Правила Лебядей - Елена Ровинская
Речь шла о том, что ради разнообразия, Алена оделась не как бомжиха, а как приличная леди-благотворительница.
Алена и сама ее не узнала: Элина в студийном гриме выглядела звездой.
– Ты пишешь стенд-ап? – удивилась она.
Элина смутилась. Алена решила вопросов больше не задавать. Бонечка стала ей благодарна.
– Это Дима тебя заметил, – сказала она, кивая на вратаря.
– Спасибо, Дима!
Вратарь надулся: он был из тех парней, что ненавидят продажных женщин. Особенно тех, которые дают разным боссам, а простым игрокам – нет. Бонечка все ему рассказала, и Дима ненавидел Алену еще сильней.
– Ты просто не слышала те плохие слова, что я при этом сказал, – сострил он грубо и мрачно.
– Надеюсь, не те же самые, что я говорю, когда тебя вижу.
– Ты таких слов не знаешь!
– Да, прям-таки. Я слышала, как вас зовет тренер Горлукович.
Дима зло выругался. В качестве вратаря он был для этих слов основной мишенью. Алена знала, что Станиславский сейчас в ВИП-ложе. Видит, хоть и не слышит их разговор. Поэтому она все сделала, чтобы диалог затянулся. Их разговоры с Димой всегда вызывали смех у его друзей. И она спросила его, желая, чтобы Стэн видел, как весело смеются вокруг нее высокие молодые парни:
– Блин, были б мы с тобой в школе, ты бы меня за косы таскал.
– Я в школе уже знал, за что таскать, – парировал он.
– В детской спортивной школе «Спартака»? – фальшиво ужаснулась Алена. – Кошмар! Чего, впрочем, я ждала от мужчины, который носит футболку с трахающимися свиньями?
– Это то единственное, что я хорошо умею! – сказал вратарь и еще раз опустил голову, чтобы узреть все двадцать две позы, что демонстрировали мультяшные розовые свинки.
– Правда? – недоверчиво спросила Алена у Бонечки. Та покраснела и притворилась, будто ничего не рассказывала, но все всё поняли.
Дождалась, пока слушатели кончат смеяться, снова слегка вдохнут, Алена добила.
– Дим? Научи меня.
«Зал» рухнул. Дима оторопел.
– У тебя нет таких денег, чтоб заплатить за уроки.
– Ммм, – сказала Алена и подмигнула в сторону ВИП-ложи. – Не будь так уверен.
Она не видела и никогда не узнала, но весь ее расчет оправдался. Станиславский в ложе заволновался, прекратил прятаться от нее за программкой и свесил голову, как горный орел. Он был богаче всех, кого она знала, но… тикал так же. Если девушка хотела его, он спешно совал ей деньги. Если же не хотела, Станиславский бросал все дела и шел к ней.
Он, как Алена и думала, целое утро боялся, как бы не пришлось платить по счетам: подкреплять поступками все вчерашние, вырвавшиеся из-под контроля, слова и жесты. Боялся так, что сам себя презирал. И чувствовал себя виноватым. И очень на нее злился. И с большой радостью пропустил бы матч. Ведь знал, что девушка не пропустит. Знал и боялся: верил, что она подойдет. Начнет с ним болтать… Быть может, при губернаторе.
А ему не хотелось. Вчерашняя нежность при свете дня казалась искусственной и Стэн ужасно стеснялся, что дал вчера слабину. Мужчины больше всего боятся тех обвинений, что женщины кидают в лицо после страстной ночи.
– Ты просто меня использовал! – так они говорят.
Словно сами же не пытались использовать свою дырку, как замануху в брак. Или в развод на деньги. Он ей платил… Но все равно боялся.
А Алена вот понимала, в какую сторону вращается мир.
Она отлично знала таких парней. Они хотят женщину ДО того, как получат. Все их слова, их взгляды и жесты – правда, но только до. Потом, они уже ничего не стоят. Как акции обанкротившейся компании. Она это знала. Как и тот факт, что женщины все испытывает ПОТОМ. Когда уже отдалась, положившись на милость мужчины. И она всеми силами старалась не думать о Стэне. Старалась думать о том, как много в этом городе прекрасных парней, что бы там Элина ни говорила. Вратарь-Дима был на самом деле собой хорош. И его друзья по команде. И ей ужасно нравилось кидаться с ним фразочками на грани, заставляя слушателей заливисто хохотать.
Мимо, красивый и бледный, прошел стремительный Кан. Остановился, вынужденный как все обычные люди ждать, пока рассосется «пробка» у лестницы. С ним был Олег недосягаемый и строгий в черном костюме.
Сразу вспомнилось, как они с ним занимались сексом в машине… Вспомнилось, как догорал закат за окнами джипа, превратив кабину в залитый багряным золотом шар. Вспомнилось, как им было хорошо. Так хорошо, что даже мыслей не было о чем-то, кроме как ощущать его губы, руки, всего его…
А у Олега, были. Надо было видеть его лицо, когда он приехал, чтоб телефон отдать. Решил, что она дешевка, которая так примитивно хочет опять с ним встретиться… Он малолетка, конечно же и его соплячки, возможно, так себя и ведут…
Алена ненадолго пересеклась с ним взглядом. Олег вдруг стал того же оттенка, что был в машине. Но это было не солнце. Это он покраснел. Или побагровел? Она вздохнула и уставилась на носки своих ботильонов. Еще немного и ей придется ходить по городу, как мусульманской женщине: уткнувшись глазками в пол. Чтоб не встречаться взглядом с любовниками, которые боятся, что она еще чего-то от них захочет.
Почему нельзя просто трахнуться, попрощаться и позабыть, как поступают греки? Почему нельзя при встрече сказать «Привет?». К чему эта вечная вина во взглядах мужчин? Неужто, она так жалко себя ведет? Неужто, недостаточно быстро от них уходит?! Что самое грустное: жалеют ее лишь те, от кого ей совсем ничего не нужно. Ни отношений, ни жалости. Только чуть-чуть любви. Можно даже украдкой, на расстоянии, если нельзя иначе…
Только не жалость, смешанная с презрением.
Ведь так же все классно было! Почему нельзя завязать их память, вместе со спермой в презерватив? Возитель Пидоренко, к примеру, ее совсем не жалел. Как и трехглавый Змей Шура.
Заметив ее с Элиной и футболистами, Станиславский тут же бросился к ним.
– Девочка моя, здравствуй! – вмешался он и обнял ее, поверх бессильно упавших рук.
Расцеловал. На глазах ребят, Богдановой, Стэна и сразу двух Канов, которые никак не могли пройти, из-за «пробки» у лестницы. Алена позволила. И даже улыбнулась, пока Шура пялился на нее самым ласковым из всех своих взглядов. Хоть кто-то при виде нее, не отводит глаз, как от прокаженной.
– Девочка моя, – вздохнул он.
– Мой Бегемотик, – благодарно выдохнула Алена.
И даже сама себе удивилась: насколько хорошо вышло. В душе она его по-прежнему презирала. Как человека. Но ей был нужен сейчас мужчина, который делает вид, что любит ее. И она нагло, влюбленно и так же ласково, улыбалась ему в лицо.
Олег что-то тихо сказал своему отчиму. Тот улыбнулся, покачав головой. Повезло же Ангеле: любовь и
