Федор Сологуб - Том 6. Заклинательница змей

— Богата очень? — спросил он.

Вера, раскрасневшись, оттого что ей стало досадно на свой мгновенный испуг, сказала:

— Богата была бы, на фабрику к вам не ходила бы. Сладость не великая. А грибов не продаю, — себе хочу оставить.

Сквозь ветки деревьев на Веру упали вдруг лучи солнца. Словно кровавое наваждение озарило ее волосы, золотисто загоревшиеся на солнце. И казалось Горелову, что светло только здесь, где она стоит, а лес закутан лиловою тенью и безмолвием. Голоса около костра доносились словно откуда-то очень издалека. И все вне круга, очерченного близостью Веры, казалось незнаемым и чуждым. Горелов сказал хриплым голосом:

— В моем лесу грибы насобирала. Мой лес, мои и грибы.

Вера презрительно усмехнулась. Повела круглым, упругим плечом. Сказала негромко и спокойно:

— Ваши грибы, так и возьмите их себе.

Она нагнулась и поставила корзину у ног Горелова. Горелов бормотал смущенно:

— За труд, что собирала, заплачу. Вот, получи.

И он протянул ей серебряный рубль. Он был уверен в том, что Вера будет очень обрадована такою необычайною щедростью. Но Вера не взяла рубля. Она презрительно усмехнулась, покачала головою и сказала:

— Мало. Я свой труд дороже ценю.

— Сколько же тебе надобно? — с удивлением спросил Горелов.

Вера смотрела на него пристально и неторопливо отвечала:

— Говорят, золото — хорошие деньги.

Горелов захохотал. Крикнул:

— Дорого хочешь!

— Берите даром, — чего дешевле! — спокойно отвечала Вера.

Горелов кричал в диком восторге:

— Королева, а не работница! Вот так девица! Золота захотела! Это я понимаю! Что ж ты на мое золото купишь?

Вера пожала плечами.

— Что мне на ваше золото покупать? Что мне надобно, на то я и сама заработаю.

— Ты башмаки себе купи, вот что тебе надобно, — говорил Горелов. — Зачем без башмаков по лесу ходишь? Еще тебя, пожалуй, змея ужалит прямо в голую пятку, — умрешь в одночасье.

Вера говорила дразнящим голосом:

— Меня змея не ужалит, я слово такое знаю.

И она улыбалась так, что не понять было, шутит ли она, или сама верит тому, что говорит. Горелов смотрел на нее, все более приходя в восторг и влюбляясь. Он спросил:

— Что ж, ты заклинательница змей, что ли? Ну, ну, говори, не стесняйся.

— Так оно и есть, — спокойно отвечала Вера, — заклинательница змей. И никакая змея меня не тронет.

Горелов хохотал и кричал:

— Ай да девка! Нет, вы послушайте, что она говорит!

Башаров злобно вслушивался в этот разговор. Наконец он не мог терпеть долее. С перекосившимся от бешенства лицом он закричал:

— Она над тобой издевается, а ты ее слушаешь. Гони ее вон!

— Зачем гнать, мы и сами уйдем! — с пренебрежительною улыбкою отвечала Вера.

Милочка наклонилась к Башарову и что-то оживленно шептала ему. Башаров выслушал угрюмо. Потом поднялся и сказал:

— Ну, я пройдусь немного. Николай, пойдем к Волге.

Николай замялся. Ему не хотелось уходить. Но он не решался прямо сказать об этом при отце. Надобно было придумать какой-нибудь предлог, чтобы можно было остаться. В это время Горелов обратился к брату:

— Погоди, Павел, — одолжи мне золотую монету. Ты знаешь, я денег дома не держу и с собою не ношу. Дай до вечера, — вечером я возьму из конторы.

Башарову не хотелось давать деньги, — да еще целый золотой! — для этой наглой, по его мнению, работницы. Но и отказать было неловко, особенно после того, что ему наговорила на ухо про Веру Милочка. Он полез в карман за кошельком. И вдруг придумал предлог отказать в вежливой форме, — сказал, что у него нет пятирублевок, а есть только монеты по десяти рублей.

Горелов, конечно, предполагал дать Вере только пять рублей. Его купеческая расчетливость не мирилась с чрезмерными тратами. Но Вера так очаровала его, что он решился на этот раз не скупиться и потребовал у брата десятирублевую золотую монету. Башаров ворчал:

— По-моему, это уж слишком по-купечески. Широкая волжская натура, — или сарынь на кичку, или сам все готов отдать. На, на, возьми, только не забудь, пожалуйста, отдать. Я не фабрикант, у меня бешеных денег нет.

