Соль неба - Андрей Маркович Максимов

– Замужем ли? – спросил отец Константин, продолжая смотреть строго.

– Нет.

– Была ли?

– Нет.

– Девственница, значит?

Ольга сначала даже не поняла вопроса, а как осознала, о чем спрашивают – захотела закричать на весь Храм: «А ваше какое дело? Разве об этом можно спрашивать?»

Отец Константин смотрел угрюмо, ожидая ответа.

– Нет, – прошептала Ольга. И потом еще раз зачем-то повторила, будто боясь, что ее не услышали: – Нет. – И уж совсем нелепое добавила: – Простите.

– У Бога прощения будешь просить, – произнес отец Константин зло. – Ибо сказано: «Всякий, делающий грех, есть раб греха». Ты рабыня греха, понимаешь ли ты это? Осознаешь ли?

И отец Константин начал говорить про грех и про ужасную Олину жизнь. Он умно говорил, красиво, правильные слова произносил, точные. И оттого речь его особенно била по душе, оставляя на ней кровавые подтеки.

Ольга слушала, опустив голову.

Отец Константин произнес тихо, но властно:

– Ибо сказано: каждому воздается по вере его. Кто верит в свет, тот и живет в свете, а кто в грех только свой верит – тот в грехе существует да и мучается…

Когда сказал он это, Ольга тотчас вспомнила, что привело ее в Храм и что завтра с ней произойдет, не выдержала, прошептала почему-то: «Извините», – и в слезах бросилась вон.

Вылетела из Храма, даже забыв – впервые в жизни! – перекреститься уходя.

Но кто-то схватил ее сильной рукой: отец Тимофей.

– Случилось что? – не поздоровавшись, буднично спросил он.

Ольга молчала.

Отец Тимофей посмотрел на нее своим жестким, пронизывающим, высверливающим душу взглядом.

Потом, ни слова не говоря, пошел, присел на скамейку.

Ольга стояла, не понимая совершенно, что ей делать теперь.

– Грех на тебе – да, есть, – вздохнул отец Тимофей. – А смерти нет. Говорил же тебе: не бойся ничего.

Ольга подошла осторожно, спросила обреченно:

– В каком смысле – нет смерти на мне?

– В том смысле, в каком ты ее боишься. А чего смерти бояться? Забываете всё: нет у Господа мертвых, у Господа все души живые. Будешь ты еще жить, говорю тебе. И любовь свою найдешь.

– То есть сейчас не умру?

Отец Тимофей не отвечал. Сидел, смотрел на бесшумные облака, думал то ли о чем-то своем, то ли об Ольгином, как разберешь?

Ольга помялась на месте и выдавила из себя, стараясь не рыдать:

– Мне сказали, что у меня подозрение на… – Это мерзкое «речное» слово она не смогла произнести, просто выдохнула его как бесшумное облако изо рта, чтобы оно улетело и исчезло. Чтоб хоть слово исчезло. – Завтра будут результаты анализов… Боюсь я. Главное, я ведь верю в то, что смерти нет, а все равно – страшно.

Отец Тимофей чуть подвинулся на скамье, как бы приглашая Олю присесть.

Она села. На батюшку смотреть боялась, тоже глядела на облака, которые поймали два человеческих взгляда, но это, их, конечно, не остановило, они продолжали плыть себе вдаль: облака совершенно не интересовались человеческими взглядами.

– Привычки умирать у людей нету, вот что я тебе скажу. – Отец Тимофей усмехнулся. – А к чему привычки нет – то нас и страшит, верно? Вот ты небось тоже боялась сегодня на исповедь идти… Ну да ладно, тебе все эти умности ни к чему сейчас. – Священник помолчал немного и продолжил: – Когда смерть за душу взяла человека, тогда сразу видать. Тогда человек сквозь себя глядит и сквозь других…

Отец Тимофей еще раз внимательно посмотрел на Ольгу – не для того, конечно, чтобы убедиться в правильности своих слов, а чтобы женщина видела, что он рассматривает ее внимательно, чтобы поверила, успокоилась.

– Нет, – повторил еще раз. – Нет на тебе смерти. А болезнь есть.

– Серьезная?

– Так это смотря по тому, как болеть будешь.

Ольга удивилась:

– А что, можно по-разному болеть?

Отец Тимофей улыбнулся:

– А ты как думала? Если люди живут по-разному, умирают по-разному, болеют, что ли, одинаково? Был такой человек удивительный, митрополит Филарет Дроздов. Давно был-жил, аж в девятнадцатом веке. Прославлен в лике святых. Так вот он как говорил? Ты послушай. «Если думают, что бедствие пришло не путем истины, наказывающей зло и обращающей к добру, то спрашиваю: как же пришло в мир бедствие?..»

– Как же? – непроизвольно спросила Ольга.

Отец Тимофей не обратил внимания на ее вскрик-вопрос и продолжил:

– «Украдкой? Нельзя. Бог всемогущ. По слепому велению сил природы? Нельзя. Ими управляет Бог Премудрый и Всеблагий. Куда ни обращайся с догадками, отовсюду принужден будешь возвратиться к одной неоспоримой истине, что если как-нибудь допущено в мир бедствие, то допущено не иначе, как средство Провидения, наказательное и исправительное, а иногда испытательное– как Истины и Милость Путей Господних».

Отец Тимофей замолчал.

Ольга сидела, думала, ждала продолжения.

Отец Тимофей снова смотрел на тихие облака, которые все тесней сбивались на небе, обещая грозный гром.

– Болезнь – это бедствие для человека, но она-во благо? Так, что ли, получается? – спросила Ольга удивленно.

Отец Тимофей рассмеялся:

– Мир этот – сам по себе благо, и все в этом мире – благо. Мир окружающий неслучайно мир называется, а не война. Правда ведь? Болезнь дается человеку, чтобы вспомнил о суетности сущего и о том, как эту суетность он проживает. – Отец Тимофей поднялся. – А обиду не таи. Ни на кого. Господь нам уроки преподает для учения, а не для озлобления. На себя смотри. Все проблемы и радости мира в тебе. – Отец Тимофей направился в сторону церкви, уже у самых дверей остановился, посмотрел на Ольгу, улыбнулся и произнес веско: – А смерти не бойся. Не видит она пока тебя. Не нужна, значит, ты ей.

Все случилось ровно так, как говорил отец Тимофей. Опухоль оказалась доброкачественной, но поболеть Ольге с месяц пришлось.

После долгого страха перед болезнью смертельной обычный недуг проходил относительно легко.

Как и все люди, Ольга болеть не любила: время хвори она считала напрасно выкинутым, а тут вдруг оказалось, что во время болезни можно читать книги, на которые всегда не хватало времени; смотреть фильмы, которые всегда глядеть было недосуг. Тут и болезнь, обидевшись, видимо, что на нее перестали обращать внимания, начала постепенно и неохотно отступать.

Ольга стала приходить в Храм регулярно: и причащалась, и исповедовалась. Но только отцу Тимофею. Заметив отца Константина, вежливо здоровалась издалека, но близко не подходила. Он тоже кивал и тоже не подходил.

А потом Ольге предложили, как нынче принято говорить – вести проект – в Москве. И даже квартиру для нее снимали – маленькую, зато в центре.

Пришла к отцу Тимофею – попрощаться и благословения