Раннее, раннее утро - Павел Вежинов
Следователь умолк. Отец тоже молчал.
— Не знаю, что разглядел он в своей семье, — наконец промолвил он. — Но уверяю вас, что семья у нас самая заурядная.
— Это не совсем так, — возразил следователь. — Насколько я понял, вы женаты вторично…
— Да… Но сын у меня от второго брака…
— И все же — может быть, вы любите дочь больше? И бывали несправедливы к мальчику?
— Нет, нет! — с горячностью воскликнул отец. — Скорее наоборот. Но я никогда ничем этого не показывал…
— Мда! — пожевал губами следователь. — Но дети часто оказываются наблюдательнее взрослых. И так как они обычно помалкивают, мы думаем, что он я ничего не замечают. Но они реагируют по-своему… И иногда как-то по-своему ожесточаются.
— Мальчик ни в чем не испытывал недостатка! — сказал отец уже увереннее.
— У них была общая касса, — сказал следователь. — Но она почти всегда была пуста. Давали ли вы ему деньги на карманные расходы?
Отец задумался, наморщив лоб.
— На карманные расходы дети обычно просят у матери, — сказал он. — В этом отношении я, вообще говоря, был не слишком щедр. Конечно, не из-за скупости. По-моему, не следует давать детям значительные суммы. Деньги портят их.
— А дочери?
— Да, ей я давал больше. Но она уже студентка. Мне неприятно было представлять себе, что кто-то другой будет платить за нее в кондитерской.
— Вы напрасно беспокоились. Теперешняя молодежь не страдает излишней щепетильностью…
— Все же…
— А может быть, вы просто искупали таким образом недостаток внимания к ней?
— Может быть, и так, — уныло ответил отец.
— Как бы то ни было, этот факт вряд ли имеет существенное значение. Ваш сын не мелочен. И вовсе не завистлив… Может быть, он чувствовал себя немного одиноким — отсюда и эта впечатлительность… Может быть…
Следователь вдруг умолк. Взгляд его испытующе остановился на отце.
— Но почему именно я должен разгадывать его? — с горечью промолвил он. — Что в этом толку?.. Вы сами должны его понять. В противном случае вы никогда ему не поможете…
Следователь взглянул на часы и внезапно спросил:
— Хотите повидать его?
— Да, конечно…
— Сомневаюсь, что это будет ему полезно…
— Нет, нет — прошу вас! — взволнованно воскликнул отец.
Следователь нажал кнопку звонка. Его худое, небритое лицо потускнело и стало озабоченным.
— И я хотел спросить вас кое-что, — сказал отец.
— Пожалуйста!
— Их было трое… Считаете ли вы, что все трое виноваты одинаково?
— А вам станет легче, если его вина меньше? — хмуро спросил следователь.
— Но все же…
— В самом преступлении — нет! — сказал следователь. — Но, вообще говоря — да!.. Все трое одинаково виноваты и в то же время одинаково невинны. Вы, наверное, полагаете, что ваш сын стал жертвой посторонней злой воли?
— А вы отвергаете такую возможность?
— Я отвергаю мысль, что ваш сын малодушный дурачок, — сказал следователь, и отец услышал в его голосе нотки раздражения. — А Евгений действительно парень с исключительной волей и характером. В этом и коренится его несчастье. Представьте себе, что за скверный парадокс — несчастье человека в том, что должно быть его гордостью.
— Вероятно, он гораздо старше, — продолжал настаивать отец.
— Да, на два года старше… И держал ребят в личном подчинении, не спорю… Но сваливать на него всю вину, значит, закрывать глаза перед правдой. Каждый из троих пришел к преступлению своим путем.
В комнату вошел молодой человек в спортивной куртке.
— Приведи мальчика, — сказал следователь.
Молодой человек, мрачно оглядев посетителя, вышел.
— Я ему не симпатичен, — заметил отец.
— Разумеется, — сказал следователь. — У него своя теория. По его мнению, в тюрьму надо сажать родителей. Сделать это правилом — за совершенные их детьми преступления… Неплохая идея! Родители бы крепко призадумались…
Следователь говорил шутливым тоном, но глаза его оставались серьезными. Отец не слышал его. Он прислушивался к шагам, которые удалялись и затихали в глубине коридора, а затем к наступившей тишине. Сейчас там, наверное, щелкают замки, скрипят засовы. Вот мальчик встает, в глазах у него — испуг. Выходит, сопровождаемый взглядами оставшихся… Теперь идет по стертым половицам бесконечного коридора… Вот сейчас…
Он услышал шаги, но это были тяжелые размашистые шаги мужчины. Он так и не расслышал за ними тихих шагов мальчика. Вот они ближе, ближе, потом останавливаются. Внезапно дверь открылась, и на пороге появился мальчик. Лицо у него было очень бледное, одежда помята. Короткие волосы свалялись и торчали клинышком надо лбом. За его спиной стоял с хмурым видом человек в спортивной куртке.
Мальчик не заметил отца. Он смотрел на следователя доверчивым и спокойным взглядом.
— Входи, Владимир! — мягко сказал следователь.
Мальчик закрыл за собой дверь и, обернувшись, увидел отца. И сразу же лицо у него неуловимо дрогнуло, губы задрожали, лишь широко открытые глаза застыли как у восковой фигуры.
— А с отцом ты не поздороваешься? — спросил следователь.
Мальчик машинально шагнул вперед. Он видел лишь пожелтелое, окаменевшее от горя лицо. Увидел и слезы, скатившиеся с жесткой щеки. Он остановился. Отец поднял руку и положил ее мальчику на плечо.
Мальчик вдруг резко отшатнулся, повернулся спиной и, скорчившись, как от боли, упал на пол. Мужчины в испуге вскочили. Они не видели закрытого руками лица, а лишь содрогающееся тело. Они попытались поднять его, но судорожно скрюченное тело снова падало на пол. Они не могли понять: плачет мальчик или же бьется в тяжелом нервном припадке. Лица его нельзя было разглядеть.
Следователь выпрямился.
— Выйдите!.. Прошу вас — выйдите!
Отец смотрел на него невидящим взглядом.
— Вы слышите? — нетерпеливо сказал следователь.
Отец послушно направился к стеклянной двери. В коридоре следователь сказал:
— Идите домой!.. И не бойтесь — без вас он успокоится!
Отец отер лицо чистым, тщательно сложенным платком и, не сказав ни слова, медленно побрел по пустынному коридору.
5
На улице уже стемнело, невидимый тихий дождик падал на крыши и тротуары. Изредка мелькали прохожие. Какая-то молодая женщина стояла под балконом со сложенным зонтиком в руке. Блестящая от дождя машина остановилась у тротуара, женщина торопливо просеменила на высоких каблучках и юркнула в распахнувшуюся дверцу. У балкона отец остановился. Машина уже отъехала, ее гладкий верх блеснул под фонарем и растаял в темноте.
Но все это прошло мимо сознания мужчины. Водяные струйки сбегали по его лбу и щекам, но он не замечал их. Он всматривался в себя. Воспоминание было таким ярким, будто все случилось вчера. Допрос вел полицейский в синем мундире, с налитым кровью багровым лицом и круглыми, желтыми, как у птицы,
