Николай Гейнце - Под гнетом страсти
— Значит?..
— Значит, вашему сиятельству остается рассчитывать только на самого себя, но от этого, я полагаю, унывать вам нечего… Напротив…
— Ты в этом уверен?..
— Я наблюдал за барышней, не будучи ею замечен. Вот уже несколько дней, как она каждое утро ожидает ваше сиятельство…
— Ага!..
— Ваше сиятельство, как и следовало ожидать, очаровали ее, птичка поймана… вырваться не может.
— Ты думаешь?
— Уверен. Я видел ее сегодня возвращающуюся на ферму — она была так грустна, так печальна, что даже тронула меня…
— Тебя? — улыбнулся князь.
— Меня, ваше сиятельство!
— Это важно!
— Ваше сиятельство довольны мной?
— Совершенно!
Через несколько дней, как мы знаем, Ирена была уже на свидании не одна.
II
ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ПЛАН
Прошло более двух месяцев. Каникулы подходили к концу. Через каких-нибудь две недели Ирена должна была вернуться в пансион.
Облонское, против обыкновения, в конце июля уже совершенно опустело.
Все гости разъехались.
Граф и графиня Ратицыны уехали последними и увезли с собой княжну Юлию.
Ее отец, внезапно и совершенно неожиданно для нее, решил взять ее из пансиона, где, по его мнению, ей было нечего делать, — доканчивать же свое светское воспитание она могла, по его словам, и в Петербурге, под руководством своей замужней сестры. Сергей Сергеевич переговорил об этом с графиней Надеждой Сергеевной и ее мужем, и они охотно согласились принять к себе в дом молодую девушку и руководить ее начинающеюся светскою жизнью.
— Мое положение вдовца лишает меня возможности исполнить всецело эту роль, — сказал князь старшей дочери, — ты же заменишь ей мать…
Юлия была в восторге.
Надо, впрочем, отдать ей справедливость, что не открывающаяся перспектива светских удовольствий шумной невской столицы была главною причиною этой ее радости — жизнь в доме сестры давала ей возможность снова видеться с любимым ею человеком.
Виктор Аркадьевич Бобров был друг дома Ратицыных.
Надежда Сергеевна угадывала существенную причину радостного настроения и шумного восторга своей сестры, и это сильно ее озабочивало.
Она боялась за будущее, но затаила эту боязнь в глубине своей души, дав себе слово быть настороже.
Разговора с сестрой на эту щекотливую тему она не возобновляла.
Сам князь Облонский, как, по крайней мере, говорил своему зятю и дочерям, а также и знакомым, должен был вскоре уехать по не терпящим отлагательства делам за границу и надеялся вернуться в Петербург лишь в половине зимнего сезона…
Этим объяснялся ранний отъезд его из Облонского, где в прежние годы пребывание его семьи обыкновенно продолжалось до половины сентября.
Он, видимо, с какою-то затаенною целью выпроваживал из замка и близких, и посторонних, и, лишь когда экипаж, увозивший его зятя и обеих дочерей, скрылся из глаз князя, стоявшего на террасе, он вздохнул полной грудью человека, сбросившего со своих плеч непосильную тяжесть.
Другая тяжесть, впрочем, осталась на его сердце.
Легкая летняя романтическая интрижка, начавшаяся встречей в лесу с дочерью Анжель, приняла совершенно неожиданные размеры и получила далеко не желательное для него направление.
Он день ото дня все более и более, к ужасу своему, видел и понимал, что увлечение этой наивной девочкой серьезно, что в его сердце, сердце старого ловеласа, привыкшего к легким победам, неразборчивого даже подчас в средствах к достижению этих побед, закралось какое-то не испытанное еще им чувство робости перед чистотой этого ребенка и не только борется, но даже побеждает в этом сердце грязные желания, пробужденные этой же чистотой.
Еженедельно два или три раза в продолжение двух месяцев он проводил с Иреной в лесу несколько часов; она не могла бывать чаще, не возбуждая подозрений Ядвиги, но эти свиданья не только не приближали его, но, напротив, казалось, отдаляли от намеченной им цели — обладания этим чистым, прелестным созданием.
Между тем жажда этого обладания увеличивалась прогрессивно вместе с возникающими нравственными преградами к его осуществлению.
