Пока не остыл кофе - Тосикадзу Кавагути
– Отец… – позвала Хирай тихим голосом.
Это был ее первый разговор с ним с тех пор, как она ушла из дома 13 лет назад.
– …
Но Ясуо продолжал сидеть спиной к ней, и единственным его ответом был вздох. Хирай еще немного посмотрела на лицо Куми, а потом медленно встала и вышла из комнаты.
Она поехала в город Сендай, где началась подготовка к фестивалю Танабата. С бигуди в волосах, в тапочках и легкой кофточке Хирай бродила по городу дотемна. За это время она успела купить похоронный наряд и нашла номер в отеле.
На следующий день на похоронах она увидела, как ее мать Митико мужественно сдерживала эмоции, стоя рядом с отцом, который сломался и рыдал. Вместо того чтобы сесть в одном ряду с членами своей семьи, она осталась с другими скорбящими. Только однажды она посмотрела в глаза Митико, но не обменялась с ней ни единым словом. Похороны прошли гладко. Хирай воскурила фимиам, но с ней никто так и не заговорил.
* * *
Столбик пепла на ее сигарете удлинился и тихо опал.
– Да, и на этом все, – сказала она и затушила сигарету.
Голова Нагаре склонилась. Котаке неподвижно сидела с чашкой в руке. Кей обеспокоенно смотрела на Хирай.
Хирай оглядела всех троих и вздохнула.
– Я плохо справляюсь с такими серьезными вещами, – заключила она.
– Хирай… – начала Кей, но та махнула рукой, чтобы остановить ее.
– Так что хватит мрачных лиц, и перестаньте уже спрашивать, в порядке ли я, – попросила она.
Хирай видела по лицу Кей, что та все еще хочет что-то сказать. Поэтому она продолжала:
– Может быть, я и не выгляжу так, но я очень скорблю… Ну да ладно вам, друзья, мне нужно преодолеть все это, перешагнуть, верно?
Хирай говорила так, как будто пыталась успокоить плачущего ребенка. В этом была вся она – что бы ни случилось, оставаться крутой до конца. Если бы Кей оказалась на месте Хирай, она бы рыдала все дни напролет. Если бы на ее месте была Котаке, она бы соблюдала траур, оплакивала покойную и проявляла сдержанность в поведении. Но Хирай не была ни Кей и ни Котаке.
– Я буду скорбеть так, как я скорблю. Все разные… – сказала Хирай. С этими словами она встала и взяла свою черную сумку.
– Вот такие дела… – сказала Хирай, повернувшись к выходу и проходя мимо Нагаре.
– Тогда зачем ты пришла? – пробормотал он, как будто задавая вопрос самому себе. Уже почти приблизившись к выходу, Хирай замерла. – Зачем приходить сюда вместо того, чтобы возвратиться сразу домой? – спросил он прямо в ее спину. Хирай несколько мгновений стояла в полном молчании.
– Ты меня поймал… – вздохнула Хирай. Она повернулась и пошла обратно к стойке.
Нагаре не смотрел на Хирай. Он продолжал вертеть в руках банку соли.
Хирай вернулась на свое место и села на стул.
– Хирай… – окликнула Кей и подошла к ней с письмом.
– Оно все еще у меня… – сказала она в нерешительности, держа письмо перед Хирай.
– Ты не выбросила его? – спросила Хирай.
Она сразу узнала письмо. Она была уверена, что это письмо, которое Куми оставила в кафе три дня назад. Хирай попросила Кей выбросить его. Она даже не прочитала, что там было написано.
– …
Когда Хирай взяла письмо, ее руки дрожали. Это было последнее письмо, написанное Куми.
– Даже представить не могла, что отдам его тебе при таких обстоятельствах, – сказала Кей, виновато склонив голову.
– Нет, конечно, нет… Спасибо тебе, – ответила Хирай.
Она вытащила вдвое сложенное письмо из незапечатанного конверта.
Содержание было таким, как и предполагала Хирай. Всегда одно и то же. И хотя в письме затрагивались все те же старые, набившие оскомину темы, она, наконец, заплакала.
– Я с ней даже не встретилась, и вдруг случилось это, – рыдала Хирай. – Лишь она одна никогда не бросала меня. Она постоянно приезжала в Токио, чтобы повидаться со мной.
Когда Куми впервые приехала в Токио навестить сестру, Хирай было 24 года, а Куми – 18. Тогда Куми была милой младшей сестренкой, посылавшей ей весточки втайне от родителей. Куми росла послушной. Уже старшеклассницей она помогала вести дела в гостинице в свободное от учебы время. Когда Хирай ушла из дома, ее родители возложили все свои надежды на Куми. Еще до совершеннолетия она стала первым лицом администрации гостиницы «Такакура» как будущая хозяйка. Сестра начала убеждать Хирай вернуться в семью. Несмотря на управление гостиницей, она находила время примерно раз в месяц приезжать в Токио для встреч с Хирай. Поначалу, пока Хирай не надоело, она встречалась с Куми и выслушивала все, что та хотела ей сказать. Но наступил момент, когда Хирай почувствовала, что настойчивость сестры ее раздражает. За последние два года Хирай полностью отдалилась от Куми.
Недавно она вообще спряталась от младшей сестры под барной стойкой. Тогда вместо того, чтобы прочитать письмо, она просто хотела выбросить его.
Хирай отдала письмо Кей, чтобы та положила его в конверт и вернула ей.
– Я знаю правила. Настоящее не меняется, как бы вы ни пытались изменить его. Я все понимаю.
– …
– Верни меня в тот день.
– …
– Я умоляю тебя! – лицо Хирай стало намного серьезнее, чем раньше. Она склонилась в поклоне.
Узкие щелки глаз Нагаре сузились еще больше, когда он посмотрел вниз на Хирай. День, о котором говорила Хирай, когда сказала «тот день», был три дня назад, в последний визит Куми в кафе. Естественно, Нагаре знал об этом. Теперь она просила вернуться и встретиться с сестрой. Кей и Котаке, затаив дыхание, ждали ответа Нагаре. В комнате воцарилось молчание. Только женщина в платье продолжала читать свой роман, как будто ничего не случилось.
Бах!
Звук, с которым Нагаре опустил банку соли на барную стойку, эхом разнесся по всему кафе.
Потом, не сказав ни слова, Нагаре ушел и скрылся в подсобке.
Хирай подняла голову и сделала глубокий вдох.
Из подсобки слабо слышался голос Нагаре, зовущий Казу.
– Но Хирай…
– Да, я знаю.
Хирай оборвала реплику Котаке, не желая слышать то, что она собиралась сказать. Затем подошла к женщине в платье.
– Можно мне здесь сесть, пожалуйста?
