Александр Герцен - Былое и думы (Часть 2)
После бала или гуте заседатель подходит к одной из значительных дам и предлагает высочайше обглоданную косточку, дама в восхищенье. Потом он отправляется к другой, потом к третьей - все в восторге.
Заседатель купил пять персиков, вырезал косточки и осчастливил шесть дам. У кого настоящая? Все подозревают истинность своей косточки...
Тюфяев, после отъезда наследника, приготовлялся, с стесненным сердцем променять пашалык44 на сенаторские кресла - но вышло хуже.
Недели через три почта привезла из 'Петербурга бумаги на имя "управляющего губернией". В канцелярии все переполошилось. Регистратор губернского правления прибежал сказать, что у них получен указ. Правитель дел бросился к Тюфяеву, Тюфяев сказался больным и не поехал в присутствие.
Через час мы узнали, он был отставлен - sans phrase45..
Весь город был рад падению губернатора, управление его имело в себе что-то удушливое, нечистое, затхло-приказное, и, несмотря на то, все-таки гадко было смотреть на ликование чиновников.
Да, не один осел ударил копытом этого раненого вепря. Людская подлость и тут показалась не меньше, как при падении Наполеона, несмотря на разницу диаметров. Все последнее время я. был с ним в открытой ссоре, и он непременно услал бы меня в какой-нибудь заштатный город Кай, если б его не прогнали самого. Я удалялся от него, и мне нечего было менять в моем поведении относительно его. Но другие, вчера снимавшие шляпу, завидя его карету, глядевшие ему в глаза, улыбавшиеся его шпицу, потчевавшие табаком его камердинера, - теперь едва кланялись с ним и кричали во весь голос против беспорядков, которые он делал вместе с ними. Все это старо и до того постоянно повторяется из века в век и везде, что нам следует эту низость при(294)нять за общечеловеческую черту и по крайней мере не удивляться ей.
Явился новый губернатор. Это был человек совершенно в другом роде. Высокий, толстый и рыхло-лимфатический мужчина, лет окало пятидесяти, с приятно улыбающимся лицом и с образованными манерами. Он выражался с необычайной грамматической правильностью, пространно, подробно, с ясностью, которая в состоянии была своей излишностью затемнить простейший предмет. Он был ученик Лицея, товарищ Пушкина, служил в гвардии, покупал новые французские книги, любил беседовать о предметах важных и дал мне книгу Токвиля о демократии в Америке на другой день после приезда.
(Перемена была очень резка. Те же комнаты, та же мебель, а на месте татарского баскака с тунгусской наружностью и сибирскими привычками доктринер, несколько педант, но все же порядочный человек. Новый губернатор был умен, но ум его как-то светил, а не грел, вроде ясного зимнего дня приятного, но от которого плодов не дождешься. К тому же он был страшный формалист - формалист не приказный - а как бы это выразить?., его формализм был второй степени, но столько же скучный, как и все прочие.
Так как новый губернатор был в самом деле женат, губернаторский дом утратил свой ультрахолостой и полигамический характер. Разумеется, это обратило всех советников к советницам; плешивые старики не хвастались победами "насчет клубники", а, напротив, нежно отзывались о завялых, жестко и угловато костлявых или заплывших жиром до невозможности пускать кровь - супругах своих.
Корнилов был назначен за несколько лет перед приездом в Вятку, прямо из семеновских или Измайловских полковников, куда-то гражданским губернатором. Он приехал на воеводство, вовсе не зная дел. Сначала, как все новички, он принялся все читать, вдруг ему попалась бумага из другой губернии, которую он, прочитавши два раза, три раза - не понял.
Он позвал секретаря и дал ему прочесть. Секретарь тоже не мог ясно изложить дела.
- Что же вы сделаете с этой бумагой, - спросил его Корнилов,-если я ее передам в канцелярию? (295)
- Отправлю в третий стол, это по третьему столу.
- Стало быть, столоначальник третьего стола знает, что делать?
- Как же, ваше превосходительство, ему не знать? он седьмой год правит столом.
- Позовите его ко мне.
Пришел столоначальник. Корнилов, отдавая ему бумагу, спросил, что надобно сделать. Столоначальник пробежал наскоро дело и доложил, что-де в казенную палату следует сделать запрос и исправнику предписать.
- Да что предписать?
Столоначальник затруднился и, наконец, признался, что это трудно так рассказать, а что написать легко.
- Вот стул, прошу вас написать ответ.
Столоначальник принялся за перо и, не останавливаясь, бойко настрочил две бумаги.
Губернатор взял их, прочел, прочел раз и два,- ничего понять нельзя.
