Владимир Мегре - Кто же мы (Звенящие кедры России - 5)
- Суд? Но где и как он проходит? Почему никто об этом не знает?
- Понимаете, Владимир, мы длительное время представляли этот суд как пришествие некоего грозного существа свыше и со свитой грозной. И это высшее существо будет каждому говорить, в чем праведен каждый человек, в чем не праведен. Потом это высшее существо каждому определит меру наказания, отправив осужденного в ад или рай. Мы так примитивно представляли Божий суд. Но Бог не примитивен. Он так не может судить. Он дал человеку вечную свободу, а любой суд - это насилие над личностью, это лишение свободы.
- Так почему же Вы тогда сказали, будто в настоящее мгновение вершится Божий суд?
- И повторю сказанное. Божий суд вершится в настоящее мгновение. А судить каждому предоставлено самому самого себя. Я понял, что сотворила Анастасия. Ее философия, сила и логика ускоряют процессы. Представьте себе, Владимир, многие поверят ей и осуществят идею прекрасных Божественных поселений. Они, поверившие, окажутся в райском саду. Другие не поверят и останутся там, где сейчас находятся. Все в мире относительно.
Пока нам нашу жизнь с другой сравнить не представляется возможным, мы и думаем, что наша жизнь сносна.
Но когда будет рядом другая, когда неповерившие поймут, то увидят себя в аду. Некоторые считают себя счастливыми лишь потому, что не знают насколько они несчастны. Именно сейчас происходит необычный для нашего понимания Божий суд. Это не только мое открытие. Психолог из Новосибирска, проводившая исследование реакции разных групп населения на высказывания Анастасии, фактически сказала то же самое. Мы с ней не знакомы, я прочитал ее выводы в публикации, и они схожи с моими.
Люди из разных городов чувствуют и понимают величие происходящего. Профессор Еремкин, чьи стихи опубликованы в народном сборнике, тоже говорит великолепными стихами о явлении Анастасии. Я напомню вам эти стихи, Владимир, посвященные Анастасии:
Я в тебе увидел Человека,
Может быть, конца иного века,
Где мои внучата средь Богинь
Станут воплощением твоим.
Я запомнил наизусть эти прекрасные стихи. Я хочу, чтобы и мои внучата жили средь Богинь, и потому хочу обеспечить им эту возможность, начать обустраивать для них кусочек Родины прекрасной. Купить землю, и не один гектар, для меня не проблема, но кто будет вокруг жить, имеет большое значение. Потому и хочу обустроить землю в кругу единомышленников. Для внуков своих обустроить. Кто-то из них обязательно захочет там жить. И сыновья захотят приехать отдохнуть от суеты в прекрасный сад отцовский. Сейчас они ко мне очень редко приезжают. А в сад мной обустроенный приедут. Я попрошу, чтобы похоронили меня в этом саду. Приедут сыновья...
О внуках говорю, о сыновьях, но прежде всего это мне необходимо сотворить присущее сути человеческой, иначе... Понимаете, Владимир... Я вдруг жить захотел, действовать. Я смогу. Я рядовым солдатом стану в строй за Анастасией.
- Дак и туточки жить можно. Чему ж тут спокойно не жить? - произнесла Галина.
И на этот раз Николай Федорович решил ответить на ее слова. Он повернулся и сказал, обращаясь к ней:
- Я понимаю Ваше беспокойство, Галина Никифоровна. Вы боитесь потерять работу и кров. Не беспокойтесь, пожалуйста, я помогу вам построить небольшой домик по соседству, будет у вас и свой домик, и своя земля. Замуж выйдете, найдете себе суженого.
Галина, вдруг выпрямившись во весь свой рост, бросила на журнальный столик белую тряпку, которой она во время всего разговора, якобы, пыль со столика вытирала, уперла руки в свои крутые бедра, хотела что-то сказать, но не смогла, ей словно воздуха не хватало от возмущения, потом она все же собралась с силами и тихо произнесла:
- А может, я не желаю жить по соседству с таким соседом... А домик сама себе построить могу, как землю получу. Отцу еще в девичестве помогала сруб ладить. И денег трошки подкопила. А работа тутошняя мне не по душе. Кому я уборку днями навожу на этажах? Никого там не бывает, а я как дура уборку навожу. Не желаю жить по соседству, когда соседи несмышленые...
