Трудно быть львом - Ури Орлев

Я шел примерно час, пока увидел автомобиль и охотника, который с помощью двух туземцев волочил только что пойманную зебру. Я лег меж кустов в ожидании, что произойдет. Мне представлялось, что они погрузят свою добычу на машину и уедут. Но они поступили неожиданно для меня: разрубили зебру и оставили куски на месте. Потом завели машину за кусты и спрятали ее там. Тогда я все понял. Они устроили засаду. И жертва тут же появилась. Это была львица. Сначала она шла с большой осторожностью, потом быстро подбежала к зебре и рывком схватила добычу Я не стал ждать, пока она подставится ружьям укрывшихся в кустах охотников. Я быстро обогнул кусты и тихо подкрался к ним сзади. И вовремя. Опоздай я хоть на мгновение, она пала бы жертвой охотника. Он все равно успел выстрелить и ранить ее в плечо, но, пока он собрался выстрелить повторно, я с угрожающим рычанием бросил его на землю. Туземцы, сопровождавшие его, были вооружены копьями, но они не держали их в руках и поэтому выхватили кинжалы и хотели было броситься на защиту своего господина. Как же они были удивлены, когда я одним ударом лапы сломал его ружье и зубами схватил за одежду — точно так же, как хватал детей и воспитательниц горевшего детского садика, перенося их с крыши на крышу. Правда, его мне пришлось хорошенько встряхнуть и стукнуть о дерево, чтобы он прекратил сопротивляться. А когда туземцы наконец схватились за копья, я уже был далеко и мчался, крепко удерживая свою добычу зубами за пояс и за штаны.

Удалившись оттуда на изрядное расстояние, я наконец-то позволил себе лечь отдохнуть. Охотник лежал передо мной и не двигался. Но по его дыханию я знал, что он жив. Он был вооружен пистолетом и ножом для сдирания шкур. Я осторожно перекусил его пояс, снял с него пистолет вместе с кобурой и раздавил между зубами. Нож я оставил ему. Я не боялся его. Пролежав так с четверть часа, я почувствовал прилив новых сил. Мой пленник по-прежнему притворялся мертвым. На что он надеялся? Если я притащил его аж сюда, так неужели я не решусь съесть его только потому, что он якобы умер? Я уже начал жалеть его. В конце концов, это человек, а не животное. Пусть даже охотник, приехавший в заповедник убивать защищенных законом животных. Пусть даже охотник за львами. Я перевернул его лицом кверху — и отпрянул. Это был Уильям Симпсон Второй. Тот самый Уильям-отец, охотник за львами. Прощаясь с ним в нью-йоркском порту, я не думал, что мы встретимся при таких обстоятельствах. Я еще помнил, как он пожал мне лапу из чистой вежливости. Он еще не узнал меня, потому что не открывал глаз. Тогда я положил лапу ему на грудь. Он очень осторожно, почти незаметным движением попытался добраться до своей последней надежды — охотничьего ножа на боку. В сущности, то была даже не надежда на жизнь, а надежда на достойную смерть. Смерть бойца. И несмотря на мое отвращение к его занятию, этими своими хладнокровием и смелостью он вызвал у меня уважение. Я отодвинул лапой его руку от ножа, и моя реакция была, как видно, такой человеческой, что он с удивлением поднял веки. Вначале он не мог отвести глаз от моего взгляда. Но потом глянул на что-то странное, висящее в моей гриве, и увидел дощечку для письма. И тут у него вырвался вздох удивления и одновременно огромного облегчения. Он попытался сесть, но я ему не дал. Пусть знает, кто здесь король.

— Ты намерен прикончить меня? — спросил он.

Я отрицательно покачал головой.

— Тогда почему ты держишь меня? Почему притащил сюда? Накормить своих детенышей?

Я отпустил его и написал на дощечке:

Я НЕ УБЬЮ ТЕБЯ РАДИ ТВОИХ ОТЦА И СЫНА, НО ТОЛЬКО ЕСЛИ ТЫ ДАШЬ ЧЕСТНОЕ СЛОВО НИКОГДА В ЖИЗНИ НЕ ОХОТИТЬСЯ В ЗАПОВЕДНИКАХ. И ЕЩЕ ОДНО: ТЫ НИКОМУ ОБО МНЕ НЕ РАССКАЖЕШЬ.

Это письмо заняло у меня много времени, потому что я уже давно не писал. Все это время он неотрывно смотрел на меня. Я дал ему сесть. Потом он сказал очень серьезно:

— Я никогда больше не буду охотиться в заповеднике. Даю честное слово.

По правде говоря, я не так уж поверил ему. И поэтому написал:

ЕСЛИ ВЕРНЕШЬСЯ, УМРЕШЬ.

Он улыбнулся и сказал:

— Клянусь тебе жизнью моего сына и моей жены, что я больше никогда не буду охотиться в заповедниках.

У него была та же улыбка, что у его сына Уильяма-младшего. Может быть, я в нем ошибся тогда, на корабле? Жалко, что я не мог говорить, я бы сказал — пусть, несмотря ни на что, передаст привет своим отцу, жене и сыну. Он махнул мне рукой на прощанье и пошел обратно к своей машине, а я отправился посмотреть, что там с зеброй, которую он убил. Уже издалека я увидел, как мой друг отгоняет от нее стадо шакалов и начинает есть на глазах у орлов, нетерпеливо ожидающих своей очереди. Я присоединился к нему, время от времени поднимая голову и оглядываясь в поисках раненой львицы. Но в тот день я больше ее не увидел.

Встреча с этой львицей была первым знаком предстоящего поворота в моей кочевой жизни. Тогда я еще не знал, что в будущем она станет моей подругой. Я снова встретил ее как-то ночью. Мне не спалось — вой шакалов лишил меня покоя. Я направился в их сторону и обнаружил, что какая-то львица только что растерзала там зебру и шакалы окружили ее, пытаясь отнять у нее добычу. Я решил защитить ее, хотя не знал, было это решение льва, увидевшего самку, или рыцарский поступок скрытого во мне человека. Как бы то ни было, мне удалось прогнать эту воющую стаю. Возможно, я бы даже присоединился к ее трапезе, но есть мне не хотелось. Когда рассвело, я