающего родственника, фотоателье которого было набито снимками, и он подписал для нее один — портрет Виктора Гюго. В семье рождались девочки, фамилия того умершего предка растворилась, ее поглотило время, но теперь бабушка подтвердила, что его звали Пьер Пети.
— Да, мой мальчик, — объявила бабушка, не понимая до конца значения своих слов, — ты его потомок в шестом поколении. Разве ты не гордишься своим происхождением от такого прекрасного человека?!
ЧЕТЫРЕ
Фотографировать людей значит насиловать их, видеть такими, какими они никогда себя не увидят, зная о них то, чего они никогда о себе не узнают.
Сьюзен Сонтаг
В шестом поколении! Какие же призраки будут преследовать нашего сына или дочь, если мы когда-нибудь осмелимся завести детей, каким будет седьмое поколение? Смогут ли другие пленники, вывезенные силком с Огненной Земли и засунутые в камеру моего предка Пьера, просочиться в сны моего потомства? Я не делился этими мыслями с Кэм, пока изучал репродукции фотографий, собранных по крупицам из парижских архивов. Мой посетитель присутствовал на целой серии групповых снимков, которые, видимо, были сняты один за другим, и все на фоне деревьев.
Париж в сентябре — идеальное время, как писала Кэм, для семейной прогулки в зоопарк, куда можно добраться по железнодорожной ветке, специально проложенной для перевозки бесчисленных посетителей туда и обратно. Здесь смешались звери и люди: на одной из фотографий страус мчится по вольеру, и тут же сидит группа аборигенов. На следующем кадре, снятом, вероятно, через минуту, двое мужчин выпрямились, в то время как мой посетитель по-прежнему сидит на корточках, еще более недоверчивый и испуганный, и он останется в той же позе, когда в следующий раз камера Пьера Пети щелкнет группу, которая начала разбредаться, и яркий свет от передержки разрежет изображение почти пополам. В следующем кадре остальных уже не видно из-за света, но мой посетитель так и не двигается, продолжая смотреть в упор на моего будущего прапрапрапрадеда. Если бы взглядом можно было убить, если бы взглядом можно было убить… В следующем кадре он больше не виден, мой посетитель, поглощенный пятном светового загрязнения. На других фотографиях новые комбинации: то он со стариком, с женщиной и крошечным голым младенцем, на следующих изображениях он стоит рядом с другой женщиной, а затем в компании свирепого мужчины постарше — о, мой посетитель популярен, он в числе любимчиков у Пети. А вот и тот снимок, который превратили в почтовую карточку и спустя сотню лет продали за пару су в книжной лавке на улице Одеон. Но моя жена требовала, чтобы я посмотрел на других аборигенов — кто они такие и кем друг другу приходятся? Может быть, пара постарше — это родители моего посетителя? А малыш — его брат? Или племянник? А второй младенец — его племянница или сестренка? Еще один юноша — его брат? Я расспрашивал их лица, как делал все это время со своим посетителем, но ответом опять же было молчание.
Но в этом случае подспорьем послужил материал, присланный Камиллой, выдержка из пространной статьи, опубликованной Парижским обществом антропологов, в которой авторы размышляли, как аборигены вписываются в дарвиновскую схему эволюции, задавались вопросом об их интеллекте, пытаясь понять, насколько те близки к монголоидной расе и далеки от азиатских предков.
Это было выступление доктора Леонса Мануврие, датированное семнадцатым ноября 1881 года. Кэм писала: «К тому времени они уже были в Германии, и их осталось десять, потому что один из младенцев умер. Дочь женщины по имени Пети Мер, Маленькая Мать. Так ее назвал не Пьер Пети, а их смотрители. Самого свирепого окрестили Антонио, Мануврие говорил про него „дикий на вид“. Более спокойного старика прозвали Капитано, его жена сохранила свое имя Пискоуна. Другие женщины — Лиза и Кэтрин, а подростки — Генри и Педро. Из описания Мануврие непонятно, кто из них может быть нашим посетителем. Но тем не менее этот ученый приезжал к ним пять раз и провел с ними много часов, и теперь тебе нужно провести много времени с ним с помощью этих фотографий, Фицрой Фостер: нет лучшего способа приблизиться к этим туземцам и снять проклятие, если это действительно проклятие, а не благословение».
Последние слова встревожили меня. Камилла прониклась посетителем, как моя мать? Но я один раз уже усомнился в своей пловчихе, хотя она сразу же начала задавать правильные вопросы, и в итоге из-за этой ошибки мы потеряли семь лет любви и дружбы, и я не собирался снова ее совершить, свернув не на ту дорожку. Я позволю ей
