Последнее лето - Лидия Милле
– Я не был грешником, я не грешил, – фальшивя, завывали мы под караоке-версию, звучавшую из портативной колонки. – И друга я обрел в Иису-у-у-се.
Порой мы срывались чуть ли не на крик:
– Я не был грешником, я не грешил!
* * *
На телефон Рейфа пришло письмо от Дэвида с фотографией из особняка. Стулья, столы и диваны были сдвинуты к книжным стеллажам, а их место заняли положенные в ряд матрасы.
На одних лежали родители, на других – Дэвид, Ди и Лоу. Увеличив фотографию, мы разглядели тоненькие красные трубочки, протянутые от рук молодых к старикам.
Эта картина напомнила мне снимок из одной статьи о работе фармацевтической лаборатории, которую я как-то читала. В этой лаборатории содержались сотни мечехвостов, у которых брали кровь для медицинских исследований. Аппарат отсасывал у мечехвоста ровно столько крови, что тот оставался живым и мог снова и снова служить донором.
Называлось все это фермой по сбору крови.
Рядом со мной сидел Джек и тоже рассматривал фотографию. На заднем плане угадывались очертания камина. Над ним – картина с охотниками и гончими.
Джек коснулся экрана кончиком пальца и потянул изображение от Дэвида к его матери, следуя изгибу соединяющей их красной трубки.
– Возвращается туда, откуда появился, – сказал он.
* * *
По мнению Дарлы, для Джека и Шела наступил переломный момент на «пути детства». Тот факт, что они не ходят в школу и не общаются со сверстниками, мог «затормозить их социальное и образовательное развитие».
У нее родилась идея. «Откроем свою маленькую школу!» – воскликнула она, радостно хлопая в ладоши. Мы дружно скривились.
Мелкие будут ходить на биологию к Мэтти, на историю к Джону и на поэзию – к ней.
– Да им нечем заняться, – заметил Терри, когда мы обсуждали предложение Дарлы. – Чего доброго, начнут нервничать. Ударятся в агрессию.
– От безделья всякая дурь в голову лезет, – подтвердил Рейф.
И мы согласились. Пусть «учат» мелких, если им так хочется. Мы поблагодарили их за участие.
* * *
Иногда я забиралась в машину и просто там сидела. Перед глазами вставали заводы. По телевизору я видела их сотни, самых разных направлений, и у меня возникало четкое ощущение, что на каждом из них под беспрестанный гул безостановочно крутятся всякие шестеренки, производя все, чем мы пользуемся.
Работают ли они сейчас? Что-нибудь выпускают? Или погасили огни и закрылись? А заводы и фабрики в других странах? Может, каких-то важных вещей больше вообще никто не производит?
Я сидела, уставившись на приборную панель, разглядывала ее виниловую поверхность и пыль, скопившуюся в углах. Интересно, что там, внутри, за пластиком? И какие детали конструкции уже устарели?
С тех пор как новости, одна мрачнее другой, начали повторяться, я потеряла интерес к телефону. Решила просто их игнорировать.
Остальные тоже заглядывали в свои мобильники не чаще раза в несколько дней. Рейф и Дэвид выходили на связь по вечерам: отправляли сообщение с вопросом: «Все ОК?» И получали в ответ: «ОК».
Некоторое время этим все и ограничивалось.
До шторма, когда нам требовалась доза «цифровой наркоты», мы иногда украдкой брали родительские телефоны. Через приоткрытую дверь заглядывали в гостиную, где работал телевизор. Теперь приходилось довольствоваться тем, что существовало рядом с нами – фермерским домиком, сараем и заросшими травой полями. Рельефом конкретной местности. Деревом стен и забора, металлом машин с почти пустыми бензобаками.
Мы смотрели на углы зданий, склоны холмов и форму древесных крон. Чем дальше, тем яснее нам становилось, насколько любая картинка беднее по сравнению с реальными предметами. Насколько плоской она выглядит. Как мы раньше этого не замечали?
Раньше мы жили в окружении картинок. Они были повсюду, лезли в глаза ежечасно, ежеминутно, ежесекундно.
Теперь мы поняли, что они имеют мало общего с реальностью. Теперь мы увидели трехмерный мир.
* * *
Свои уроки поэзии Дарла заполняла тем, что приходило ей на ум. Она называла это «общим гуманитарным образованием». Однажды рассказала о том, как у нее – она училась в третьем классе – нашли вшей.
– Мне велели идти домой. Громко, перед другими детьми, – вспоминала она. – Все всё узнали. Стали тыкать в меня пальцами. Дразниться. «У нее вши! Вошки, вошки, вошки!»
В другой раз она рассказала мальчикам о своей подруге из штата Мэн, которая разводила альпака и вязала из их шерсти носки. Носки стоили дорого, зато зимой в них не мерзли ноги.
– И всегда оставались сухими, – сообщила она Джеку.
Шел, в свою очередь, научил ее жестам, означающим «альпака» и «носок».
* * *
На уроках истории Джон рассказывал о местах, в которых успел побывать (в Филадельфии, где стоит колокол Свободы, в Диснейленде, в музее мороженого), но чаще всего – биографию своей бывшей девушки.
Она его бросила, и он по ней тосковал.
* * *
Интересней всего проходили уроки биологии. Мэтти проводил их в сарае и, открывая диаграммы на ноутбуке, проецировал их на побеленную стену.
На одном слайде с надписью «Proterospongia» было изображено что-то похожее на трубчатое дерево с ветками, с концов которых на вас смотрели глазные яблоки.
– Эти организмы, – сказал Мэтти, – наглядный пример того, как мог бы выглядеть одноклеточный предок всех живых существ.
Постепенно на занятия начали ходить и остальные. Сперва к Джеку и Шелу присоединился Джуси, затем Рейф, потом Джен и Саки с младенцем. Иногда по утрам собирались все. Я наблюдала за ними через открытую дверь: прилежные ученики, которые ловят каждое слово учителя. Как школяры давно минувших эпох, где-нибудь во Франции, во времена королей-солнц и зеркальных залов, или в Англии до мировых войн.
Как дети, с доверием внимающие рассказу учителя, не сомневаясь, что будущее не готовит им никаких сюрпризов.
Они затаив дыхание рассматривали слайды.
Перед моим взором вставали созданные кем-то картины, поражая четкостью и красотой. Богатство красок, изящество линий. Иллюстрации напоминали полотна художника. Поперечные срезы, древовидные схемы, диаграммы, напоминающие созвездия, лесенки, карты и спирали – и все они рассказывали историю планеты.
Вот, вскоре после образования Луны, появилась вода. А вот Земля три миллиарда лет назад: под ными ветрами океан вздымается тысячефутовыми волнами. Вот в атмосфере появился кислород, произведенный водорослями, что сделало возможным зарождение жизни. Вот движение тектонических плит. Вот шкала, на которой отмечена точка, когда возникли первые организмы, размножавшиеся половым путем.
– Возможно, половое размножение ускорило ход эволюции, – сказал Мэтти.
Слушатели закивали. Даже Джуси.
– Когда появился первый многоклеточный организм? Кто помнит? Восемьсот миллионов лет назад. Пятьсот пятьдесят миллионов лет назад появляются первые… да, Джек, правильно
