Сергей Каледин - Записки гробокопателя
Пожилой заморщился.
- А ты не жмурься, работа такая, не в конторе бумажки ворошить. Своя механика. А чего делать, не на другое же кладбище. Семью разбивать... Здесь вместе и лежат пускай, рядышком. И навещать всех разом, и недалеко, все ж центр... Такие дела. А ты говоришь.
У часовни было пусто. Да и кого в такую рань принесет - восьми нет. Кутя посидел чуток на гранитном оковалке, невесть как оказавшемся у часовни. Кому он только понадобился - без полировки и формы никакой... А ведь кто-то пер приспособить куда-нибудь. Кутя полез за куревом, наткнулся на яблоки и подумал, что неплохо бы сейчас пивка.
Покряхтывая, он поднялся с холодного камня и двинул к воротам.
У трафаретной пригревалась на солнышке неистребленная псиная братия. Завидев Кутю, псы оживились. У них с Кутей был особый контакт. Перед Пасхой когда кошкодавы из дезинфекции понаехали и проволочными петлями в момент всех повыловили, он вымолил у них троих, самых любимых: Мишку, Блоху и Драного.
Бутылку отдал (у Молчка выклянчил) и пятерку, что за яму получил. Все денное наработанное.
С того раза месяц не прошел, а уж песья опять набежало. Откуда только. Опять посетители жалобы пишут. Опять кошкодавы пригудят. Паразиты!..
Кутя зашел в трафаретную, порыскал глазами, сгреб в газету кильки и черствый хлеб. Кинул собакам. Те завозились. Драный, конечно, под себя все сгрести норовит. Ясное дело, посильнее других и попровористей. А сбоку-то так и не зарос.
Это Воробей с Драным зимой пошутил. Сам потом рассказывал.
Глядит утром - трясется пес у дверей в котельную, холодно. Воробей котел завел слегка и посадил кобеля внутрь на колосники. Драный прям как прижился. Воробей дверку прикрыл и ногой держит. А сам в поддувале ворошит. Занялось в котле покрепче, пес завозился, не нравится. Воробей еще... Пес заорал и забился в дверку. Пес орет, а Воробью хохотно. Потом выпустил.
Бедолага как припустил из котельной да в снег... Зашипел в снегу и потух. Теперь - Драный.
Кутя слова тогда не сказал Воробью, но от самогона воробьевского отказался. Правда, раз. Потом пил, уж больно хорошо гнал Воробей: через уголь и с марганцовкой.
...Псы подлизывали пустой асфальт. Кутя отдыхал глазом на собачье.
- Чего, дармоглоты? Постричь вас, что ли? Под полубокс... Чего-нибудь вам надо для красоты... Погодь, погодь...
Он сунул руку за прислоненный к стене огромный треснувший кронштейн и вытянул оттуда охапку пожухлых венков.
Венками торговали в тупике перед входом на кладбище.
На проволочное кольцо прицепляются бумажные цветы и окунаются в расплавленный стеарин. Подсох - готово.
Милиция гоняла веночниц, но справиться не могла, все равно торговали.
Воробей с Мишкой при случае обрывали старые венки с крестов. Без лишних глаз старались - заметят посетители, побегут в контору вонять. А у Петровича закон один: жалуются - по делу, не по делу - прокол, а раз прокол - месяц без халтуры. А не дай Бог заметит, что хитришь, халтуришь - вмиг заявление твое подмахнет. Это он с полгода как придумал, когда ему в тресте по мозгам за грязь на кладбище дали. Так чего придумал? Велел всем написать заявления об увольнении по собственному желанию, с подписью, но без даты. Теперь, говорит, чуть что - сам дату ставлю, и вали с кладбища. На завод или еще там куда. И Носенке потом хвастался: у меня, мол, на кладбище по струнке.
Вот и старались потихоньку венки обдирать. Обдерут - и в печь. Лучшей растопки не придумаешь.
Кутя разобрал венки, разнял, выправил их, шагнул к псам.
- Драный, давай башку! Марафет наведу.
Пес затряс головой.
- Стоять!
Пес замер. Кутя примерил венок. Великоват. Снял, положил на камень, разрубил проволоку топором. Свел концы и закрутил, стало поуже. Снова примерил. Другое дело!
Так же обрядил Мишку и Блоху. Псы порычали, покрутили головами и ничего смирились.
Мимо прошла Райка. Заметила разряженных псов, прыснула.
- Раиса Сергеевна! Парад, скажи?
- Влетит тебе от Петровича за этот парад!
- А чего, в кабинет к нему поведу? Я на Тухлянку сейчас. Соньку позабавлю - пивка даст. Как вышло-то, а? - Кутя с умилением пялился на свою работу. Райка, а ты чего рано? Муж не греет?
- Заказы не оформила. Петрович вчера ругался. А ты уж подзалил, гляжу?
- Дура ты, Раиса Сергеевна. Красоту навел животным, а ты "подзалил". Не понимаешь ни хрена... Балерины, за мной!
По ту сторону проспекта у железнодорожной линии много лет возвращала с того - похмельного - света спасительная Тухлянка: стеклянная пивная с длинноногими, круглыми, тесно поставленными столами.