Галина вдруг резко повернулась и быстро вошла в свою комнату. Но вскоре дверь ее комнаты растворилась. Галина держала в руках два горшочка, в которых виднелись такие же зеленые росточки, как в красивом горшке Николая Федоровича. Она подошла к окну и поставила свои горшочки рядом на подоконник. Потом вернулась в свою комнату и вынесла большую корзину, наполненную множеством маленьких тряпочных узелков. Она поставила корзину у ног Николая Федоровича и сказала:
- Семена это. Настоящие они, потому как в лесу я их цельную осень и лето собирала. С настоящих травинок лечебных разных. А те, что высевают в полях, чтоб в аптеках продавать, такой силы не имеют. Разбросаете их своей рукой сами на земле своей - они здоровье и силу умножать будут. И когда расти будут, и когда отвар из них зимой пить. А кедрику одному скучно будет, надобно чтоб не один был, вон друзья и братья его, - показала Галина на окно, где теперь уже стояли три горшка с ростками, и пошла медленно к выходу, бросив на ходу: "Прощевайте, философы. Философию смерти можа вы и знаете. А философии жизни вам еще учится треба".
По всему было видно Галину что-то сильно обидело, и она уходила навсегда. Николай Федорович сделал шаг за ней, покачнулся. Потому что сделал шаг, ни за что не держась. Покачнувшись, он попытался опереться рукой о спинку стула, но стул упал. Николай Федорович закачался, расставив руки в стороны. Я встал, чтобы поддержать его, но опоздал. Дошедшая было уже до выхода из комнаты Галина быстро повернулась на шум падающего стула, увидела закачавшегося Николая Федоровича и молниеносно оказалась рядом с ним. Она успела обхватить своими сильными руками уже оседавшего на подкосившихся ногах старика и держала его, прижав к своей пышной груди. Потом отпустила одну руку, перехватила ею Николая Федоровича у ног и понесла его, как ребенка, к креслу-коляске, усадила на нее, взяла плед и стала укутывать ноги, приговаривая при этом:
- Ну, яки ж это солдат у Анастасии хлипкий. И не солдат, допризывник тильки.
Николай Федорович положил свою руку на руку Галины и внимательно глядя на потупившуюся, присевшую у его ног женщину, сказал, вдруг перейдя на "ты":
- Прости меня, Галя. Я думал, ты смеешься над моими стремлениями, а ты...
- Это я-то смеюсь? Да нешто я без ума вовси? - быстро заговорила Галина. - Да я ж каждым вечером думку сердешную тильки и думаю. Как посею травку - настоящую лечебную думаю, как напою ею сокола ясного, как силушка вернется к нему. Настоящих щей сварю из свеженького, химией всякой не пахнущего. Молоком парным напою, не сепараторным, а как распрямится сокол ясный, может и ребеночка ему рожу. И вовсе не смеялась я. Тильки говорила так, чтоб видеть, как твердо решение, не передумается ли оно на полдороженьки.
- Оно твердое, Галина, не передумается.
- А коли так, коли так, не гони в соседи меня. Не предрекай суженого другого.
- Я не гнал тебя, Галя. Просто не предполагал о твоем согласии быть рядом со мной не только в коттедже благоустроенном. Я рад твоему желанию, Галя. Спасибо тебе за него преогромное. Я не предполагал...
- Чаму ж туточки не предполагать? Да какая баба от такого солдата решительного на сторонку глянет. Я про Анастасию как прочитана, как прочитала... Хоть и долго, по слогам читала, зато поняла сразу. Нам тепереча, бабам всем, надобно, как Анастасия становиться. Вот и решила быть тебе трошечки Анастасией. Нам, всем бабам, надо хоть трошечки становиться, как Анастасия. Нема еще солдатиков у нее, тильки допризывнички неокрепшие. Мы, бабы, и подкрепим их и выходим.
- Спасибо тебе, Галина. Так значит. Вы, Галина Никифоровна, читали... И осмысливали вечерами...
- Читала. Все книжки про Анастасию читала и думала вечерами. Тильки не надо меня тепереча как чужую называть. Давно попросить хотела. Лучше Галя я буду.
- Хорошо, Галя, как интересно Вы сказали, когда обиделись, да, как интересно: "Философию смерти вы знаете, а философии жизни вам еще учиться предстоит". Какое емкое определение двух противоположных философских направлений. Очень точное определение: философия смерти, философия жизни. Потрясающе! Анастасия - это философия жизни. Да! Конечно же это так, потрясающе!
Николай Федорович восхищенно, взволнованно и нежно погладив руку Галины, добавил: - Вы философ, Галина, а я и не предполагал.
Потом заговорил, обращаясь ко мне:
- Несомненно, нам еще многое необходимо осмыслить и с позиции философской, и с помощью изотерических определений. Я пытаюсь расценивать Анастасию как человека, человека - какими должны быть все мы. Но полноте восприятия ее как нам подобного человека мешают некоторые необъяснимые ее возможности.
Вы, Владимир, описывали эпизод, в котором она спасала на расстоянии людей от истязаний. Их она спасла, но сама, помните, сама потеряла сознание, побелела, и вокруг нее побелела зеленая трава. Что это за механизм, почему и сама, и трава вокруг побелели? Я не встречал подобного нигде, хотя пытался говорить с изотериками. Ни философам, ни физикам, ни изотерикам подобное явление не известно.
