Плохая хорошая дочь. Что не так с теми, кто нас любит - Эшли С. Форд

После недели отрывистых разговоров перед занятиями и еще большего количества произнесенных шепотом уверений в моей красоте я подумала, что самое меньшее, что я могу сделать для него, — дать свой номер телефона. Он позвонил мне сразу же, как только я вернулась домой по окончании последнего учебного дня. Матери я об этом не рассказала. Мне было двенадцать лет, и я знала, что у многих девочек в этом возрасте уже есть «бойфренды». Но мама видела в любом мальчике и любом мужчине рядом со мной только одно.

— Можно кое-что тебе сказать? — в его голосе на том конце телефонной линии чувствовалась улыбка, и я тоже улыбнулась.

— Конечно.

— Я люблю тебя.

Я по-прежнему слышала его улыбку, но моя погасла. Это был наш первый разговор по телефону, и хотя мне хотелось быть страстно и безрассудно любимой, я полагала, что для подобных вещей должны быть какие-то более существенные основания.

— Откуда ты знаешь?

Он глубоко вздохнул, прежде чем снова придать своему голосу жизнерадостный настрой.

— Просто знаю.

Это не должно было сработать или, напротив, должно было безотказно сработать в отношении грустной двенадцатилетней чернокожей девочки из Форт-Уэйна, Индиана. Со мной говорил мальчик, предлагавший мне то, чем одержима любая девочка: любовь. Я не была уверена в том, что любовь предназначалась именно мне, но все равно это была такая ситуация, в которую ты сначала бросаешься с головой и только потом осмысляешь, как делают счастливые пары по телевизору.

— Ну ладно, — сказала я, снова улыбаясь и определяясь с решением. — Я тоже тебя люблю.

Приближалось Рождество, и к нам заехали дядя Кларенс с женой, чтобы устроить нам с братом сюрприз — неожиданное свидание с отцом. Не знаю, ожидала ли мать, что он вдруг снова объявится в ее жизни, но она разрешила нам поехать. Сидя на заднем сиденье фургона, я дрожала от волнения и сжимала руку брата. Вечером за день до поездки дядя записал на свою новую камеру, как я пою «Тихую ночь», мою любимую праздничную песню в том году.

— Ого. — Он просмотрел запись, перемотал и проиграл снова. — Ты должна спеть завтра для отца.

Мне и самой хотелось того же, но я не могла представить, как это происходит.

Потом, уже в фургоне, когда до первой в моей жизни встречи с отцом оставалось пара часов, я спросила дядю Кларенса, почему мой отец оказался в тюрьме. Дядя выключил музыку и переглянулся с женой. Потом повернулся к нам с братом, сидевшим на заднем сиденье.

— Так вам никто не говорил?..

Я покачала головой.

— Ну что ж, — пожал он плечами. — Думаю, сейчас для этого не самый подходящий момент.

Я увидела отца через маленькое окошечко в отделявшей нас друг от друга массивной двери с замком. Он уже смотрел на меня, встретился со мной взглядом и больше не отводил глаз. Не припомню, чтобы кто-то за всю мою жизнь разглядывал мое лицо с таким восхищением. Наш визит его удивил, но сама я, казалось, совсем не удивила его. Он знал меня. Когда двери открыли, я подошла к нему, а он развел руки, чтобы обнять меня. Я уткнулась в него головой, и мне показалось, что во всем помещении с окружавшими нас осужденными это единственное место, с которого мне не хочется сдвигаться.

Дядя Кларенс сказал:

— Она хочет спеть для тебя.

И я спела. Спела «Тихую ночь» медленно, тщательно и от всего сердца. Когда я закончила, все в комнате свиданий захлопали.

Отец взял меня за обе руки и сказал:

— Ух ты, и откуда ты у меня такая?

Потом мы снова разлучились на долгое время. Но я думала о нем каждый день.

15

Брэдли так часто и с таким жаром говорил о своей любви ко мне, что я подумала: будет подло сказать ему о том, что я не испытываю таких же чувств. Мне казалось нормальным немного притворяться, чтобы не сделать ему больно. Все равно я уже так поступала с другими, достигнув в этом умении определенного мастерства, но, на мой взгляд, любовь особенно оправдывала такое поведение. Кроме того, как я знала, люди поначалу считали меня замечательной, а потом, знакомясь со мной поближе, меняли свое мнение. По крайней мере, Брэдли жил не в нашем районе. И не был членом нашей большой семьи. Когда он устанет от меня, когда развеется его восхищение мною и он поймет, что я ничего не могу дать взамен, он просто уйдет, и я, вероятно, никогда больше его не увижу. А до этого можно будет потерпеть. Я могу подождать, чтобы не оскорбить его чувства.

Он был на два года старше меня, но учился в классе лишь на год старше. Мне казалось, что я хочу его внимания, но была довольна, что у нас нет общих занятий, и всякий раз, когда я сталкивалась с ним в коридоре, у меня начинало сосать под ложечкой. Он всегда пытался взять меня за руку или провести губами по щеке. Время от времени он устремлялся к моим губам, и иногда я позволяла ему прикоснуться к ним. Но это была не слишком хорошая идея. Перейдя границу, он хотел перейти следующую и так далее. Вскоре он уже отводил меня в сторону на глазах учителей, родителей или всех, кто мог оказаться поблизости, просовывал руку под мою блузку и сжимал мои растущие груди. Мне было больно и неприятно. Я говорила ему об этом, а он отвечал, что я красивая и что он любит меня. Это означало, что он не может сдерживаться. Я не была согласна ни с чем, что он говорил, но я не знала, как поправить его. До той поры в наших отношениях мне нравилось лишь одно: у меня не было желания доводить их до физической близости, и, следовательно, я полагала, что нет никакой опасности опозориться перед Богом или матерью, занимаясь сексом до замужества. Мне казалось, что если я не желаю его физически, то мне ничего не угрожает.

Двоюродная сестра сказала мне, что отношения с первым бойфрендом означают, что ты начинаешь становиться женщиной. Мне не хотелось ею становиться. Мне казалось, что у