Биарриц-сюита - Бронислава Бродская
Женька была такая умная, поминутно задавала разные забавные вопросы. Они с Ланой сразу задали высокую планку: учиться надо хорошо, стараться узнать, как можно больше. Только со спортом ничего не получилось: в рыхловатой Женьке не было ни ловкости, ни пластичности, но она была трогательна. Лана ходила с ней по музеям и выставкам. Михаил усмехнулся: один раз жена взяла четырехлетнюю Женьку на какой-то фестивальный французский, двухчасовой заумный фильм. Ей очень хотелось пойти, а девать ребенка было совершенно некуда. Женя просидела у матери на руках, почти не шевелясь весь сеанс, а вечером, когда Лана восторженно рассказывала ему о картине, Женя скромно сказала, что "ей тоже понравилось". Вот какой у них был ребенок.
А потом Михаил сделал совершенно тоже самое, что и мать: он склонил Женю идти в институт Связи… И она туда пошла, закончила с отличием, и стала инженером. Михаил нахмурился: зачем он это сделал со своей дочерью? Он, ведь, знал, что девочка хочет быть правоведом, журналистом… знал! Она с детства заболела театром, не пропускала ни одной новой постановки, ходила на открытия новых маленьких театров, которые тогда во множестве возникали в Москве. Она не могла, не хотела быть инженером… а он ей тогда говорил: «Жень, я не вечен, надо иметь в руках верную специальность. Ты всегда найдешь инженерную работу, которая будет тебя кормить.» Вот, что он говорил, и мать ему тоже самое говорила, и он стал инженером, хотя вовсе этого не хотел. Мать его убедила, что "сначала надо… а там видно будет… инженер – это, дескать, специальность, а остальное – глупости.» Он послушал маму, а Женя послушала его. Он тогда был рад, что она его послушала, горд, что дочь принесла красный диплом. Да, только диплом этот не понадобился. Конечно, любой опыт неоценим, это так… в философском смысле, а в практическом – Женя просто потеряла время. Работу связиста не искала, сидела дома, а по вечерам ходила в театр с мамой. Проучившись пять лет в институте, она даже никаких друзей там не завела… не ее это были люди.
Каждый Женин День Рождения они праздновали дома, никаких гостей: ни родственников, ни подруг, ни мальчиков. Женя ездила с ними в отпуск, ходила в театры, вечером они обсуждали спектакли. Михаил видел, что что-то с Женей не так. Годы после двадцати побежали быстро, и еще быстрее после 25-ти. Увлечение театром не проходило, наоборот становилось делом жизни. У Жени появилась конкретная мечта, а может даже она всегда этого хотела: стать театральным критиком, обозревателем по культуре в каком-нибудь хорошем издательстве. Женя решила быть журналистом. Инженера из нее не вышло, он был перед дочерью виноват. Дочь не просила ни бриллиантов, ни шуб, она просила дать ей возможность учиться, и Михаил заплатил за весь курс двухгодичной Школы Журналистики для людей с высшим образованием при факультете МГУ. Стоило это около сорока тысяч долларов. Дорого! Понимала ли Женя насколько это для их семьи дорого? И да, и нет. Она знала, что можно за эти деньги купить, но… насколько трудно они папе достаются, Жене не приходило в голову, она, наверное, была уверена, что отец должен заплатить, вообще ей "должен", потому что она его единственная дочь. Михаил и сам был уверен, что "да, должен, да еще как!"
Женя стала жить веселее, увлекалась учебой, новыми друзьями, практиками в журналах, заданиями редакций. Ошибка по выбору профессии была исправлена: Женя стала журналисткой и даже начала работать. Ничего, что все ее первые работы не приносили денег, они ее захватывали, она жила своими рецензиями о премьерах. Ее фамилию узнали. Михаилу казалось, что Женя счастлива: она получила возможность сидеть за компьютером и выражать себя в текстах, которые читали другие люди. Родители не заходили к ней в комнату. Дочь работала.
Но кое-что не изменилось: Женя по-прежнему отдыхала с родителями, и Михаил ей по-прежнему давал деньги на все покупки и на расходы. Его его настораживало. Не потому что, что ему было жаль тратить на Женю деньги. Просто ему бы хотелось, чтобы она, наконец, выросла, перестала быть ребенком, с пухлыми капризными губами, которому мама по-прежнему стирает и готовит. Лану, правда, совершенно не тяготили домашние обязанности. Она бы и не согласилась отвлекать дочь от творчества стирками и готовками. Ее девочка была создана не для прозы жизни. Было еще и другое, о чем Михаил никогда не говорил ни с женой, ни с дочерью. Дочери было под тридцать, но она была одна. Почему? Ответов было много, но ни один не казался исчерпывающим. Михаил вздохнул.
Бортпроводницы в последний раз прошли по салону, собирая мусор. Зажглись надписи о том, что надо пристегнуться, самолет снижался. Скоро Михаил почувствовал легкий толчок. Они сели. Самолет мчался по полосе, постепенно гася скорость. Они подрулили к телескопическому трапу и мысли Михаила переключились на работу. Пассажиры начали вставать и доставать свои вещи. Его группа тоже уже стояла. Вот они вышли в здание аэропорта. Михаил заранее знал, как все будет: клиенты из Кирова, не умея читать ни на одном иностранном языке, пойдут сзади, полагаясь на его опыт. Ну да, правильно они делали. Михаил ориентировался в любом аэропорту: пройти по указателю в багажное отделение, получить чемоданы с карусели, выйти из здания аэропорта, взять такси у стойки, и дать шоферу адрес отеля. Какая уж тут была хитрость. И однако, его собственная жена никогда бы одна не отправилась путешествовать. Она терялась, и ее приходилось практически вести
