С любовью, Энтони - Лайза Дженова
— Хорошего вам вечера, — слышится откуда-то позади нее голос Анжелы.
Судя по ее тону, она улыбается, а может, даже злорадствует, но Бет не проверяет. Она уже на улице и назад не оглядывается.
Петра сворачивает на подъездную дорожку, ведущую к дому Бет. Дом погружен в темноту. Девочки забыли включить свет на крыльце. Ладно, по крайней мере, они уже улеглись.
— Ты в порядке? — спрашивает Петра.
— Угу.
— Ты какая-то слишком притихшая.
— Все нормально.
— Передо мной тебе не надо держать лицо.
— Ничего я не держу. Со мной все нормально, — отзывается Бет; выговорить «не держу» у нее получается не без труда. — Я немного пьяная, но со мной все в полном порядке. Я пьяная и в полном порядке.
— Вам двоим надо как можно скорее поговорить и обсудить, что вы будете делать дальше.
— Я знаю.
— Выпей воды и ложись спать.
— Обязательно.
— Люблю тебя.
— И я тебя.
В свете фар Петры Бет поднимается на крыльцо. Видимо, небо затянуто облаками, потому что не видно ни луны, ни звезд. Весь мир за пределами озерца света от фар превратился в непроглядную тьму. Прохладный воздух пахнет солью, рыбой и форзицией. Повсюду вокруг отвратительно громким хором верещат квакши, чем-то напоминая техно, которое играло в «Солте» и от которого у нее до сих пор звенит в ушах. Петра сдает назад и уезжает, а Бет открывает входную дверь и включает свет в прихожей.
Она поднимается на второй этаж и по очереди заглядывает в комнаты каждой из девочек. Все трое мирно спят в своих постелях. Ее чудесные дочки. Она выключает компьютер Софи и закидывает ее разбросанную одежду в корзину для грязного белья, вешает влажное полотенце Джессики на крючок в ванной и накрывает Грейси одеялом. Потом спускается вниз, в кухню, и наливает себе большой стакан воды.
Вернувшись обратно наверх, она некоторое время стоит в коридоре и смотрит на фотографии на стенах. Ее взгляд падает на ту, где Джимми касается ее юбки, она немедленно вспоминает про то, как Анжела коснулась его руки, и внутри у нее всколыхивается и начинает расти гнев, смешанный с унижением. На другом снимке на шее у нее висит медальон, который он ей подарил, тот самый, который на ней сейчас и который он заметил на ней в баре.
Она не может больше этого выносить. Ей невыносима мысль о том, чтобы еще хоть раз пройти по этому коридору, мимо его улыбающихся зубов, его руки на ее коленке, медальона на ее шее, лжи об их образцовом браке. Каждый раз, когда она идет из гостиной в спальню или из спальни в ванную, все это снова и снова глумливо напоминает ей о его предательстве. Она сыта всем этим по горло. Сыта по горло.
Первой на выход отправляется их свадебная фотография. Бет ослабляет зажим, снимает заднюю стенку и картонную подложку, рывком вытаскивает снимок и возвращает пустую рамку обратно на стену. То же самое она, тяжело дыша, методично повторяет со всеми фотографиями по очереди, пока в руках у нее не оказывается аккуратная стопка снимков.
Опустившись прямо на пол в коридоре, она начинает перебирать их. Дойдя до самой свежей, которая была сделана прошлым летом, она останавливается и принимается ее разглядывать. Рациональная ее часть, не затронутая водкой с ромом и оскорбленным самолюбием, подсказывает ей, что лучше убрать эти снимки в ящик комода, что потом она будет жалеть о том, что собирается сделать. Но она слишком зла, пьяна и накачана кофеином, чтобы прислушаться к голосу разума, и ей надоело, что о нее вытирают ноги.
Она надрывает первую фотографию, поначалу медленно и нерешительно, потом с наслаждением, прямо поперек улыбающегося лица Джимми. Дальше дело идет быстрее: дерг, дерг, дерг! Теперь ей уже не остановиться. Она рвет и рвет, пока клочки не становятся такими крошечными, что разорвать их дальше уже невозможно, и тогда она начинает всхлипывать, ненавидя его за то, что вынудил ее сделать это. Кто-то из девочек чихает у себя в комнате. Бет прекращает плакать и прислушивается, испугавшись, что разбудила их. В ушах у нее до сих пор гремит техно из «Солта», за окнами верещат квакши, сердце бухает в груди и пульсирует током крови в пальцах, но из комнат девочек не доносится больше ни звука. Она вытирает глаза и выдыхает.
Собрав с пола груду обрывков, изорванных клочьев того, что когда-то было ее счастливой семьей, она выкидывает их в мусорную корзину у себя в спальне. Потом возвращается в коридор и окидывает стену взглядом, оценивая дело своих рук. Ну вот. Стену украшают восемь серых картонных прямоугольников в рамках. От Джимми не осталось и следа. Теперь это уже не исправить. Как и его измену. Это та реальность, в которой придется существовать.
Бет поправляет две рамки, которые висят слегка неровно, выключает свет в коридоре и возвращается в спальню. Там она стаскивает с себя платье в стиле Голди Хоун и натягивает розовую фланелевую пижаму. И забирается в кровать, забыв про медальон, который по-прежнему висит у нее на шее, лицом к той половине, где когда-то спал рядом с ней Джимми. Она бесконечно ворочается в темноте, глаза у нее широко открыты.
И так всю бессонную ночь.
Глава 10
Все изменилось в июне, и Оливия, никогда прежде не бывавшая на этом крохотном островке в это время года, попросту не могла этого предвидеть. Началось все с выходных по случаю Дня памяти, когда ее уютный маленький мирок, в котором тихо и мирно текла ее незамысловатая жизнь, вдруг со всех сторон подвергся натиску пришельцев, стремительным и неукротимым потоком хлынувших на остров. Отпускники. У нее ушла пара недель на то, чтобы перестать воспринимать их присутствие как угрозу или как непрошеное вторжение на ее территорию, вернуть себе душевное равновесие и перестроить образ жизни. Однако через пару недель она наконец выдохнула, придя к выводу, что не так уж все и ужасно.
А потом наступил июль. И она поняла, что в июне были еще цветочки. Июнь — пологий холм в предгорьях Аппалачей, а июль — настоящий Эверест. Дороги в июле запружены мопедами и громадными джипами, загрязняющими чистый летний воздух своими выхлопами и орущим из окошек радио. Еще недавно полупустые и уединенные пляжи забиты семьями и их шезлонгами, зонтами, досками для серфинга,
