Дворец сновидений - Исмаил Кадаре
Они сидели вдвоем, дело совершенно невиданное ранее, с чашками кофе перед ними, и Марк-Алем никак не мог понять, для чего тот его позвал. Визирь говорил тихо, помешивая иногда горящие угли в жаровне, присутствие которой в комнате ощущалось значительно сильнее, чем присутствие Марк-Алема. Визирь рассказывал что-то о взаимоотношениях рода Кюприлиу с Дворцом Сновидений, взаимоотношениях, которые в течение сотен лет, как племянник мог уже слышать, были крайне запутанными. Он хотел было добавить еще что-то, возможно о попытках Кюприлиу уничтожить Дворец Сновидений, о чем Марк-Алем и раньше слышал какие-то перешептывания, но, похоже, передумал и довольно долго помешивал угли, причем его рука, державшая металлическую лопатку, слегка дрожала. Это не секрет, что раньше много лет Табир-Сарай находился под влиянием банков и торговцев бронзой, проговорил он, но в последнее время снова сблизился со сторонниками Шейх-уль-Ислама. Ты скажешь, какое это имеет значение? Имеет, и даже очень большое. Не зря в последнее время поговаривают, что у кого в руках Дворец Сновидений, у того ключи к управлению государством.
Марк-Алем слышал и об этом, но не в такой резкой форме и тем более не от столь высокопоставленного правительственного чиновника. У него просто рот открылся от изумления, но, словно этого было мало. Визирь спросил его, а знает ли он, что происходит с подавляющим большинством сновидений, обрабатываемых в Табир-Сарае? Марк-Алем, покраснев, пожал плечами и ответил «нет». От стыда он готов был провалиться сквозь землю. На самом деле однажды он задался таким вопросом: а что с ними происходит дальше, и тут же, с поистине детской наивностью, решил, что после того, как извлекается башэндер, главный сон, как из соломы извлекается зерно, груда ненужных сновидений сваливается в мешки и уносится вниз, в Архив.
Как только Визирь задал ему этот вопрос, он понял, что безумием было бы думать, что вся эта гора сновидений отправляется туда, вниз, произведя на свет редкий цветок, баш-эндер. Визирь коротко объяснил ему, что извлечение главного сна было одной из обязанностей баш-эндероров, глав-сноведов, и, без сомнения, основной их обязанностью, о чем, конечно, свидетельствует само наименование всего этого отделения. Однако, кроме того, на баш-эндероров была возложена также тяжесть работы по составлению секретных докладов, направлявшихся напрямую в различные службы самодержца.
Марк-Алем лихорадочно впитывал его слова. Естественно, главный сон всегда остается главным направлением их работы, подчеркнул тот, особенно в настоящий момент и особенно если речь идет о нашей семье. Визирь долго смотрел ему прямо в глаза, словно для того, чтобы убедиться, понимает ли ом, что Кюприлиу всегда имели дело не с какими попало сновидениями, а преимущественно с главными сновидениями. Ты меня понимаешь? — спросил он. Глаза его подернулись темной мерцающей дымкой. Все намереваются при помощи главного сна… Слова Визиря вновь стали туманными, с многозначительным молчанием между ними. О нем много чего болтают, продолжал он, но неважно, я не собираюсь тебе говорить, что из этого правда, а что нет; скажу лишь, что баш-эндер способен предвидеть важные изменения в государственной жизни. В глазах Визиря сверкнула ослепительная искра. Один главный сон подсказал идею большой резни, когда главы офисов Албании были убиты в Манастире. Ты слышал об этом массовом убийстве? И точно так же другой главный сон обусловил изменение политики по отношению к Наполеону, и падение великого визиря Юсуфа. А сколько еще было других случаев… Не зря говорят, что ваш директор, с виду довольно простой и без пышных титулов, может потягаться своей властью с нами, самыми могущественными визирями.
Он с горечью улыбнулся. И потягаться может, продолжал он неторопливо, потому что у него ужасная власть полного отсутствия фактов.
Марк-Алем не отрываясь глядел в рот своему родственнику. Ужасная власть полного отсутствия фактов, повторил он про себя, оцепенев, пока Визирь продолжал объяснять, каким образом получилось так, что из Табир-Сарая никогда не исходили и никогда не могут исходить никакие приказы, но Табиру это и не нужно. Он выдвигал идеи, которые его странный механизм мгновенно облекал вредоносной мистической силой, потому что идеи эти извлекались, по его мнению, из предвечных глубин общего османского духа.
Как я уже сказал, нам, Кюприлиу, часто приходилось иметь дело с главными сновидениями. Слова Визиря с каким-то присвистом выходили сквозь его плотно сжатые губы. Они часто наносили нам удары… Марк-Алему вспомнились ночи в его большом доме, наполненные перешептываниями и страхом. В его представлении главные сновидения превратились теперь в жалящих гадюк. Он чувствовал, что речь Визиря чем дальше, тем больше становилась спутанной. Что-то прорывалось время от времени сквозь его беспокойство, но он спешил снова все затуманить. Раньше нужно было отправить тебя в Табир-Сарай, проговорил он, но, может, и теперь еще не слишком поздно… Разговор становился все более мрачным, полным пауз и недомолвок. Марк-Алем не понимал, что требовалось от него. Чувствовалось, что Визирь не хотел быть откровенным до конца. О господи, он имеет на это полное право, подумал Марк-Алем, он государственный деятель, а я — ничего из себя не представляющий мелкий служащий. Но он дал понять, заявил практически открыто, что Марк-Алем был туда отправлен совершенно неслучайно. Ему следовало продвигаться по службе, суметь понять внутреннее устройство механизма и, самое главное, держать глаза открытыми, когда придет момент… Но с какой целью? Какой момент? — хотел спросить Марк-Алем, но не осмелился. Все было окутано туманом. Мы еще обсудим это, проговорил Визирь, но понятно было, что и он сомневался, стоит ли раскрывать все до конца или нет. Он возвращался к прерванному разговору, чтобы прояснить какие-то вещи, но тут же умудрялся все еще сильнее затемнить.
Я думаю, ты слышал, что в периоды кризисов власть Табир-Сарая или ослабевает, или еще больше усиливается. Сейчас как раз время такого кризиса, и, к сожалению, Табир на подъеме.
Марк-Алему вспомнились ужасные выражения: «узрены внутрилунно» или «внешнелунно». От ужасов Табира и впрямь волосы вставали дыбом, а ему так и не удалось ничего выведать. Во время полнолуния так начинается обострение у сумасшедших. Он хотел спросить дядю, о каком кризисе идет речь, но не осмелился. Он что-то слышал краем уха о неких серьезных реформах, которые вызвали ожесточенное
