Севастопольский камень - Леонид Васильевич Соловьев
— За кого же это? За Чижова?
— За него… — Парень сплюнул. — Дура!
— Ее частное дело, — сказал Михаил чужим голосом.
На этом их разговор закончился. Парень ушел, а Михаил так и остался стоять у паровоза с паклей в руках.
Дома нашел он записку от Клавдии. «Дорогой Миша! — писала она. — Я перед тобой очень, очень виновата. Приходи вечером в сад на танцевальную площадку, нам надо серьезно, очень серьезно поговорить. Обязательно приходи, смотри не забудь». Михаил смял записку, бросил вялым движением в окно. Со всех сторон к ней побежали куры, но, разглядев, опять улеглись в горячей пыли на солнцепеке и закрыли круглые янтарные глаза.
В сад Михаил не пошел. Он все знал, и больше не о чем было ему разговаривать с Клавдией. Знакомая дорога повела его в степь. Солнце накалило голую землю, стоял тяжелый ленивый зной, полусон, тишина, над серыми лысинами холмов струилось марево, поднимался от земли сухой, горячий, сгустившийся за день полынный запах. Михаил повернул с дороги. Мертвая, сожженная солнцем трава зашуршала и захрустела под ногами. Он был теперь один на всей земле, а над ним в пустой синеве повис на распластанных крыльях беркут — один во всем небе. Незаметно опустилось за холмы солнце, озолотило высокие облака, а Михаил все шел и шел, все дальше в степь, сам не зная куда.
…Клавдия обегала все закоулки сада, разыскивая Михаила. Может быть, он где-нибудь задержался? Она присела на скамейку в глухой боковой аллее. Большая липа накрывала ее своей тенью, выше беззвучно плясали в резком электрическом свете мошки и бабочки. Очень тоскливо было смотреть сквозь листву на фонарь. Клавдия опустила глаза. «А если он совсем не придет?» Она подумала вслух и вслух же сама ответила себе: «Если не придет, значит совсем не любит». Она долго сидела, оцепенев, точно бы эта мысль лишила ее жизни. Она не чувствовала в себе волнения — одну пустоту. За день она так устала волноваться, что теперь ей было все равно.
Вдруг она встрепенулась и выпрямилась на скамейке. «Что это со мной? Вот еще новости — совсем раскисла!» Она достала из сумочки пудреницу, круглое зеркальце. Ну, конечно! В письме назначила на танцевальной площадке, а сама ушла куда-то в закоулок! Она пудрилась торопливо. Наверное, давно уже пришел и ждет. Удивляется — почему нет?
Она встала, чтобы идти на площадку, и вдруг увидела тень, выдвинувшуюся из кустов на аллею. Тень была в кепке. Сердце застучало часто и нервно. Клавдия прерывисто вздохнула, но виду не показала — пошла себе потихоньку, будто ничего не заметила. Шаги нагоняли ее. «Нашел и здесь, — подумала она с благодарной нежностью. — Нашел все-таки…»
Ее плеча осторожно коснулась рука. Клавдия остановилась, ждала затаив дыхание, покусывая липовый листок.
— Клавочка!
Это был голос Чижова! Она шагнула вперед, резко выдернув плечо из-под его руки. Чижов забежал сбоку.
— Я думал, вы сегодня не пришли. Нигде нет. Я уж искал, искал…
— Да? — холодно улыбнулась Клавдия. А сама думала в смятении: «Вот еще не хватало! Не дай бог, увидит Мишка!.. Да еще в таком месте… Одних!..»
— Клавочка! — повторил Чижов. Он волновался, потирал руки. От него шел густой запах парикмахерской, волосы гладко и постно зачесаны; новая рубашка в клеточку, новые черные брюки — словом, вид у него был торжественный. — Присядем на минутку.
Он потащил ее к скамейке. Она села неохотно, с одной мыслью: «Поскорее бы… Что ему надо? Вдруг Мишка?..» Вздыхала, вертелась, оглядывалась. Чижов молчал. Клавдия покосилась. Все очень странно.
— Так вот, — начал он. — Дело в следующем… — И опять замялся.
А Клавдия уже догадалась и похолодела в смятении. Только этого не хватало!
— Я очень спешу… — Она привстала, но Чижов схватил ее за руку, удержал на скамейке. Тоскливо замирая, Клавдия подумала: «Сейчас… вот сейчас!..»
Чижов бухнул, как в пруд головой:
— Я на вас жениться хочу.
— О-ох! — застонала Клавдия. У нее даже слезы выступили на глазах, до того ей было нехорошо.
Чижов сильно засопел, потянулся к ней. Она отодвигалась по скамейке все дальше к самому краю.
— Не надо! — торопливо говорила она, перехватывая его руки. — Слышите, говорю же, не надо… Ну, прошу же! Ну что вы! Не надо! — Она вскочила, прижалась к шершавому стволу липы
Электрический свет, пробивая листву, падал на ее шею, на голые руки, покрытые матовым теплым загаром. Чижов недовольно ворочался на скамейке — все шло не так, как он думал, все по-другому, с каким-то вывертом. Он предполагал в Клавдии больше выдержки, деловитости.
— Клавочка, вы, может быть, думаете, я в шутку? Я серьезно.
Клавдия услышала хруст песка и сказала не оборачиваясь:
— Не надо. Не подходите.
— Позвольте, — обидчиво сказал Чижов, дыша ей в спину. — Я ведь не какой-нибудь. Я не какой-нибудь там алиментщик и так и далее. Я вам предлагаю руку и сердце. Вы, кажется, слышали. Русским языком было сказано.
Он уже почуял неладное и встревожился.
Клавдия пожалела его, а себя почувствовала виноватой.
— Я очень извиняюсь, — мягко сказала она. — Очень извиняюсь. Вы не обижайтесь, но я не могу. Очень досадно, что все так вышло. Но я не могу…
Он слушал молча и вдруг вскрикнул, как человек, напуганный спросонья.
— Что? Что?.. То есть как? — забормотал он обрывисто и торопливо, прижав ладони к груди. — Что это «не могу»? А?! Это что такое «не могу»? А?
— О господи! — воскликнула Клавдия с мукой в голосе. — Ну, не могу! Сказала ведь — не могу! Чего же спрашивать! Не могу! Не могу! Не могу!.. — Она быстро пошла по аллее, твердя все время: — Не могу. Сказала ведь! Ах ты, господи! Не могу!..
Чижов нагнал ее, схватил за руку.
— Позвольте!.. Позвольте!.. — Это было как тревожный бред — его бормотание. — Вы когда раздумали? Вы когда?.. Вы почему?.. Позвольте?..
Она остановилась.
— Ну, успокойтесь! Не надо. Я и не думала. — Она развела руками, не находя больше слов. — Я виновата, конечно. Мы танцевали. Но я не знала, что вы так все поймете…
— То есть как не думали? Это как понимать, не думали? Почему не думали? Вопрос — почему?
Клавдия потеряла терпение.
— Я не могу. Я люблю другого. Вот и все. Понятно?
— Другого? — подхватил Чижов. — То есть как? Кого другого?.. А? Это как понимать другого? А?
Он метался перед Клавдией, загораживая аллею, беспорядочно размахивая руками. Все было как дурной сон. У Клавдии заныло в голове.
— Пустите! Ну, пустите! — И, отводя