Образ дочери Анжелики, этого честного, не тронутого растлевающим дыханием жизни существа, неотступно носился перед глазами влюбленного князя. Он не узнавал себя, насильственно зло смеялся над собой, составлял в уме планы, один другого решительнее, не доводил их до конца, чувствуя, что покорность, безусловное доверие к нему со стороны Ирены создали вокруг нее такую непроницаемую броню, разрушить которую не хватило сил даже в его развращенном сердце.
У него явилась потребность высказаться, спросить совета, помощи…
Сергей Сергеевич обратился к своему наперснику — Степану, призвав его в кабинет. С горячностью и задушевностью, достойными лучшего слушателя, высказал он ему свою серьезную тревогу.
В чуть дрогнувших мускулах бесстрастного лица лакея князь прочел осуждение своей слабости.
— Что же делать? Так тянуть далее невозможно!
— Мне ли учить ваше сиятельство! — уклончиво отвечал Степан.
— Говори, если тебя спрашивают! — крикнул Сергей Сергеевич.
— В домашней аптеке вашего сиятельства… — начал было Степан.
— Ни слова!.. — вскочил князь с кресла.
Вся кровь бросилась ему в голову. Степан почтительно отступил назад и смолк. Сергей Сергеевич быстрыми шагами стал ходить по кабинету.
— С ней… это невозможно… это подлость… она слишком чиста… — как бы про себя говорил он. — Я, наконец, хочу не бессознательной взаимности.
Во взгляде камердинера выразилось почтительное недоумение, вместе с неуловимым оттенком презрения к слабости решительного в прежнее время на этот счет барина.
— Ступай! — кинул князь Степану.
Тот вышел.
Сергей Сергеевич снова сел в кресло и задумался.
Вдруг он ударил себя по лбу и самодовольно улыбнулся.
"Обойдется и без аптечки… Экий дурак… — послал он по адресу своего верного слуги. — Конечно, придется дать ей слово, клятву, придется обмануть, но где и когда на пространстве всего земного шара, от сотворения мира до наших дней, происходили любовные истории без клятв и обмана?"
"Никогда и нигде!" — подсказал ему ответ его внутренний голос.
Откровенная, доверчивая Ирена подробно передала ему свой сон, разговор с матерью перед отъездом, свое несомненное убеждение в том, что виденный ею ее жених не кто иной, как он, князь Облонский — ее суженый, избранный ей в мужья самой Анжеликой Сигизмундовной.
Сергей Сергеевич полушутя, полусерьезно старался поддерживать в ней это заблуждение и теперь реши построить свой решительный ход на шахматной доске любви именно на этой слабой струнке души молодо девушки.
Он стал припоминать свои разговоры с ней на эту тему и с удовольствием убедился, что почва для решительного шага вполне подготовлена.
"Еще несколько слов, брошенных в ее доверчивую душу, и она поверит всему". Он решился сказать эти несколько слов в будущие свидания и объявил, как мы видели, домашним о необходимости заграничной поездки.
Прошло две недели. Ирена вполне поверила князю, что он тайно переписывается с ее матерью и что последняя очень довольна, что дочь любит ее избранника и всецело доверяется ему.
— Ты скоро с ней увидишься — я тебе готовлю сюрприз, — шепнул ей Сергей Сергеевич в последнее свидание перед отъездом зятя и дочерей из Облонского.
Наконец князь остался в деревенском доме один. Он мог теперь свободно, не стесняясь никем, приводить в исполнение задуманный план, некоторыми деталями которого он поделился со своим камердинером.
Когда экипаж, увозивший его зятя и дочерей, скрылся из виду и князь удалился в кабинет, перед ним как из земли вырос Степан.
— Прикажете мне ехать, ваше сиятельство?
— Да, да, поезжай и в ночь возвращайся обратно…
— Слушаю-с!
Камердинер направился к двери.
— А мои распоряжения на завтра исполнены? — остановил его князь.
— В точности, ваше сиятельство!
— Хорошо, ступай!
Степан вышел.
III
ПОХИЩЕНИЕ
Было десять часов утра.
Князь Сергей Сергеевич, пришедший на этот раз первым, ждал на том самом перекрестке, где состояла его первая встреча с Иреной.
Никогда еще его взгляд не блестел таким живым огнем, тем огнем очей искусного генерала, когда последнему, после многих составленных и не приведенных в исполнение планов, удалось, наконец, привести врага на такую позицию, где победа является обеспеченной.
По временам только легкая тень омрачала его лицо.
Это было не беспокойство и не колебание, а скорее что-то похожее на угрызения совести.
