Книга воспоминаний - Петер Надаш

Именно через это невозможное многоголосье пытается сложиться понимание свершившегося в Восточной Европе на протяжении XX века. Факты как будто общеизвестны, но смысл из них образуется только тогда, когда их неустанная личная проработка («стриг и поливал, стриг и поливал») приведет поле национальной и региональной исторической памяти к состоянию английского газона, которое принято характеризовать словом agreeable. Тогда и можно будет снова рассказывать истории – про любовь, выпивку и превратности судьбы.

Чтобы это стало возможно, требуется отнюдь не страсть к легковесным обобщениям о сущности европейской культуры, которой страдал мой рижский собеседник в начале этого текста, а высокий уровень рефлективности, некоторая привычка к обдумыванию и обсуждению вещей и их взаимосвязей. «Способность к рефлективности, проявляясь на культурном уровне, приводит к формированию такого коллективного самосознания, которое каждый индивид усваивает даже в том случае, если не имеет ни малейшего понятия об источниках усвоенного рефлективного знания. <…> В великих культурах, обладающих собственной философией, <…> выработаны устойчивые структуры, которыми каждый пользуется, как ножом и вилкой»[18]. Чем, собственно, и занимается не отличающийся особой личной рефлективностью Тибор Фишер. «Надежная традиция немецкого любомудрия в таких случаях просто незаменима»[19] – вторит Надашу другой венгерский писатель, Петер Эстерхази.

Пройдет почти тридцать лет после публикации «Книги воспоминаний», и именно Эстерхази придется преподать дилемму одиноких героев Надаша в национальном масштабе. Рассказав правдивую историю своей эмблематической для венгерской истории семьи в романе «Harmonia caelestis» – историю точную в том, что она «не приукрашивает, не ретуширует семью, не делает из отца жертву», он сразу же по завершении работы обнаружит, что рассказал не всю правду. «Но история – это история не только твоей семьи, но и моей. А где же история моей семьи?» – этот резонный вопрос воображаемого читателя, воспроизводящий в укороченном виде слова Кристиана, получает документальное подкрепление. Эстерхази обнаруживает, что его отец – любимый, страдающий, преисполненный достоинства и униженный народно-демократической жизнью граф – это в то же время не его отец, потому что его реальный отец был осведомителем органов венгерской госбезопасности. А тот, о котором он написал свой семейный роман, конечно же, не был.

Эстерхази напишет тогда вторую книгу, «Исправленное издание» – историю вербовки и оперативной работы своего отца, составленную по архивам госбезопасности, и одним из героев этой истории станет Петер Надаш: «Ну почему стукачом оказался не отец Месёя или Надаша, уж они описали бы все это гораздо точнее?!»[20] Или: «Я представляю себе, как взялся бы за это Надаш, взял бы в руки, как некий предмет, разглядел бы его со всех сторон, описал бы и, главное, сделал бы должные выводы. Это был бы очень личный и достоверный отчет, но при этом самого автора мы бы не видели»[21].

Эстерхази прав: автор в «Книге воспоминаний» – при всей интимности изложенного в ней – почти невидим. Потому что в этой задумчивой эротической прозе говорят как раз голоса того национального диалога, об отсутствии которого в своей стране, в своем регионе и едва ли не в целом мире так сожалеют венгерские интеллектуалы. Говорят о себе, о совершенных ими ошибках и предательствах, о своих отцах, их путаных жизнях и страшном конце. Говорят только то, что остро чувствуют, точно знают и что умеют связно рассказать.

Ольга Серебряная

Примечания

1

О, это милый Юлленборг! (фр.)

2

Как приятно вас видеть сегодня! (фр.)

3

Хорошо ли вы спали, мама? (фр.)

4

Хорошо! Сегодня я обойдусь без завтрака (фр.)

5

Как насчет сигары? (фр.)

6

Надаш П. Поучительные берлинские истории. Пер. с венг. Е. Малыхи- ной // Надаш П. Тренинги свободы. Избранные эссе. Сост. В. Середа. М.: Три квадрата, 2004. С. 73.

7

Надаш П. Собственная смерть. Пер. с венг. В. Середы // Иностранная литература, 2010, № 3.С. 177.

8

Надаш П. Библия. Пер. с венг. В. Середы // Посвящение: Из новой венгерской прозы. М.: Радуга, 1990. С. 5.

9

Надаш П. Жить наперекор времени, творить наперекор течению. Беседа Петера Надаша с Кристиной Кёнен. Пер. с венг. Е. Шакировой // Надаш П. Тренинги свободы. С. 286-87.

10

Там же. С. 58 – 69.

11

Надаш П. Конец семейного романа. Пер. с венг. Е. Малыхиной. М.: Три квадрата, 2004.

12

Надаш П. Жить наперекор времени, творить наперекор течению. Беседа Петера Надаша с Кристиной Кёнен. Пер. с венг. Е. Шакировой // Надаш П. Тренинги свободы. С. 287-88.

13

Надаш П. Хелен. Пер. с венг. Ю. Гусева // Надаш П. Тренинги свободы. С. 148-49.

14

Пер. с нем. С. Апта и Наталии Ман.

15

Надаш П. Жить наперекор времени, творить наперекор течению. Беседа Петера Надаша с Кристиной Кёнен. Пер. с венг. Е. Шакировой // Надаш П. Тренинги свободы. С. 291.

16

Эстерхази П. Исправленное издание. М.: НЛО, 2008. Пер. с венг. В. Середы. С. 154.

17

Надаш П. Прогулки вокруг дикой груши. Пер. с венг. В. Середы // «Звезда», 2011, № 3.С. 197

18

Надаш П. О величии рефлективности. Пер. с венг. Е. Шакировой // На- даш П. Тренинги свободы. С. 264.

19

Эстерхази П. Исправленное издание. М.: НЛО, 2008. Пер. с венг. В. Середы. С. 228.

20

Там же. С. 25.

21

Там же. С. 110.