Больше всего Башарову было досадно на то, что не удалась его хитрость. Удар по самолюбию. Если бы знать, уж лучше бы сразу дал пятирублевый. А теперь уже неудобно было сказать, что есть и маленький золотой. Он сунул монету Горелову и поспешно пошел к берегу. Николай тем временем придумал предлог остаться. Он закричал вслед Башарову:

— Сейчас, дядя, я вас догоню. Мне надо узнать у этих девушек насчет кружевницы вологодской.

Николай мог бы и не трудить головы, — Башаров был так раздосадован, что и не думал о нем, а отец еще меньше теперь мог думать о ком бы то ни было, кроме Веры. Горелов отдал Вере монету и, громко хохоча, говорил:

— На, возьми, Вера, получи условленную плату за собирание грибов в моем лесу. Каждый день можешь приносить мне в дом грибы, будешь получать столько же.

Сказал и сам себе ужаснулся, — да ведь это же составит триста рублей в месяц! Ну да грибы скоро кончатся.

Вера опустила монету за ворот сорочки, испещренной солнечными личиками, оглянулась на Иглушу и Улитайку и спросила:

— А они тоже получат?

— Ну, нет! — весело говорил Горелов. — Мне одной собирательницы грибов достаточно. С ними я не сговаривался. Да и у тебя беру только потому, что ты — заклинательница змей. Смотри, чтобы у меня здесь ни одной змеи не осталось.

— Папа, — сказала Милочка, — у нас в лесу нет никаких змей.

Вера быстро глянула на нее, покраснела, опустила глаза и сказала очень тихо:

— Змеи везде есть. Около каждого рабочего жилья, около каждой фабрики — змеиное гнездо.

Милочка, заметно волнуясь, спросила:

— Как же вы их заклинаете, Вера? Ведь они все равно жалят. Не пришлось бы вам с этими змеиными гнездами начать настоящую войну.

Вера еще больше потупилась и еще тише сказала:

— Война дворцам, мир хижинам.

Горелов вдруг нахмурился и сурово сказал:

— Ну, будет зубы скалить. Девки, поели, да и айда! Прощайте, будьте здоровы!

И схватился за стакан с вином.

Когда девушки отошли, Николай сказал отцу:

— Да, чуть не забыл! Надо спросить Улитайку, где остановилась эта вологодская кружевница. У нее есть шарф кружевной, — одна прелесть!

И он поспешно пошел за девушками. Отец хмуро смотрел за ним. Потом сказал подошедшему в это время Шубникову:

— На Улитайку это он так, зря. Это он за Верой увязался. Ну да она его отошьет. А он у меня без этого не может. Хлебом не корми, а девку дай. Скучно ему здесь, на Волге.

Меж тем Николай догнал девушек, и пошел рядом с Верою, и тихо сказал ей:

— Вера, мне надо поговорить с вами кое о чем.

Вера молча взглянула на него. В ее слишком спокойных в ту минуту глазах не видно было даже удивления. Николай торопливо шептал:

— Только здесь неудобно. Знаете что, Вера, — приходите сегодня в рощу к ручью.

— Что я там забыла? — спокойно и презрительно сказала Вера.

Голос ее прозвучал более звонко, чем бы хотелось теперь Николаю. Он торопливо оглянулся назад. И в ту же минуту послышался голос отца:

— Николай!

Вера остановилась, повернулась к Николаю и все тем же спокойным и звонким голосом, словно продолжая разговор, сказала:

— И передайте, пожалуйста, Людмиле Ивановне, что вологодская кружевница остановилась у нас на поселке, в доме у Любимовых. Дня три еще проживет здесь и поедет дальше, куда ей надобно. Ну, прощайте.

И так уверенно пошла прочь от Николая, что тому и в голову не пришло идти за нею. Он смущенно повернул назад. Громкий отцов хохот встретил его:

— Что, брат, отшила тебя краля-то наша?

Николай пожал плечами.

— Я об ней и не думал, — говорил он, не совсем успешно стараясь скрыть смущение. — Узнал адрес кружевницы, только и всего.

Милочка подошла к нему с тарелочкою, на которой лежали его любимые налимьи печенки из только что открытой сибирской плотниковской жестянки консервов. Милочкина ласковость была Николаю досаднее, чем отцов хохот, потому что она была очевидным утешением за неудачу с Верою. Притом же на эту ласковость нельзя было ответить иначе, как такою же ласковою благодарностью, и выходило, что приходится благодарить не столько за обычную любезность хозяйки, сколько за особую ласку утешительницы. Значит, приходилось смиренно, хотя и без слов, признать свое поражение.

Меж тем девушки, отойдя немного, опять запели. Начинала Вера:

Из-за острова на стрежень,На простор речной волныВыплывают расписныеАтамановы челны.

Когда вышли из рощи и высоким берегом приближались к фабричному поселку, Вера вытащила золотую монету, положила ее на раскрытую ладонь и смотрела на нее смеющимися глазами. Иглуша и Улитайка смеялись, и в глазах у них таилась простодушная зависть. Иглуша спросила: