Обломки нерушимого - Стейс Крамер
– Ну, раз все в сборе, я позову врачей, – сказал Марк.
И вот все было готово для перехода к основной части мероприятия. Все по очереди поцеловали Джел в лоб, прошептали что-то на прощание. Вот-вот станет совсем тихо, погаснут мониторы, аппараты заглохнут и…
– Подождите! – закричала Йера, а после снова подошла к дочери, вновь поцеловала ее и умоляющим голоском промолвила: – Ну, Джел… Ну, милая моя! – так Йера просила дочь очнуться, так она предупреждала ее о последнем шансе, так она в который раз в одиночку противостояла неизбежному трагическому концу.
– Йера, – робко окликнул Марк.
– Прошу вас, не тяните! Это невыносимо! – возопила Саша.
Марк отвел жену в сторону. Калли и Диана, поначалу стоявшие на приличном расстоянии друг от друга, вдруг одновременно решили сократить его, едва коснувшись плечами друг дружки. Обе знали, что, несмотря на все противоречия между ними, каждая может рассчитывать на поддержку, в самую трудную минуту не постесняться взять за руку бывшую подругу, обнять, когда того потребует душа. Сейчас они нужны друг другу как никогда. Сейчас… доктора приступят к тому, ради чего все собрались… еще немного и…
– Успела?! Успела!
Никто не ожидал такого поворота событий. В палату ворвалась Никки. Та понимала, что является здесь персоной нон грата, но не попрощаться с подругой она не могла.
– Мистер и миссис О’Нилл, здравствуйте. Саша, привет. Диана, Калли, вы тоже тут? Хорошо. Позвольте, – Никки оттолкнула одного из врачей, подошла к Джел, поцеловала ее ручонку и потом присоединилась к Диане и Калли. Всех смутило необъяснимое возбуждение Никки, в котором та пребывала, однако никто не посмел сказать ей что-либо. А также…
Никто не знал, что в палате был еще один гость. За спинами подруг стояла я, прибывшая в тот час, чтобы попрощаться со всеми. Я посмотрела на тело Джелвиры, не испытывая ни жалости, ни презрения. Тело как тело, оно для меня уже ничего не значит. Я обняла Сашу, потом Марка, Йеру. Затем подошла к подругам Джел. Диана, Калантия, Никки… Каждая вздрогнула, ощутив легкий холодок, пробежавший по спине – это единственное, что я могла сделать для того, чтобы меня заметили. Больше они меня не услышат, не почувствуют. Остались последние секунды моего близкого присутствия к их миру. Я не буду рассказывать вам, что там, за чертой жизни, не стану описывать свои ощущения, неведомые живой душе. Все вы рано или поздно поймете меня, сами все узнаете, когда придет ваше время. О, сколько всего вас еще ждет! Но пока живите и не думайте о том, для чего вы еще не «созрели». Не ждите, не приближайте смерть, не вмешивайтесь в ее планы. Ее визит к вам уже давно запланирован, не переживайте. Живите, пока есть время… Пока смерть не наткнулась в своем ежедневничке на ваше имя.
Улыбаясь, я медленно прошлась по палате, остановилась у двери, оглянулась. Далее прозвучал последний стук моего сердца, и наступила вечная разлука.
* * *
Пару лет назад, в старой конюшне, в ветхом убежище наших принцесс, состоялся необычный разговор.
– Я хочу умереть молодой, – заявила Диана. – Старость – это мука. Дряхлые колени, усыхающий рассудок и лицо… Боже, как представлю свое сморщенное лицо, сразу страшно становится. Ну уж нет… По мне так лучше умереть молодой и красивой. Так и вижу, как все будут вздыхать и говорить: «Как же так?! Такая молоденькая, еще все впереди! Ох…» А если я умру старой, то что тогда скажут? «Ну, ничего не поделаешь, возраст такой. Она свое отжила…»
– А мне бы хотелось дожить до старости. И состариться непременно с любимым человеком. Старость – это вовсе не мука, а блаженство. И завершить жизнь, не познав этого блаженства – довольно печально, на мой взгляд. Тебе больше не нужно участвовать в гонке жизни, где каждый пытается обогнать соперника, преуспеть в чем-то, не замечая резких поворотов и столбов. Бессмысленные поиски какого-то смысла, слезы, разбитые надежды и сердца – вот и вся молодость. А в старости тебя заботит только твой фруктовый сад да неразгаданные сканворды. Прелесть! – разоткровенничалась Калли.
– Калли, да ты уже рассуждаешь как старушенция, – огрызнулась Никки.
– Я не вижу себя взрослой… Ну, там, тридцатилетней и уж тем более старушкой, – призналась Джел. – Мне кажется, я умру раньше вас всех.
– Джел, ну какая чушь! – испугалась Калли.
– Я так чувствую. Однажды… я взяла карты и…
– Господи, опять! – перебила Никки. – Карты, предчувствия, пророчества! Джел, шизанутенькая ты моя, если я еще раз услышу подобное, то вырву твой язык, поняла?
– Никки, а ты когда хочешь умереть? – задала вопрос Диана.
– Да я вообще не собираюсь умирать.
– Что? – засмеялась Калли. – Ты нашла эликсир бессмертия?
– Пока нет, но обязательно найду. Жизнь – штука интересная, но очень капризная, поэтому не нужно оскорблять ее, тратя время впустую, рассуждая о смерти! И знаете что? Вы тоже должны жить вечно!
– Вот как? – теперь и Джел не удержалась от смеха.
– Конечно, курочки мои. Иначе зачем мне вечная жизнь, если в ней не будет вас?
Подруги дружно посмеялись и вскоре забыли про эту беседу.
* * *
Так много людей было в тот день в больничном фойе! Кто-то радовался долгожданной выписке, кто-то что-то тревожно обсуждал, куда-то бежал, кому-то звонил. Жизнь кипела. Никто не замечал трех поникших, опустошенных человечков, расположившихся на диванчиках в том самом фойе. Было шумно, но Калли, Диана и Никки до сих пор слышали ту тишину, возникшую после отключения медицинских приборов. Было прохладно и свежо, но их все еще стискивала духота, что была в палате, и тот запах спирта и какой-то кислятины витал вокруг. Было светло, но они всё видели тот мрак, тень смерти, нависшую над Джел.
– Сбылось ее пророчество… – сказала Никки, внезапно вспомнив тот самый разговор, который теперь уже не казался смешным.
Калли тут же поняла, что Никки имеет в виду. Диана же не потрудилась напрячь свою память. Она лишь выдохнула с облегчением, подумав: «Ну наконец-то! Хоть кто-то решился заговорить!» И потом, выдержав небольшую паузу, сказала:
– Я была с «Майконгами» в «Фолкон Скотт». Однажды я решила прогуляться… Прилично отошла от лагеря и… увидела волка.