Кутя не пошел к подземному переходу. Переход для пешеходов-бездельников, а у него дело: поправиться внахлестку к спиртяшке утренней и за работу. Захоронений сегодня мало - всего пять, зато мусора после праздника опять на его участке возить не перевозить.
Петрович последний раз особо предупредил: "Всем мусор возить. Халтурить только когда участок под метлу". Комиссия из треста все мерещится, вот и петушится. И, главное дело, жечь запретил. Обычно-то как: кучку нагреб да подпалил. А недавно Кутя не заметил с похмела да и поджег мусор возле памятника, а тот из белого мрамора, закоптил его напрочь. Ни мыло, ни шкурка не берет. Родственники хай подняли. Теперь жечь нельзя - вози на свалку. А на свалку хрен проедешь - тележка по уши вязнет.
Худого слова не говоря, по злобе ему Петрович такой участок назначил. За прогулы. И на том спасибо - не выгнал. Молодой еще Петрович, и тридцати нет, а человек. По Головинке его Кутя еще помнил, совсем пацаном Петрович был, а могилы колотил что твой дятел. С "гаврилой" не хуже Воробья управлялся.
...Кутя брел, руки в карманы, через проспект, не слыша машин, - Бог даст, не раздавят. Тормоза только и визжат, да шоферня матерится.
На той стороне Кутю спокойно ждал затянутый в белый ремень солидный (на проспекте сявку не поставят) лейтенант.
- Гуляем? - Милиционер приложил руку к фуражке. - Документы!
- Какие документы, милок? До пивка бы добраться. - Кутя махнул в сторону заманчивой Тухлянки. - А ты - "документы"...
- Так... Штраф будем платить? Или сразу в сто двадцатое?
- Сезон разойдется, я тебе сто штрафов заплачу, а сейчас на похмелку нет. Вот, думаю, может, ребят кого встречу, угостят.
- А маскарад зачем? - Милиционер ткнул пальцем в притихших возле Кути псов.
- Животные!.. Чего с них взять?
- Я не про животных... Гирляндов-то кто навесил? Ты?
- С похмела чего не учудишь? Да и повеселее вроде...
- "Повеселее"... - Милиционер фыркнул. - Ладно, иди. Еще увижу, в отделении поговорим... И банты снять.
- Ага, все путем сделаем. Чего выпялились? Собачье... в лягавку захотели? - Кутя скомандовал, и компания двинулась дальше.
Соньку удалось уломать: отпустила пивка в кредит. Две кружки. Мало того, и псам швырнула колбасную обрезь - развеселилась баба.
Кутя обтер ладонью рот, спустился с насыпи и прилег под кустиком - кепку на глаза. Собаки повозились малость и улеглись неподалеку на солнышке.
Кепка сползла, закрыла воздух. Кутя заворочался и проснулся. Солнце перебралось по ту сторону куста.
- Эй! Мил человек! - крикнул он путевому рабочему. - Время скажи, будь любезен!
- Полчетвертого.
Кутя присвистнул. Собаки удивленно подняли головы.
- Трудодень проспал. А все из-за вас, паразитов. Пивка им, пивка. Вот тебе и пивко.
Теперь уж и на службу поздно. Теперь только к Воробью - узнать, какой будет приговор.
Кутя встряхнулся и с насыпи побежал под мост к станции. Возле кладбища остановился, отогнал камнями собак. Подходила электричка.
В воробьевской комнате хлопотала Ирка, Валькина подруга. Стол был накрыт, в центре стоял графин с самогоном и "Буратино".
- А Воробей?.. - Ирка выжидательно уставилась на Кутю.
- Не шебуршись, - Самогон с Лобни? Плеснула бы Валентина-то где?
- Ишь ты, плесни ему! - Ирка отодвинула самогон на дальний угол стола.
Кутя вздохнул - выпить не обломится - и сел на диван, подальше от желтого графина.
- Васька-то пишет, не знаешь? - спросил он для разговора.
- Пишет. - Ирка вздохнула. - Долго ему еще писать.
- Да-а-а, - согласился Кутя, - помиловки ему не видать, от звонка до звонка... Воробья-то он все ж почти до смерти уделал, хорошо башка крепкая. Другой бы враз отчалил...
- А хоть бы и совсем его пришиб, сволочь глухую! - Ирка выкрикнула и вся сжалась, косанула глазом на Кутю: не заложит?
- Да не жмись ты! Мне это не касается... - Кутя махнул рукой и добавил: Плеснула бы, а?
Ирка поджала губы, но графин взяла, налила полстакана.
- Ирка, а чего ты на него такая злая? На Воробья?
- А то, что Васька со мной расписаться хотел! Заявление уже подали!
- Э-э... - понимающе протянул Кутя, - тогда другой расклад. Тогда, конечно...
Он прошелся по комнате, подошел к детской кроватке, где в грязных мятых пеленках сидел сын Воробья Витя. Ребенок молча сосал ногу плюшевого слоника. Кутя помахал пальцем перед ним.
