Фугу - Михаил Петрович Гаёхо
Думаю, мой маракуйевый, что и в тебе не все так окончательно закостенело и ты меня внутри себя как-то слышишь. Почему нет? Может быть, вместо «думаю» следует сказать «надеюсь»? Или подумать что-нибудь другое? Но думаю все же, что слышишь. То есть, если я с тобой разговариваю, следовательно, ты слышишь. Правильный ход размышлений?
Может быть, все колесики уже давно закрутились бы, но моя красная кнопка закончилась — может, так? Вместо «закончилась» лучше было сказать «сломалась» — сказать или, по крайней мере, — подумать.
Я ведь, наверное, много раз нажимал эту красную кнопку, чтобы сойти с мертвой точки, но результат нулевой, как мы видим.
Может, можно что-то поправить в механизме, а?
Бу-планетянин вроде бы показывал нам устройство с четырьмя кнопками, и я теперь, кажется, понял, зачем могут быть эти кнопки. Я вижу такой пульт и четыре красные кнопки: одна кнопка желтая, другая — синяя, как на светофоре, и еще две красных.
И каждая кнопка давала бы свой откат времени — одна для движения тела (не отменяя ничего кроме), другая — для разговора, третья — для мысли. Ведь мы договорились, что для каждого процесса у нас как бы свое время (вместо «время» лучше сказать «порядок строя»).
Кстати, где он, этот зеленый человечек? Давно я его не видел.
Для отмены мысли — синяя кнопка, потому что правильная мысль лежит в начале всего. Я правильно мыслю?
51
«Кстати, где этот зеленый человечек? — думал Нестор. — Давно я его не видел».
Он стал вспоминать и вспомнил то, что хотел вспомнить.
Что хотел вспомнить, то и вспомнил.
Вспомнил, как зеленый показывал ему то самое устройство с пятью кнопками. Казалось, это было давно, а на самом деле недавно, условно говоря — почти что вчера.
А перед этим он несколько, условно говоря, дней (возможно — часов) шел вместе со всеми путем поперек за белым кроликом. Это Нестор тоже хорошо вспомнил.
Бу-планетянин был одет вполне как человек — в джинсы и куртку с карманами, и был уже не такой маленький и не такой зеленый, как в начале знакомства. От раза к разу он все более становился похож на человека, и в перспективе мог сделаться кем-нибудь вроде Ивана или Бориса. Мешало, что он не собирался отказываться от своего Бу-языка.
А с таким языком трудно представить человека в нормальном рассудке.
Такой язык не доведет ни до Киева, ни до какого другого места.
Так и случилось.
В одном переходе пол был выложен плиткой из полосатого камня. Полоски были темные и светлые, разной толщины. В этом таился соблазн. Если широкую полоску считать буквой Бу, а узкую — буквой Дю, то рисунок на каменных плитах можно было читать словно книгу, и маленький зеленый человечек (который к этому времени уже не был ни маленьким, ни зеленым) принялся с интересом ее читать.
А спутникам своим сказал «до свиданья».
На планете Бу живут самые разные инопланетяне: маленькие зеленые человечки, и синие двухметроворостые, и желтые с круглыми головами, и красные, как вареные раки. Язык Бу для них всех как родной. Им нет большего удовольствия, чем прочитать книгу, одну из тех, которые сами собой возникают в природе, надо только найти ключ для прочтения.
52
Нестор оставил в покое человека в шляпе и пошел.
Пошел, а потом вернулся.
Иногда Нестор оставлял человека в шляпе в покое и отходил, а потом возвращался.
Нестор отходил по прямой, возвращался кругами.
Уходил как бы с целью, а возвращался, не зная зачем.
Он проходил через толпу стоящих фигур, некоторые из которых были как бы из воска, третьи — из марципана, а другие смотрелись иначе. Белый шоколад был сладок на вид, а на ощупь, с закрытыми глазами, — горек. Среди них были знакомые, были незнакомые, а некоторые были ни то ни се. Старухи с розовыми лицами и милиционеры в черном. Маньяки, переходящие лицом в педофилов. С клюковатостью в правой руке, согбенные в коленях и локтях, тем более — в пояснице. А тех, что с желтыми лицами, было больше. Не один, не два, а как минимум три. Минимум, максимум — какая разница. Воск, марципан — не одно ли и то же. Маньяк Бенджамин, он же Борис Михайлович (по четвергам — Бони М). С поднятыми палками зонтиков и зонтиками палок. Один стоял тупо, другой стоял бледно, третий — по-деловому. Правая рука спереди, левая — сзади, в передней руке дубинка, в задней — пистолет-револьвер, на голове фуражка. Но ничего хоть немного похожего на шварную мибру.
Нестор проходил мимо всех, а иногда останавливался.
Иногда над своей головой Нестор слышал знакомый стеклянный звук. Он думал: «Я еще жив», когда слышал.
Но дул ветер, и Нестор начинал сомневаться в том, что думал.
Если педофилов считать вместе с маньяками, то маньяков было больше, чем милиционеров. А старух в черном было больше, чем тех и других, вместе взятых. Хотя Нестор не считал ни других, ни третьих — потому что зачем их было считать. Они были в ярких цветастых платках и таких же платьях. Клюковатые и согбенные, в чем бы они ни были.
Вблизи старух топорик Родион начинал шевелиться в своей петельке, но не мог выйти наружу, потому что сам стоял тут же в своем длинном черном пальто, а в другой раз бывало — голым по пояс, с пером в волосах и в боевой раскраске, каким красовался до того, как получил имя. Наверное, его тоже следовало причислить к маньякам (не к воинам же), и тогда маньяков стало бы значительно больше.
Иногда у Нестора болела нога, он даже прихрамывал в шаге, когда ее ставил. Он думал, когда болело: «Я еще жив». И ждал стеклянного звона.
Иногда среди неподвижных фигур Нестор видел белого кролика — единственное что-то, что могло двигаться в этом странном месте.
53
«Есть женщины в русских селеньях», — думал Нестор заемными, как всегда, словами. Женщин было две (остальные — Лариса, Роза, Рая и разные другие, не все знакомые, но почему-то все с именами, были не в счет — Нестор смотрел на них вскользь и проходил мимо).
А из двух одна скрывалась от взгляда — Нестор искал и не находил в толпе, — а другая, Настя, оказывалась время от времени рядом
