Бывший лучший друг - Элена Макнамара
А теперь он, как разъяренный тигр в клетке, мечется по рингу и пытается добраться до Руслана. Того уже оттаскивают за канаты, его лицо разбито и всё в крови, но он тоже в бешенстве. Машет кулаками по воздуху и хочет дотянуться до моего друга. Пашку держат и тренер, и Влад, и ещё двое парней, и постепенно он приходит в себя. А я стою, зажимая рукой рот, подавляя крики, рвущиеся из груди.
Что же я наделала?
Он изменился! Мой друг изменился! Теперь он действительно страшен в гневе, потому что совершенно себя не контролирует.
Что с тобой случилось?
— Марш к Иванычу! — орёт Джаннини прямо Пашке в ухо. И не дожидаясь реакции, выпихивает с ринга, потом берёт его за локоть и тащит на выход. Пашка оборачивается, пытается поймать мой взгляд, но я упорно разглядываю свои ноги. Успеваю лишь увидеть, как он подавлен. Чувство вины буквально написано на его лице.
Он сожалеет.
Я тоже сожалею. Но и не сожалею. Не знаю. Не хочу видеть, как его бьют. Для меня он был и будет непобедимым чемпионом.
Тренер выводит его через распашные двери, и в них тут же влетает Маша, девушка Руслана. Когда она видит разбитое лицо своего парня, на её лице отражается буря всяких эмоций: негодование, беспокойство, злость, жалость и… смирение. Ну конечно, это же бокс. Всё что угодно может произойти.
Руслан отмахивается от девушки, всем своим видом показывая, что всё в порядке. Она протирает его лицо, суетится, и видно, как переживает, но в конечном счёте оставляет его в покое.
А я совершенно забыла о своих обязанностях. Я помощник врача и должна оказать помощь.
Спохватываюсь, направляюсь к покалеченному по моей вине парню и присаживаюсь на маты рядом с ним.
— Дай я заклею, — прошу, а наготове держу специальный клей. Руслан не сопротивляется, позволяет мне выполнить свою работу, и я благодарна.
После нехитрых манипуляций раны над бровью, под глазом и на подбородке больше не кровоточат.
— Жить будешь! — говорю бодрым голосом, стараясь улыбаться.
— Спасибо, — хмыкает Рус, он почти успокоился.
— Что произошло? — подает голос Маша. Она стояла немного в стороне, дожидаясь, когда я закончу.
— Ничего, — вздыхает Руслан, с предостережением смотрит на меня, а потом улыбается своей девушке. — Это всего лишь спарринг, детка.
— Пашка опять взорвался, — не спрашивает, а утверждает Маша.
— Опять? — в недоумении смотрю на Руслана. — И часто у него это случается?
— Так, всё, закрыли тему, — отрезает спортсмен и поднимается на ноги. — Всё нормально. Если Иваныч спросит, то для него тоже всё нормально. Пашку до боя не допустят, — говорит жёстко и смотрит только на меня. Как будто я собираюсь бегать к Иванычу и рассказывать ему о Пашкиных срывах. Мне самой важно понять.
— Но…
— Никаких но, Милла. Забудь. И проследи, чтобы он больше не срывался, — улавливаю стальные нотки в голосе. — От тебя многое зависит.
После чего разворачивается и уходит.
— И что это значит? — бросаю я в спину парню.
— Ты его секундант, — не оборачиваясь, отвечает мне.
Мы с Машкой долго стоим в замешательстве и гробовой тишине.
— Ты же знаешь в чём дело, да? — девушка первая нарушает эту тишину.
— Он всегда был немного вспыльчив… но теперь, — мямлю немного неуверенно.
— Он любит тебя, — огорошивает меня девушка.
Долго смотрю на её улыбающееся лицо и не могу сформулировать ответ.
Любит? Нет. Не то чтобы я этого не знала. Мы любим друг друга с детства.
— Любит, в смысле любит… или влюблён? — говорю, запинаясь, и с нетерпением жду ответа.
— И любит, и влюблён. Милл, ты что, совершенно ничего не видишь?
— Он что-то говорил обо мне? — вонзаю свой взгляд в девушку. Пропускаю её вопрос мимо ушей, потому что действительно ничего не вижу. Пашка всегда ко мне хорошо относился, но любовь…
— Говорил, но я тебе ничего не скажу, — лукаво улыбается Маша. — Спроси у него сама.
Нет. Ну уж нет.
Что, если он действительно влюблён?! Но мы не можем быть вместе.
— Почему ты грустишь? — вижу, как Маша в один миг становиться серьезной. — Ты не любишь его?
— Люблю, — поспешно отвечаю, — конечно, люблю.
— Так в чем дело-то?
— Это сложно.
— А ты расскажи.
Рассказать?
Эта идея мне кажется хорошей. Прежде я никому не рассказывала о наставлении бабушки Вали, и может, если выговорюсь, мне полегчает?!
Увидев на моем лице смешанные чувства, Маша берёт инициативу в свои руки и тянет меня через весь зал к дверям.
— Пойдём, кофе выпьем, — улыбается, настойчиво игнорируя мой неуверенный шаг.
— А как же…? — оглядываю спортсменов.
— Не умрут за пять минут, — отмахивается девушка.
Не препятствую её натиску, позволяя себя увести. К тому же Пашки нет рядом, а без него я пока не могу расслабиться в этом мужском коллективе. Потому что собравшиеся всё так же меня разглядывают.
Маша покупает для нас кофе в автомате, и мы выходим на улицу.
Долго не решаюсь начать разговор, старательно делаю вид, что поглощена обжигающим напитком, но и тут моя новая знакомая приходит на выручку.
— Итак, Паша и ты, — растягивая слова, начинает девушка, — что между вами? Почему ты не признаешься ему и себе, что любишь его? И почему он не признается тебе? Он ведь не признается?
— Нет, он никогда мне этого не говорил, — пожимаю плечами, устремляя свой рассеянный взгляд вперед.
— Ты сказала, что это сложно. Почему?
— Ты никому не расскажешь? — на этот раз я смотрю девушке прямо в глаза. Они голубые, почти как мои, но немного светлее. В этих глазах заметно неподдельное участие и, может, даже волнение.
— Нет, не скажу. Даже Руслану не скажу, если пожелаешь, — и я верю ей, хоть это и кажется нелепым.
— На самом деле всё немного странно, — начинаю я свой рассказ, — у Пашки была бабушка, все её боялись и считали ведьмой. На пороге смерти она запретила нам быть вместе.
— Что? — лицо девушки вытягивается от удивления. — Почему?
— Я не знаю, — качаю головой, — Она сказала, что если ослушаюсь, то быть беде.
— И это всё? — негодует Машка, повышая свой голос, — ты не можешь быть с любимым, потому что какая-то умирающая старуха запретила тебе?!
— Я знаю, звучит как сумасшествие, но я верила ей, — говорю почти шепотом, оглядываясь по сторонам, — я и сейчас ей верю.
— Почему?
— Она не просто старуха, понимаешь? — внешний вид девушки и то, как она смотрит на меня, как на умалишенную, говорит мне, что она не понимает. — Просто во многом она была права, — всё же пытаюсь ей объяснить.
— В чём?
— Она сказала Пашке, что он
