Пауль Куусберг - Капли дождя
В конце концов, что он еще знает о Юлле? То, что она пригожая, стройная девушка. Хотя нет, женщина, двадцатилетняя девушка - это зрелая женщина, которая в любой день может выйти замуж. Каарин была не старше ее, а моложе, когда они... Может быть, сама Юлле и нажала на все кнопки, чтобы получить квартиру, она нужна ей, чтобы свить свое гнездо. Может, из-за квартиры ходила на прием и к министру или обращалась за помощью к Таавету. Кто знает, а вдруг Юлле не поехала в Тарту потому, что собралась замуж и надеется получить квартиру. Временной работнице никто не предоставит квартиру, и у нее не было другого выбора: или работа в министерстве, заочное отделение Политехнического института и квартира, или Тарту и общежитие. И Таавет помогает Юлле, помогает ради него, Андреаса, ради их старой дружбы. И ради самой Юлле - министерство надеется, что она станет хорошим работником. Все понимают дочь, кроме него, отца Юлле.
Андреас почувствовал, что фантазия разыгралась Навряд ли дочь стала бы таиться, Юлле ни словом не обмолвилась о замужестве, а с чего бы ей скрывать от него такое важное событие?
Конечно, Юлле немного скрытная. Да и когда ей было поверять ему свою душу? Последние три года они уже не живут вместе, да и раньше дом для него был только местом ночлега*. Не торопился домой, даже когда позволяли служебные дела и общественные обязанности. Дома его ждало ледяное равнодушие Наймы или обрушивалась лавина ее упреков. Упреки и грызня изводили его, взвинченные работой нервы не выдерживали, вот и 'вспыхивали ссоры. Жена тоже работала, и у нее нервы были не стальные, и они лопались. Жили вместе из-за детей, хотя именно из-за них и должны были бы разойтись по крайней мере лет десять тому назад. Сразу после того, как узнал, что Найма посылает на него жалобы. Нет доверия, нет и семейной жизни. Тогда возникает подозрение, идут обвинения, бесконечные упреки и ссоры, тогда начинается взаимное мытарство. Желая пощадить детей, они уродовали их детство. Вообще он женился сгоряча, больше со злости к Каарин, чем по глубокому влечению к Найме. При первых ссорах он надеялся, что со временем лучше станут понимать и ценить друг друга, мало ли семей, где взаимная привязанность усиливается с годами. Он не должен был ехать в Руйквере, надо было ему отказаться от должности волостного парторга, может, тогда их семейная жизнь и сложилась бы иначе. Найма оказалась прямо-таки болезненно ревнивой; к сожалению, он не мог тогда предвидеть, что это влечет за собой. Но едва ли он и тогда бы стал возражать, если бы все и предвидел. Свой дом он никогда не представлял себе мещанским гнездышком. Семейная жизнь не должна определять всего остального. Даже при том, что Найма была уже беременной. Он считал себя бойцом партии, а боец не увиливает от "боя, волны классовой борьбы были в то время в деревне на самом гребне. Он надеялся, что Найма после рождения ребенка приедет в Руйквере, но она не поехала. Отсюда и пошли взаимные упреки. Жена винила его за пренебрежение к семье, за то, что он не хочет жить вместе с ними, что семья стала для него обузой. Он же настаивал, чтобы Найма с ребенком переехала к нему в Руйквере. Ради Наймы и ребенка он привел в порядок старый, заброшенный дом. Сейчас, на больничной койке, Андреас спрашивал себя, а ринулся бы он от Каарин в те леса и болота. Только Каарин наверняка поехала бы с ним. Но даже Каарин не смогла бы заставить его остаться в Таллине, ее отсутствие в Руйквере он, правда, ощущал-бы острее. К Найме он остыл быстро, по совести говоря; на почту, к Эде, его тянуло больше, чем в Таллин.
Хотя Найма при детях говорила о нем только плохое и начала восстанавливать их против него, с Юлле они обходились хорошо. Куда лучше, чем с Андресом, который с годами все больше чурался его. Иногда Андреасу казалось, что сын даже ненавидит его. В такие минуты он вспоминал об эдиповом комплексе и возлагал надежду на то, что со временем завоюет расположение сына, Юлле не дулась и не избегала его, тянулась к нему, что вовсе не нравилось Найме. Они с Андресом дразнили Юлле папиной паинькой, хотя он старался одинаково относиться и к сыну и к дочери. Сын с трудом переползал из класса в класс. По мнению Андреаса, Найма испортила сына излишними ласками. Она всякий раз вступалась за него, когда он, отец, пытался приструнить сына. Юлле училась хорошо, на одни пятерки и четверки, троек почти не было. Андрес, едва перевалив за переломный возраст, стал таскаться за де-/ вчонками. Найма даже это использовала, чтобы уколоть мужа: дескать, яблочко от яблони недалеко падает - сын видит, что отец творит. Юлле была кем угодно, только не ветреная голова. Андреас считал даже, что она чересчур много сидит за книгами, и подбил ее заняться спортом. Юлле плавала, играла в теннис, попробовала немного заняться бегом и прыжками, но к спорту быстро охладела. Несмотря на замкнутый характер, дочь не раз делилась с ним своими маленькими горестями и радостями. Правда, в старших классах это случалось все реже, но тогда они жили уже отдельно. Но и раньше Юлле трудно было улучить момент, чтобы раскрыть ему свою душу. Стоило ей остаться чуть дольше наедине с ним, как Найма тут же вмешивалась, находила Юлле какое-нибудь дело. Просила кухню убрать или напоминала, что дочке нужно постирать свои чулки и белье. Для серьезного разговора дочь приходила к нему на работу. После того как он официально развелся, Юлле перестала ходить к нему, - видимо, Найма все же сумела повлиять на дочь. Но именно в последние два-три года, когда девочка вытянулась, стала девушкой, что называется, заневестилась, сменила школьную парту на рабочий стол, когда, выйдя из-под родительской опеки, стала самостоятельным человеком, отношения их должны бы были оказаться более тесными. Какое у него право упрекать дочь, даже если дело и впрямь примет самый худший оборот, ведь он предоставил ее самой себе. Сложил свои вещички в чемодан и ушел, успокаивая себя тем, что квартира вместе с ме-. белью осталась жене и детям, что посылал дочери, пока училась в школе, каждый месяц тридцать рублей и обещал помогать дальше, во время учебы в университете. Сыну он денег больше не давал, в свое время Найма испортила парня именно лишними "карманными" деньгами, двадцатитрехлетний мужчина должен обеспечивать себя сам. Он, Андреас, был плохим отцом своей дочери. И сыну тоже, за сына он тоже в ответе. Хороший отец не выпустил бы сына из рук, даже если жена и баловала бы его, во всем потакала бы ему, скрывала бы его плохие поступки, восстанавливала бы сына против отца. Он оправдывался перед своей совестью большой занятостью на работе и множеством всяких общественных поручений. И если он оказался сейчас у разбитого корыта, то пусть винит в этом только себя. Себя и никого другого. Если же искать причину причин, самый первый неверный шаг, за которым последовало все остальное, - то и тут он не может переложить ничего на чужие плечи или свалить на обстоятельства. Кто принуждал его жениться! Наймом он никогда не был увлечен так безраздельно, как Каарин. Каарин завладела им без остатка. Найма же действовала на него, как всякая другая молодая женщина, не больше того. Мало ли что Каарин выбила его из колеи. Сильный человек поступал бы совсем иначе. Он искалечил не только свою жизнь, но и жизнь Наймы, ревность лишила ее разума. Что это за коммунист, который позволяет себе пустить под откос свою личную жизнь. К сожалению, он оказался недальновиднее, слабее и мелочнее, нежели хотел быть. Человек широкой души постарался бы больше понять жену и повлиять на нее, он же возмущался и только оправдывал свое поведение. Да и это он понимает лишь сейчас, здесь, на больничной койке. Когда не может, заслонившись работой, уйти от своей совести. Когда не может убежать от самого себя, защититься привычными щитами.
- У тебя прекрасная дочь, - сказал во время ужина Тынупярт.
Перед сном он снова повернулся к Андреасу:
- Как думаешь, пробьется Таавет к министерскому креслу?
- Если не обожжется на чем-нибудь, то не исключено, - ответил Андреас - Его считают дельным организатором и хозяйственником.
После первого дня они больше таких долгих разговоров не вели.
- Постарел ты, - прислонившись к косяку и разглядывая Андреаса Яллака, удостоверяясь, их ли это бывший парторг или нет, - сказал Николай Курвитс. Убедившись, что полулежавший на койке возле стены больной с резкими чертами лица действительно Железноголо-вый, старик, опираясь о стенку, доковылял до его кровати и сунул Андреасу руку, - А так прежний. Взгляд что кинжал насквозь видит и под прилавок достает. Сам-то хоть знаешь, кто про тебя такое сказал? Паула грудастая из кооператива, она крепко глаз на тебя вострила, но ты ноль внимания - проходил себе мимо. "Только позови, ни на что не посмотрела бы, торговлю бы бросила и за ним пошла", - говорила она мне. Я предлагал ей себя, так отказалась, старым посчитала, - сдавленно рассмеялся старик. - А меня-то хоть признал?
- Узнал, - подтвердил Андреас- Как только голову в дверь просунул, тут же и сказал себе, что тот черногривый козел, должно быть, "царского имени колхозник". Раньше ходил чуть стройней.
