Сергей Клычков - Сахарный немец
Мужики ж, как положим и все, угождение любят, а видят его только в трактире...
* * *
Зайчик налил еще по стакану, выпил и только успел поморщиться да губы смахнуть рукавом, глядит - навалилась на Петра Еремеича высокая жердь, одетая в рясу, с козлиной рыжей бородкой и с рыжей гривой на самом верху.
- Дружище мой, Петр Еремеич...
- Садись, садись, отец дьякон... садись, еретик!
- Не сам ли сице, еретице!
Дьякон боком оглянул Зайчика, и брови взметнулись у него на дыбы:
- Воину!..
Дьякон протянул Зайчику тощую руку, зажал его руку в руке, как в клещах, несмотря, что такая худая, рясную полу откинул и сел...
- Не осудите, господин офицер, сказано ибо: да не осудимы будете... когда рыбку удите...
- Ты, отец, уж того?..
- С утра... Старшина угощал...
- У него седни, как праздник...
- Лошадиный молебен...
- Выпьете, отец дьякон? - Зайчик робко спросил.
- Почту...
Зайчик мигнул половому на чайник, половой чайник схватил на бегу, держась на носочках, исчез, как видение, и скоро опять около вырос, под мышкой с белым крылом, и слегка приподнял на чайнике крышку, показать далеко ли влага от горла и сколько, значит, вошло: до горла бутылка, вровень же с крышкою - две...
- Не заглядывай, братец, кобыле под хвост,- говорит шестерке Петр Еремеич,- не равно только сглазишь!..
Половой махнул белым крылом и растаял в широкой улыбке.
- Микалаша разлей...
- Гы... Гы... Еремеич сумеет сказать!..
Зайчик налил стаканы, сначала дьякону подал, потом Петру Еремеичу, потом налил себе и тут же опрокинул.
Дьякон держит стакан в тощей руке, смотрит на Зайчика и, пригубив немного, говорит:
- А я к вам специально сряжался: побалакать... Люблю!
Зайчик вспомнил телегу, свинью с длинным хвостом, Пелагею и не мог решить, что сейчас-то он грезит и дьякона видит во сне, иль и впрямь они пьют самогонку, и Петр Еремеич рядом сидит и осовелыми водит глазами...
- Мне надо бы многое вам расказать... мы хотя и не очень знакомы, а все же...
- Полно, дьякон,- говорит Петр Еремеич,- рассказывать: пей!..
Дьякон глаза закатил, бороду поднял, ус в стакан окунул и потянул по глоточку, как лошадь пьет холодную воду...
- Славна-а-а... ну, так вот, Петр Еремеич, друг закадычный, теперь у нас все пойдет по другому...
- Будет все тоже...
- Знаешь, Петр Еремеич, я ведь в Питер собрался...
- Как же тебя сама-то пустила?..
- Убежал!..
- Почто тебя гонят?..
- Как же брат мой: хочу расстригаться...
- Нно-о-о?..
- Не верю... Вы, г. офицер отсюда куда?..
- Да тоже туда же...
- Микалаша не брешь... Ты ведь прогулкой!
- Ну, значит, вместях и поедем.
Зайчик сидит не припаянный, не может он глаз с дьякона с Николы-на-Ходче отвесть, есть у него тоже кой о чем его расспросить, про крест водо-святный, правда ль, тогда он в Чертухине был и почему потом не заехал, как о том с черной телеги кричал, и почему сейчас дьякон в Питер собрался...
Снилось, дескать, али не снилось?
- Поеду к царю,- говорит дьякон,- скажу, что в бога Больше не верю...
- Он те за косы повесит...
- Не повесит: я ему докажу...
- Чего тут доказывать: пей!..
- Пью, г. офицер, за ваше здоровье...
- И я за твое, Микалаша...
Выпили: дьякон, как лошадь холодную воду, залпом - Петр Еремеич и Зайчик.
- Хороша! - крякнул Петр Еремеич.
Дьякон отвесил губу:
- Так вот, Петр Еремеич, поеду к царю и скажу: ваше величество, в Бога не верю...
- Экая невидаль,- Петр Еремеич, смеясь, говорит,- да разве это стать-важно: веришь ты или не веришь?..
- Я рясу ношу: мне это важно...
- Рясу ты можешь носить и в Бога не верить: ты, дьякон, не знаешь писания... что про последние дни в писании сказано?...
- Это ты, Петр Еремеич, насчет премудрости что ли, завернул?..
- Хошь бы да: что... не поймешь?.. а ведь сказано, поди, ясно...
- Как же: отдаст господь премудрость свою в руци человеци...
Дьякон пробасил и руки поднял, словно держит апостола, а не самогонный стакан...
- Да, дьякон, в последние веки... а дальше-то, дальше сказано что?...
Дьякон приставил палец ко лбу:
- Дальше: не знаю...
- Ну вот... а дальше все и понятно...
- Что дальше, Петр Еремеич? - Зайчик впился в ямщика...
- Дальше: господь отринет лицо свое от земли и забудет о ней навсегда... а ты говоришь, дьякон, важная стать: веришь ты или не веришь...
- Мудрено, Петр Еремеич. что-то выходит...
- Ничего и мудреного нет: бог в нас с тобой, дьякон, больше не верит...
- Тэк-с...
- Надо, дьякон, чтоб бог верил в людей, а люди могут в вере блудить сколь им угодно...
- Это, значит, ихнее дело,- вставил косоротый мужик.
- Заворотил, - говорит дьякон,- тут не разберешься без новой бутылки...
- Петр Еремеич уж скажет,- хмыльнул косоротый мужик.
- Лешего встренешь в наше время в лесу?..- подмигнул дьякону Петр Еремеич.
Дьякон подумал:
- Пожалуй, что нет...
- Ну, и вот: все отчего?...
- А от чего бы это... в сам-деле?..
- Человек на горке, а леший внизу, а человек взял да и перестал в лешего верить...
- Ну?..
- Ну, леший и скис, как мухомор от теплой погоды: теперь что леший, что болотная кочка, у него целый день на спине просидишь, не сведаешь...
- Значит, точка!
- Вот, дьякон, и выходит: вера - единый исток дыхания и жизни здесь на земле, оттого и не падает волос без веры, а жизнь, сила земли, стекает сверху вниз по ступенькам...
- Тебе бы, Петр Еремеич, в попы,- говорит косоротый мужик.
- Хороший бы был протопоп,- оскалил хайло рыжий дьякон.
- Езжай-ка, дьякон, к царю, он те под рясой крапивой нажгет...
- И поеду... Вместе с господином офицером поеду... Дойду до царя, потому больше нету моего терпежу: дьякон - и в Бога не верю...
- Да, это правильно: дьякон без веры, как мужик без порток...
- Дык, Петр Еремеич, друг закадычный, как же тут быть... ты подумай...
- Запьешь от горюхи...
- И то уж пью, сколько кто поднесет...
Дьякон уронил рыжую голову, потянулся и карман за красным платком, у Зайчика сами дрогнули губы, а Петр Еремеич подставил стакан под дьяконов нос и сказал:
- Причастись!
* * *
В это самое время часто зазвонили к обедне в чагодуйском соборе, колокола так и залились с высокой колокольни, словно в припляску: веселый был в Чагодуе звонарь.
Мужики порасправили бороды, кой кто на лоб крест положил.
Иван Петухов на табуретке поднялся в угол прилавка и, с широким крестом во все брюхо и плечи, оправил большую лампадку, остриг фитиль в поплавке, и по трактиру пошел, пробираясь золотистым лучем под махорочным дымом, тихий и ласковый свет.
Колокола заходились все чаще и чаще, все быстрее струилась колокольная дробь, и, когда Зайчик выходил с дьяконом из трактира, то показалось обоим, что так уж это и надо теперь, чтобы пьяный в доску мужик в лад колокольному звону застучал каблуком и заорал по всю глотку:
Ни в бору соловушка!..
Ни в дому золовушка!..
По колено кровушка!..
Пропад-ай головушка!..
Стоит Зайчик с дьяконом возле Петровой кибитки, а Петр Еремеич оправляет своих лошадей, снимает с них овсяные мешки, поправляет шлеи и уздечки, хомуты стягивает супонью, упершись левой ногой...
Кони уши подняли, глазами уставились в купол, где галки собрались грачей провожать, откуда льется такой развеселый перезвон колоколов, от которых кажется, сами так вот и ходят копыта...
В дуге шевельнул языком колоколец, пробуя голос в дорогу, с ошейника брызнули бубенцы, когда головой мотнул коренной...
Дьякон подошел к Петру Еремеичу и тихо спросил:
- Куда теперь, Петр Еремеич?
- И сам, брат ты мой, не знаю... Поеду, куда глаза поглядят...
- Ну, значит, пути да дорожки...
- Спасибо, простая душа... А ты, Микалаша, трогай домой, поклон передай и Аксинье скажи, что вернусь, наверно, со снегом... на мерине пегом!
- Уж не дралка ли, Еремеич, хочешь задать? - дьякон уперся длинными руками в колешки.
- Мудреного нет ничего... Ты, Микалаша, Аксинье непременно скажись!
- Хорошо, Петр Еремеич: Аксинье сказать, чтоб тебя дожидалась!
- Пускай, да не больно, а то одолеет в дороге икота... Ты, самое главное, дьякон, запомни: коль нет царя в голове, так не зачем ехать к царю! Не поминайте по-лиху...
Петр Еремеич коренному всадил сразу кнута, пристяжки вошли в хомуты, дуга голубками вспор-хнула, заплакал под ней колокольчик, и скоро колеса пропали, завернулась чагодуйской пылью кибитка, и только за пылью Петр Еремеич издали машет кнутом, будто кнутом им кажет на солнце.
Зайчик и дьякон с Николы-на-Ходче смотрят вслед Петру Еремеичу и не могут сказать друг другу ни слова...
ГОРОД ЧАГОДУЙ
Город наш Чагодуй в губернии самый старинный.
В чагодуйском соборе, в главном престоле, под большою плитой упрятан золоченый сундук, в том сундуке лежат вот уж какую сотню годов на серых коряблых листах славянские записи, сделанные кем и когда - неизвестно.
Говорится в этой летописи больше о вере, о том, что есть истинный Бог и как можно найти о том откровенье, какой человек больше Богу угоден, и сколь ненавистны Богу попы. Писал их, эти записи, верно, заядлый раскольник, сектант и смутивец, которых в старое время было столько в нашей округе, сколько в лесу теперь не осталось волков.