- Я увидел, - рассказывал он, улыбаясь, - что это действительно был ответ на ту бумагу, - и, благословясь, подписал. Никогда более не было помину об этом деле - бумага была вполне удовлетворительна.
Весть о моем переводе во Владимир пришла перед рождеством - я скоро собрался и пустился в путь.
С вятским обществом я расстался тепло. В этом дальнем городе я нашел двух-трех искренних приятелей между молодыми купцами.
Все хотели наперерыв показать изгнаннику участие и дружбу. Несколько саней провожали меня до первой станции и, сколько я ни защищался, в мою повозку наставили целый груз всяких припасов и вин. - На другой день я приехал в Яранск.
От Яранска дорога идет бесконечными сосновыми лесами. Ночи были лунные и очень морозные, небольшие пошевни неслись по узенькой дороге. Таких лесов я после никогда не видал, они идут таким образом, не прерываясь, до Архангельска, изредка по ним забегают олени в Вятскую губернию. Лес большей частию строевой. Сосны чрезвычайной прямизны шли мимо саней, как солдаты, высокие и покрытые снегом, из-под которого торчали их черные хвои, как щетина, - и заснешь и опять проснешься, а полки сосен все идут быстрыми шагами, стряхивая иной раз снег. Лошадей меняют (296) в маленьких расчищенных местах, домишко, потерянный за деревьями, лошади привязаны к столбу, бубенчики позванивают, два-три черемисских мальчика в шитых рубашках выбегут заспанные, ямщик-вотяк каким-то сиплым альтом поругается с товарищем, покричит "айда", запоет песню в две ноты... и опять сосны, снег - снег, сосны...
При самом выезде из Вятской губернии мне еще пришлось проститься с чиновническим миром, и он pour la cloture46 явился во всем блеске.
Мы остановились у станции, ямщик стал откладывать, высокий мужик показался в сенях и спросил:
- Кто проезжает?
- А тебе что за дело?
- А то дело, что исправник велел узнать, а я рассыльный при земском суде.
- Ну, так ступай же в станционную избу, там моя подорожная.
Мужик ушел и через минуту воротился, говоря ямщику:
- Не давать ему лошадей.
Это было через край. Я соскочил с саней и пошел в избу. Полупьяный исправник сидел на лавке и диктовал полупьяному писарю. На другой лавке в углу сидел или, лучше, лежал человек с скованными ногами и руками. Несколько бутылок, стаканы, табачная зола и кипы бумаг были разбросаны.
- Где исправник? - сказал я громко, входя.
- Исправник здесь, - отвечал мне полупьяный Лазарев, которого я видел в Вятке. При этом он дерзко и грубо уставил на меня глаза - и вдруг бросился ко мне с распростертыми объятиями.
Надобно при этом вспомнить, что после смены Тюфяева чиновники, видя мои довольно хорошие отношения с новым губернатором, начали меня побаиваться.
Я остановил его рукою и спросил очень серьезно:
- Как вы могли велеть, чтоб мне не давали лошадей? что это за вздор на большой дороге останавливать проезжих?
- Да я пошутил, помилуйте - как вам не стыдно сердиться! лошадей, вели лошадей, что ты тут стоишь, (297) разбойник! - закричал он рассыльному. Сделайте одолжение, выкушайте чашку чаю с ромом.
- Покорно благодарю.
- Да нет ли у нас шампанского?.. - Он бросился к бутылкам - все были пусты.
- Что вы тут делаете?
- Следствие-с - вот молодчик-то топором убил отца и сестру родную из-за ссоры да по ревности.
- Так это вы вместе и пируете?
Исправник замялся. Я взглянул на черемиса, он был лет двадцати, ничего свирепого не было в его лице, совершенно восточном, с узенькими сверкающими глазами, с черными волосами.
Все это вместе так было гадко, что я вышел опять на двор. Исправник выбежал вслед за мной, он держал в одной руке рюмку, в другой бутылку рома и приставал ко мне, чтоб я выпил.
Чтобы отвязаться от него, я выпил. Он схватил меня за руку и сказал:
- Виноват, ну, виноват, что делать! но я надеюсь, вы не скажете об этом его превосходительству, не погубите благородного человека.
При этом исправник схватил мою руку и поцеловал ее, повторяя десять раз:
- Ей-богу, не погубите благородного человека. Я с отвращением отдернул руку и сказал ему:
- Да ступайте вы к себе, нужно мне очень рассказывать.
- Да чем же бы мне услужить вам?
- Посмотрите, чтоб поскорее закладывали лошадей.
