Покуда я тебя не обрету - Джон Уинслоу Ирвинг
– Так что если будешь заглядывать в Торонто, думаю, предпочтешь жить в отеле, – сказала миссис Оустлер.
– Наверное, – согласился Джек.
Он так и не понял, зачем она звонит.
– Есть новости про папу, Джек?
– Нет. Я ведь не ищу его.
– Почему, хотела бы я знать, – сказала Лесли. – Ему уже за шестьдесят, я полагаю. В таком возрасте с мужчинами всякое случается. Ты можешь потерять его, не найдя, Джек.
– Ты хочешь сказать, он может в ближайшее время умереть?
– Кто его знает, может, он уже умер, – сказала миссис Оустлер. – Ты ведь так хотел все про него узнать! Куда подевалось твое любопытство?
Этот же вопрос ему постоянно задавала доктор Гарсия.
– Наверное, я лишился его у психиатра.
– Я рада, что тебе есть с кем поговорить! – воскликнула Лесли. – Но в былые времена ты умел делать много дел сразу.
– Я полагаю, миссис Оустлер имела в виду, – скажет Джеку вскоре доктор Гарсия, – что разговоры с психиатром – плохая замена естественному любопытству.
Но на Джека отныне давил груз вины. Он не просто совершил половой акт с несовершеннолетней – он согласился на это. У него в душе скрыта страшная тайна, которую он унесет с собой в могилу, если на то будет воля Салли. Стыд убил в Джеке любопытство. Когда ты стыдишься, тебе не хочется отправляться на поиски приключений – по крайней мере, хочется немного с этим повременить.
Пришло письмо от Клаудии и ее мужа (которого Джек всегда представлял себе как преданного слугами бородатого короля) с благодарностями и кучей фотографий, среди которых были совсем маленькая Салли и Клаудия, еще не похожая на бензовоз, а также снимок счастливого безбородого отца четверых детей. Но королю, конечно, нужна борода, решил Джек.
«Если когда-нибудь тебе захочется театра, Джек, – писала Клаудия, – тебе стоит сказать одно только слово!»
И тогда ему предоставят право месяц или шесть недель выступать на сцене в Вермонте в самый разгар лета, позволят выбрать пьесу и роль для себя. Джек был тронут предложением, но в сложившейся ситуации решил отказаться.
«Мы так благодарны тебе, Джек!» – писала Клаудия.
Ее муж добавлял: «Мы так гордимся Салли! Как у нее только хватило наглости с тобой об этом поговорить!»
Джек написал им в ответ, что рад помочь, однако Саллиной наглости у него нет – а без наглости как можно выходить на сцену?
«В кино актер вне контекста, на съемочной площадке ему всегда есть куда спрятаться. Я слишком к этому привык», – написал Джек.
Впрочем, он будет частенько думать об их театрике и каждое лето жалеть, что не сможет провести шесть недель в Вермонте, – так он написал. На самом деле Джек скорее предпочел бы застрелиться!
Он чувствовал, как за спиной у него маячит призрак Клаудии; когда он опускал письмо в ящик, призрак улыбался до ушей.
Вскоре после сего обмена эпистолярными неискренностями Джеку позвонили. Ничего неискреннего в звонке Каролины Вурц не было – еще бы, она разбудила его в конце августа безбожно ранним утром, оторвала от очередного сна про Эммину татуировку. В бассейне «Океаны» уже плескалась семейка из Дюссельдорфа, ее члены помогали Джеку снять ржавчину с его немецкого.
– Джек Бернс, проснись и пой, как сказал бы мистер Рэмзи! – начала мисс Вурц. – Или – восстань и воссияй!
Вурц, конечно, понятия не имела о душевном состоянии Джека и его причине. Насчет восстать – что же, это возможно, дайте только срок; но насчет сияния – нет, оно решительно ушло из Джековой жизни.
– Как приятно слышать твой голос, Каролина, – искренне обрадовался он.
– А твой голос лучше вовсе не слышать, с тобой явно произошло что-то ужасное, – сказала мисс Вурц. – Даже не пытайся мне врать, я знаю, что разбудила тебя. Но у меня такие новости!
– Он написал тебе? – спросил Джек; сон как рукой сняло.
– Нет, не он, и не написал, а позвонил. Точнее, позвонила. Джек, у тебя есть сестра!
Ага, значит, Уильям женился и родил дочь! Вот уж и правда новости, как для Джека, так и для мисс Вурц.
Зовут ее Хизер Бернс, она работает младшим преподавателем на музыкальном факультете Эдинбургского университета, который несколькими годами ранее и окончила. Она пианист и органист и еще играет на блок-флейте. Докторскую степень получила в Белфасте.
– Диссертация про Брамса, – добавила Каролина. – Что-то на тему Брамса и девятнадцатого века.
– Папа, значит, вернулся в Эдинбург?
– Уильям не слишком хорошо себя чувствует, Джек, он в санатории. Он играл на органе в Старом соборе Святого Павла и преподавал, но у него артрит. В результате играть он больше не может – точнее, не может больше работать музыкантом.
– Он в санатории от артрита лечится?
– Нет-нет, это по психиатрической части.
– Каролина, на человеческом языке это называется сумасшедший дом.
– Хизер говорит, что это очень хорошее заведение, Уильям там просто счастлив. Только это очень дорого стоит.
– Моя сестра звонила из-за денег?
– Она звонила в надежде найти тебя, Джек. Она хотела узнать, как на тебя выйти. Я сказала, что перезвоню тебе. Ты знаешь, я никому не даю твой номер, хотя в этот раз, признаюсь, меня мучило искушение. Хизер действительно нужны деньги – чтобы Уильям мог и дальше жить в санатории, где он счастлив и находится в полной безопасности.
Джековой сестре исполнилось двадцать восемь. Преподавателям Эдинбургского университета платят столько, что о детях не может идти и речи, – Хизер даже на оплату лечения Уильяма не хватает.
– Она замужем?
– Разумеется, нет!
– Ты говорила про детей, Каролина.
– Я рассуждала теоретически, зная ее доходы, – уточнила мисс Вурц. – У Хизер
