Продолжая движение поездов - Татьяна Дагович
– Ну и какая?
– Та же, что и у остальных, Сусанна. Задача – просто жить. А вот что касается «зачем» – это проще, даже проще, чем ответить на вопрос «зачем мы там». Любопытство. Стремление понять. Познание. Мы есть не только среди людей, но и среди животных, даже среди микроорганизмов – бактерий, вирусов. Мы хотим понять, а для этого нужно побыть.
– Ага. Все понятно. Мы здесь, значит, с научными целями. Изучаем. Для этого меня заслали сюда как агента, а я, стукнувшись головой при посадке, потеряла память! – старалась иронизировать, получалось плохо. Керстин попыток не заметила.
– Нет. Изучать – означает смотреть со стороны. Разбирать по частям. Чтобы изучать, не нужно жить тут. Но мы стремимся познавать. Найти настоящее. Для этого надо быть. И – ты должна понять – никто не посылал тебя сюда. Это твоя воля. Наша – только в той мере, в какой мы все – одно.
– Я не понимаю.
– Отсюда, из этой жизни, понять на самом деле сложно. Мне тоже. Но по-другому нельзя было получить возможность понять эту жизнь. После мы разберемся, Сусанна, после всего. Просто понять, что представляет собой человеческая жизнь, невозможно, если принести с собой свой… лучше всего соответствует слово «опыт». Или память. Если знать, кем и чем ты был до появления на свет, ты проведешь тут совсем другую жизнь, иначе будешь оценивать все, что происходит с тобой. В эту жизнь надо приходить чистыми, и мы приходим чистыми. Мы появляемся и умираем, как люди, а потом пытаемся осмыслить. И только куратор приходит загрязненным, с элементами памяти. Куратор – тот, кто наблюдает за процессом и предотвращает кризисы. Куратор частично сохраняет предыдущий опыт – иначе не сможет контролировать. Но только частично… Куратор – такой же человек, как остальные.
– Хорошо. Понятно. Значит, ты кое-что помнишь, чего не помню или не знаю я. Тогда следующий вопрос – вы… то есть мы – откуда мы пришли? С другой планеты? Кто мы?
– Видишь – следующий глобальный вопрос: «Откуда мы пришли». Им тоже задаются здесь все интеллектуалы, типично для местного понимания жизни. Как и представление, свойственное плотной материи, – Керстин без смущения ущипнула Су за руку, – что жить можно только в гравитационных узлах, полных массы. В замедленном времени. На самом деле есть много разных способов осознанного существования. В каком-то смысле живо почти все. Мне трудно объяснить, откуда мы. Можно сказать «не отсюда», если тебе это поможет. Но я не уверена, что можно сказать «из другого места». Мы тоже связаны с пространством, временем и вселенной, хотя иначе. У меня пока не получается объяснить лучше. Но у меня много свободного времени, и я много думаю об этом – человеческим способом, я ведь человек. Если у меня будет прогресс – я тебе обязательно позвоню.
– Хорошо. Это как раз не так важно, по крайней мере пока. Даже закономерный вопрос – когда за нами прилетит дежурный звездолет – меня пока не слишком интересует. Пока меня интересует жизнь тут. И такой вопрос: кто из наших еще знает, кроме меня и тебя? Только желательно про людей, с бактериями встретимся в другой раз.
Снова попытка шутки, снова Керстин не улыбнулась.
– Некоторые смутно догадываются. Чувствуют себя чужими здесь – ничего не удается поделать с этой ностальгией. Но, может быть, в ней ничего особенного нет, так чувствуют себя здесь многие местные, а те, кто по каким-то причинам остался без биологических родителей, – вдвое чаще.
– Откуда ты знаешь, как чувствуют себя местные? Ты знаешь все? Ты все время показываешь, что знаешь мои мысли лучше меня, – зачем? Откуда ты знаешь, как меня звали в детстве? Вы все знаете, то есть мы, я хотела сказать. Правда, я ничего не знаю…
– Сусанна, я куратор, это, если по-местному говорить, моя обязанность – знать о тебе некоторые вещи. Нет, мы знаем не все. Я знаю, что чувствуют местные, потому что читаю газеты, блоги, книги. Ты тоже это знала бы, если бы задумалась. Если бы мы все знали, мы бы не приходили…
– Ладно, я не хотела задеть тебя. И что, никто ничего не замечает?
– А что замечать-то? Мы растем, стареем и умираем, как все люди. О том, что мы после этого оказываемся дома, никто знать не может, здесь это просто нечем фиксировать. Была пара энтузиастов до Пауля Шурца, с очень странными о нас идеями, но все это несерьезно. А то, что младенцы спонтанно появляются, – кому это интересно? Здесь такой кавардак – никто ничего не знает, особенно во время паники – ребенком больше, ребенком меньше. В большинстве местностей вообще никто не считает… С животными сложнее, они пристальнее следят, кого и где им подкинули.
– Но Шурц все-таки заметил. И находил отличия.
– Ну да, в принципе мы должны оставаться обычными людьми. Но бывает – по человеческим законам, в ответ на стимул – просыпаются нетипичные для людей способности. Особенно если третьи лица намеренно пытаются их вызвать или если один из нас – по ошибке – воспринимает угрозу своей местной жизни как настоящую угрозу себе. Я пытаюсь это блокировать, но справиться сложно, как и с ностальгией. К счастью, такие случаи редки. Так было с тобой и твоими текстами. Надеюсь, я не удивлю тебя, если скажу, что они на самом деле действовали? Хотя не всегда так, как ты планировала. У меня много сил ушло на нейтрализацию последствий… Но это все маргинальные явления.
– О’кей, ладно, я сдаюсь, в том что касается глобальных тем и моей прекрасной космической родины. Но я вот чего не понимаю. Знаешь, в современном мире есть такая чудная вещь – бэби-бокс. Такое окошко, куда можно анонимно положить новорожденного ребенка. Кто у нас заправляет, собственно, подкидыванием? Кто придумал это правило – подкидывать младенцев в леса, а в моем случае – еще и прямо под горящий реактор? Ничего умнее вы придумать не могли?
– Не вы. Ты сама, – мягко поправила ее Керстин. – У нас не бывает принуждения, бывает только свобода. Ты… Это очень трудно объяснить. Правила нет, вообще нет и не может быть никаких правил. Правила – это не наше, это местное. Но тебя, как и многих других, тянуло в лес, потому что он в своей целостности и вместе с тем отдельности каждого организма… не то чтобы мы были похожи на лес, а лес – на нас, но лес кажется нам знакомым пунктом, с которого можно приступить к познанию незнакомого. А почему ты выбрала взрыв – я могу тебя понять… Тогда ты еще не могла знать, какое значение катастрофа имеет для мира людей, ты просто искала точку отсчета в высвободившейся энергии,
